Ночью, после нашей потери (ЛП) - Бреннан Сара Риз (бесплатные полные книги txt) 📗
Лиллиана бросилась бежать, ступая босыми ногами по осколкам стекла, имевшим смертельный блеск ножей. Она была слишком слаба, чтобы не причинять себе боли, но все еще была чародейкой Разочарованного дола, правителем Ауримера. Он наблюдал, как на её коже открылись длинные, глубокие красные раны, а затем закрылись так же аккуратно, как двери, оставив только кровавые следы и разбросанные осколки зеркала, словно сланец на пляже. Мать Эша никогда не позволяла себе страдать слишком долго.
Он побежал за ней прямиком к комнате Джареда.
Дверь была открыта. Эш вновь увидел распахнутые окна и разбитые зеркала, которых в комнате Джареда было больше, чем он знал. Осколки покрывали комнату, покрывали кровать, создавая опасный, сияющий серебристый океан.
Джаред извлек урок из попытки Эша: он научился не позволять даже пытаться заговорить с ним кому бы то ни было. Даже когда Лиллиана бросилась к его двери, та захлопнулась с грохотом, отозвавшимся эхом по всему дому. Мать Эша вцепилась в ручку, но дверь не поддалась.
Лиллиана приложила руку к двери, а потом и щеку, будто хотела прижаться своей щекой к щеке Джареда, но ближе подобраться не могла.
— Джаред, — окликнула она. — Джаред, выходи. Это твоя тетя Лиллиана. Я знаю, твоя мама ушла, но я здесь. Я не уйду. Я всегда останусь с тобой, и мне... очень жаль. Джаред, родной, пожалуйста.
Ответа не последовало.
— Что он там делает? — прошептал Эш.
Лиллиана обернулась к нему.
— Он пытается справиться. Это нормально.
— Он чокнутый! — сказал Эш.
— Он разбил несколько зеркал, — сказала его мать. — Он никому не навредил. Не тебе из всех людей его судить. Все это время я думала, что это он убивает девочек, убивает людей в моем городе — в моем городе! Но это были ты и твой отец, подкрадывались и нападали на моих людей, смеялись у меня за спиной.
— Я не смеялся!
— Ты всегда ставил себя выше него, — сказала Лиллиана своему сыну и наследнику. Её голос был холоден, как лед. — Но доказал, что ошибался. Не так ли?
— Это не... — начал Эш, но не произнес вслух «моя вина», потому что знал, это его вина. Он не был жертвой. Ведь нож был у него. — То, как ты говоришь о людях, живущих в Разочарованном доле... думаешь, ты лучше их, прямо как считает отец.
— О, значит, это моя вина? — требовательно спросила его мать. — Я научила тебя убивать? Разве за всю свою жизнь я говорила тебе что-либо подобное?
Она не учила его убивать. Эш не знал, как сказать: «Ты говорила о людях, будто они — скот, и поэтому, когда папа сказал, что их надо убить ради нашей пользы, это казалось разумным».
— Тому, что ты сделал, нет никакого оправдания, — сказала его мать. — Прошу тебя, перестань его искать.
Эш подумал, что оправданий, возможно, и не было, но существовали объяснения: она не должна вести себя так, будто его деяния возникли из ниоткуда, появились лишь по причине его внутренней слабости.
Даже мысленно это прозвучало как оправдание, потому он промолчал.
Мать отвернула от него свое лицо и, подождав некоторое время возле двери Джареда, пошла обратно в свою комнату. Он услышал тихий щелчок, когда её дверь закрылась. Несмотря на то, что звук был таким тихим, он казался полновесной точкой в конце предложения, в конце истории, которую Эш сам себе рассказывал о своей семье.
Эш нагнулся и подобрал у своих ног что-то сверкающее, словно извлеченное из-под земли сокровище. Конечно же, это было не сокровище. Это был огромный осколок зеркала, беспощадно острый. Следует обращаться с ним осторожно, не то порежешься.
Острый серебристый осколок подходил ему не больше, чем золотой нож, который он держал этим утром. Он положил его обратно. Эш не понимал, не позволял себе понять, зачем он его вообще поднял.
Крадучись, он ушел прочь. Вернувшись спустя несколько часов — он всегда возвращался, даже если люди четко давали понять, что больше не ждут его, — и, увидев, что дверь была открыта, Эш неожиданно ощутил прилив надежды.
Джареда в комнате не было. Там была мать Эша, которая лежала, свернувшись калачиком на его кровати, и обнимала подушку. Она плакала в неё, плакала так сильно, что у неё сотрясались плечи, но Эш знал, что подушку она использовала, чтобы заглушить себя. Она не пришла к нему в комнату. Его сочувствие не было желанным.
Он ушел, ступая по зеркальным осколкам настолько тихо, насколько мог. Он прошел мимо окна и увидел на фоне темного неба, прорезавшегося струями дождя, силуэт своего кузена, который стоял в арочном окне их золотой колокольни.
*
Эш много раз выходил под дождь. Во время ливня или в летнюю жару мать с отцом часто брали его на улицу и оба держали его за руки. Они бы стояли и потребляли избыточную силу, смеясь, как реки, танцуя, как ветер. Эш всегда испытывал чувство благодарности к магии за лучшую часть своего детства.
Существовала сила, которую можно получить из всего природного: из ветра в лесу, из шума дождя, из распускающихся листьев в солнечном свете. Они способны были поощрить крайности погоды, помочь создать то, что придало бы им сил, но сейчас все было иначе.
Этот дождь призван магией. Это не подарок природы, а нечто, жестоко вырванное из мира силой чародея. И он стоит силы, от которой не отступится.
Без магии дождь был таким холодным. Эш пронесся по саду и нырнул в колокольню. Он неистово дрожал, пока, спотыкаясь в темноте, взбирался по ступенькам в помещение, где когда-то висели колокола Линбернов.
Дождь был таким сильным, что водный поток бился о стены волнами, проникая внутрь через арочные окна, простирающиеся от пола до потолка. Это напомнило Эшу о разрушениях, которые Джаред устроил в доме. Большие серебряные осколки, казалось, падали из темноты, словно в небе разбивались тысячи зеркал.
Это был дождь, лишь дождь. Джаред не был способен на большее. У него не было источника, а это означало, что у него было не больше сил, чем у Эша. Эш собрался и заставил себя больше не вздрагивать.
— Ты так одинок, что готов обратиться ко мне, — сказал Джаред, выплюнув слово «мне», будто он говорил об Эше, прикасающемся к грязи. — Ты жалок.
— А разве ты не жалок, когда говоришь о себе, будто ты худшее, что могло с кем-нибудь случиться?
— Мог бы стать худшим, что случилось бы с тобой, — сказал Джаред, и это прозвучало как обещание. — Только рискни.
— Я пришел сюда не ругаться с тобой, — сказал Эш. — Я пришел помочь.
И тогда Джаред посмотрел на него. Эш был потрясен выражением его лица — разъяренным недоумением. У него был вид дикого зверя, попавшего в западню, которому никто никогда не предлагал помощь, и он не мог распознать её как нечто иное, чем очередное нападение. Он был похож на животное, которое умрет в этой ловушке.
— Приятно, что тебе меня жалко, — сказал Джаред. Его грудь вздрагивала от глубоких, отчаянных вдохов, будто он был утопающим, которому ненадолго удалось всплыть на поверхность, и он не ждал, что ему удастся это вновь. — Но это бесполезно.
Все его тело было напряженным контуром, балансирующим на самом краю каменного пола. На мгновение Эшу стало страшно. Но Джаред, волосы которого были влажной путаницей золота, просто стоял и настороженно вглядывался в ночь с серебристыми прожилками.
— Ты не можешь мне помочь, — сказал он. — Но не принимай это на свой счет. Никто не может.
Эш отступил на безопасное расстояние. Весь вечер люди либо сами уходят от него, либо его заставляют их оставить, поэтому он не покинул Джареда.
Он присел в дверях колокольни, на верхней ступеньке. Там было сухо. Эш обнимал колени, прижав их к груди, и ждал, когда же прекратится дождь, и Джаред пойдет домой спать.
Похоже, времени это займет много, что даст Эшу достаточно времени для раздумий.
Он не был чокнутым Линберном. Он не действовал импульсивно; его беспокоило все, что он натворил, каждый шаг.
Эш продолжал вспоминать моменты, рассыпавшиеся, как все разбитые зеркала. Анджела, скованная его отцом, представлялась ему принцессой, а он себе — драконом. Вес и тусклое сияние золотого ножа в его руке: его наследие, достояние, оставшееся от всех его предков. Он был рожден в красном и в золоте, как короли рождаются в пурпуре.