Во власти (не)любви (СИ) - Аваланж Матильда (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
И, как всегда, когда она не волновалась и не переживала, все складывалось как нельзя удачнее. Они с Надин заняли стол в последнем ряду, который с преподавательского места практически не просматривался. Заместитель ректора отметила Джину в своем списке присутствующих, а потом явился Торстон Горанов в светлой рубашке с демократично закатанными рукавами, открывающими красивые мужские руки с покрытыми венами запястьями и аристократичными пальцами. Был он в хорошем расположении духа, улыбался и даже, будто забыв про семинар, начал остроумно рассказывать что-то далекое от русской литературы, вызывая в аудитории симпатию и смех.
Под чарующий и вызывающе сексуальный баритон Горанова веки стали сладко- сладко слипаться, Джина откинулась на спинку стула и тут…
— Я не совсем понял, студиозка Моранте, планируете ли вы порадовать меня ответом на первый вопрос сегодняшнего семинара? — в оглушающей тишине профессор Торстон Горанов повторил свой вопрос. — И да, вас не учили, что при разговоре с преподавателем следует вставать?
Теперь все внимание приковано к ней. Что ж, ей не привыкать!
Девушка без тени смущения поднялась, сложив руки на аппетитной груди, подчеркнутой глубоким вырезом платья. Блестящие темно-каштановые волосы Джина, даже не глядя в зеркало, забрала на затылке так, что над ее головой вертикально торчал большой причудливый пучок, с которым она смахивала то ли на не выспавшуюся балерину, то ли на немного сумасшедшую гейшу. Любая другая девушка с такой прической бы смотрелась нелепо и смешно, Джина Моранте же выглядела стильно, точно вот так небрежно забирать волосы — последний писк моды.
Во взгляде преподавателя было столько холодной строгости, что Джина едва удержалась от кривой ухмылки. Он действительно думает, что она испугается его сурового тона? Что этот глупый семинар хоть что-то значит для нее?
— А какая там тема? — царственно вскинулась Джина. — Я прослушала, профессор.
— Что ж, я повторю свой вопрос, ко для начала потрудитесь снять очки, — отозвался Торстон. — Я предпочитаю видеть глаза своих студиозов.
Пожав плечами, девушка стянула солнечные очки и, положив их на столешницу, воззрилась на профессора золотисто-карими глазами, глубину которых не замутил даже помятый после бессонной ночи вид. Несмотря на то, что она подчинилась приказанию литературного профессора, пусть видит — уважения к нему в ней ни грана.
— В вашем изложении, мисс Моранте, я бы хотел услышать биографию Ивана Бунина, — проговорил Горанов очень медленно, как для умственно отсталой.
Джина поморщилась. Имечко неведомого писателя, биографию которого она, оказывается, должна была подготовить к сегодняшнему занятию и выучить наизусть, было откровенно нелепым и резало слух.
— Иван Бунин? — медленно, будто на чужом языке, повторила девушка, выгнув бровь. — А кто это? Почему, собственно, я должна о нем знать? Заслужил ли этот… Бунин, который давным-давно умер где-то в другой стране, чтобы я тратила на него свое драгоценное время? Вы можете честно ответить мне на этот вопрос, профессор Горанов?
Даже по мимолетному взгляду на Надин Делиль Джина поняла — кузина уже жалеет, что напомнила ей про семинар. Впрочем, от такого наглого ответа многих трепещущих перед язвительным профессором студиозов чуть удар не хватил. Какое же это удовольствие — говорить то, что думаешь, не ощущая волнения или страха! Но мало кому хватит смелости это удовольствие испытать.
Она беззастенчиво разглядывала мужчину, с интересом ожидая его ответа. Выгонит ее из аудитории или примется, брызжа слюной, доказывать, что этот… Бунин — какой-нибудь великий поэт или прозаик? В любом случае, скорее всего, Горанов взбешен — до этого ни один студиоз не решался и слова ему поперек молвить, не то, что высказать прямое неуважение к его предмету, а, значит, и к нему самому.
Но литературный профессор изумил.
— Это имя кажется вам нелепым, не так ли? Какой-то Бунин — смешная, чуждая вашему уху фамилия… — Торстон Горанов подался вперед, и во взгляде его было столько презрения, что это, к ее собственному удивлению, ощутимо укололо Джин.
— Знаете, мисс Моранте, а ведь я совершил ошибку. Вызывая вас к доске, я не учел, что имя Бунина, так же, как и сам величайший русский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе, так же, как и его потрясающее творчество лежит совершенно в иной от вас плоскости. Находится на ином уровне, подняться на который для вас слишком непосильная задача. В принципе, я мог быть снисходителен и сделать персональную скидку, если вы хотя бы попытались. Однако «неудовлетворительно» я вам поставлю не за это… А за напяленные на моем занятии солнцезащитные очки, вульгарное платье и эту неряшливую прическу.
Аудитория испуганно ахнула, а Джина не сдержала удивленной усмешки, потому что это было уже интересно. Она знала, что выглядит потрясающе — даже с этим идиотским пучком на голове и в совершенно не подходящем для учебы клубном платье, сверкающем драгоценными пайетками при каждом ее движении. Но Горанов хотел задеть ее, в отличие от других мужчин выразив полное пренебрежение к ее внешности… И у него, черт побери, это получилось!
Вообще-то неуд, выставленный Торстоном Горановым был подобен смертному приговору, ибо исправление его требовало титанических усилий. Нужно было перечитать кучу сложнейших произведений и ответить ему по содержанию, а так же от руки написать читательский дневник по всей русской критике. В своих наказаниях Горанов был принципиален и по-настоящему жесток, хладнокровно добиваясь от нерадивых студиозов выполнения всех заданий.
Вот только от Джины Моранте он не дождется! Надо срочно что-то ответить, что-то дерзкое, вызывающее, смутить, иначе ей можно засчитывать поражение. А проигрывать она не любит больше всего на свете. Впрочем, нужный ответ пришел на ум сразу.
— To есть, если я оденусь так, как нравится лично вам, вы исправите его на отлично?
— ослепительно улыбнувшись, мурлыкнула Джин.
— Боюсь, мисс Моранте, вам уже ничто не поможет, — не глядя на нее, отчеканил литературный профессор, и уже больше не обращая на девушку и капли внимания, вызвал отвечать биографию Бунина готовившую этот вопрос Роз Бертен, которая с нескрываемой радостью затрусила к доске.
«Что ж, проигрывать нужно уметь» — с досадой подумала Джина, под пристальные взгляды сокурсников опускаясь на свое место, но непреложная истина утешала слабо — проигрывать было противно. Джина всегда смотрела правде в глаза и не могла не понимать, что сегодня Торстон Горанов ее сделал, во всеуслышание объявив ее, во-первых, недалекой, во-вторых, непривлекательной.
А обиднее всего, что напросилась она на это сама.
ГЛАВА 3. Вефриум
— И вдохнул Бог в Адама бессмертную душу, а в Еву не вдохнул, и пошла она по свету без души, а лишь с неким подобием ее, что досталось ей от ребра Адамова. И согрешила недостойная, блудливая, бездуховная женщина и лишила всех нас райской благодати, и прокляла тем поступком весь женский род!
Джин пыталась вникнуть в смысл этих слов, понимая, что это нужно для ее же собственной безопасности — разобраться в том, кто ее окружает, и чего от нее хотят, но получалось с трудом.
Жажда крови, которая ее мучила, пока что была терпимой, но от нее уже саднило горло и кружилась голова, хорошо, что пока только слегка. Сутки в поезде и полдня дороги до Догмы, столицы, которая называлась так же, как и сама республика — за все это время Джин не сделала и глотка крови. Не то, что из живого сосуда, но даже из амфоры. По правде говоря, сейчас она была бы согласна и на амфору с кровью из специализированного донорского магазина, хотя обычно относилась к этим магазинам с презрением, предпочитая «живую» кровь сосуда. Но когда во время одной из остановок Джина, превозмогая гордость, сказала светловолосому догмовцу, что голодна, то в ответ услышала равнодушное «В наши инструкции твоя кормежка не входила».
