Матушка Готель - Подгорный Константин (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
Скоро стало темно и над лесом зажглись звезды, но Готель продолжала идти. Иногда она останавливалась, и луна повисала над её головой светящейся тарелкой, удивляясь своей поздней гостье. А Готель, в свою очередь, следила за звездами, как кружатся они в небе, стоит ей только свернуть вправо или влево, обходя поле или овраг. Через какое-то время она снова садилась на камень, давая отдохнуть ноге, поднимала вверх голову и пытливо созерцала сверкающую бездну над собой, словно надеясь найти в этом божественном изобилии хоть одну причину своего напрасного существования. Она вздохнула и опустила голову; она начала жалеть, что зашла так далеко. Вокруг было темно и тихо. Она видела перед собой лишь черные и неподвижные стволы деревьев, но потом всмотрелась в глубину леса. Ей показалось, как будто одинокий огонек зажегся в темноте. Она подобрала клюку и медленно пошла на этот загадочный свет. Было странно, что свет не становился ярче с каждым её шагом; он словно подзывал её и становился только мягче, когда она к нему приближалась.
Пройдя рощу, Готель вышла к краю поляны. Источником оказался цветок похожий на лилию. Можно было бы сказать, что это и был цветок лилии, если бы только Готель когда-нибудь видела, чтобы лилии светились. Она присела рядом и невольно поднесла к цветку руку. Она чувствовала, как тепло его света пронизывает её тело и приникает прямо в сердце, и греет. Греет, перебирая все его холодные уголки и былые раны, и обволакивает её больную душу, и баюкает её словно ребенка мать, ограждая своё дитя от мирских невзгод. Готель закрыла глаза и очень скоро, окутанная действием цветка и накопленной ночным путешествием усталостью, заснула.
Когда первые лучи солнца коснулись её щеки, она проснулась; осматриваясь и пытаясь восстановить в памяти события минувшей ночи. Она увидела перед собой лилию, но та не излучала никакого света. А потому, еще раз осмотрев цветок, Готель сочла произошедшее за сон и, поднявшись с травы, пошла обратно. Она чувствовала себя прекрасно. Не мучилась вечерними душевными тяготами, и даже отметила себе на будущее, что "полезно иной раз провести ночь на свежем воздухе".
Она была в Лионе уже к полудню и, поднявшись, в итоге, к себе на холм, вдруг остановилась и обернулась назад. "Это невозможно", - мелькнуло у неё в голове. Она вдруг поняла, что взошла наверх, почти до самого дома, ни разу не останавливаясь на передышку.
Два дня Готель провела преследуемая странным ощущением непривычной и необъяснимой легкости. Что бы она ни делала, всё давалось ей легче, чем обычно. Постепенно она приходила к мысли, что началось всё именно после её последней прогулки. Но почему? Ведь не произошло ничего не обычного, если не считать её сна о цветке, излучающем свет, но она видела его утром, и он ничем не отличался от других подобных. "Вот только, - подумала Готель, - как мог он мне присниться, если я прежде его не видела". А это значило, что первый раз она его видела именно в том волшебном состоянии, которое она приняла за сон.
Следующим же утром Готель снова отправилась в лес. Надеялась ли она увидеть чудо? Нет. Скорее, она хотела найти причину своих перемен, ведь если цветок обладал целительной силой, то почему он не излечил её от хромоты.
Уже проходя знакомую рощу, Готель заметила, а вернее не заметила никакого света на её краю. Она даже нашла ту же лилию на том же самом месте, но ничего волшебного в ней не было. Несколько разочаровавшись, что ей пришлось напрасно проделать такой долгий путь, она села на траву. Небо было лазурным и прозрачным, и всё что согревало её сейчас, было лишь яркое солнце, стоящее прямо над головой. "Теперь Изабель нарожает Филиппу наследников, - думала она, закусив в зубах травинку, - если это естественно её не убьет". Она вспомнила несчастную Сибиллу и подумала чего стоит такая жизнь. Ничего. Разменная монета. Готель поднялась, отряхнулась и пошла через рощу. И еще она подумала, что благодаря неведомым, но еще живущим в ней силам, она может заняться чем-то полезным в эти дни, поскольку в отличие от её ночного чуда, жизнь пока не собиралась её покидать. Ей нужно было принести домой воды, а еще зайти к Себастьену за маслом. Но тут она остановилась. Странно, почему она не подумала об этом раньше. О ночном чуде. И почему она решила, что его свет будет необходим днем. Готель развернулась и пошла обратно к цветку.
Она села на прежнее место и терпеливо стала ждать темноты. Еще прежде, чем солнце коснулось края земли, и прежде, чем можно было бы заметить, как лепестки цветка стали источать свет, Готель почувствовала его присутствие у себя в голове. Он буквально захватил всё её сознание, пронесся по её воспоминаниям, детству; он открыл каждую дверцу, взорвал оглушительным фейерверком всякий некогда уснувший замысел, высокое намерение, обычное неожиданное желание глотка свежего воздуха или просто мечту; он прилежно впитывал в себя горечи, боль и потери, вытаскивал из-под слоя лет давно закаменевшие обиды и страхи, и выносил их прочь, а отдавал лишь тепло и ничего больше. А его тепло давало всё: и бесстрастное чувство самообладания, гармонию мысли, души и тела. И очень скоро от такого стихийного, но очень благодатного воздействия Готель закрыла глаза и впала в сон.
Не известно грел ли её цветок на протяжении всей ночи, но проснулась она явно от холода. Лилия дрожала на ветру своими широкими, желтыми лепестками, выглядела хрупкой и даже не представляла собой и намека на ту силу, которую она имела ночью. Готель встала и сразу, буквально увидела изменения; она стала зорче, и все её движения стали легче и гибче, словно прежний, невидимый, тяжкий груз пал с её плеч. Она смотрела на свои руки и не могла тому поверить. Её кожа стала чистой и гладкой, какой была, может быть, лет пятнадцать тому назад. И волосы. Готель вдруг увидела на плечах свои волосы, черные без проседей. Она взглянула на цветок, послушно качающийся под утренним ветерком. "Белeнское чудо", - тихо сказала она, проводя над ним рукой, словно поглаживая, но при этом совершенно не касаясь.
Знал ли еще кто-нибудь о нем? Возможно. Но сейчас голова Готель была занята другими вопросами, которых с каждой секундой становилось только больше. Выздоровела ли она или стала моложе, а если так, то сколько ей теперь приходилось лет? И останется ли она такой? А если да, то как долго, и как в таком случае воспримут её новый образ люди? Возможно, ей пришлось бы уехать в другой город или остаться и дальше вести отшельническую жизнь в Лионе. И еще она подумала, что может ей стоит провести здесь еще одну ночь, потому что не знала, сколько времени еще будет цвести цветок. Однако самый главный вопрос был в том, нужно ли ей это? Ведь еще три дня назад она была готова проститься с этим миром, лишь бы избавить себя от пустого остатка жизни, а теперь это чудо, не то божественное наказание за её греховное желание, настигло её, лишь прибавив времени. Так что же это было, дар или удар свыше?
Не найдя ответа ни на один вопрос, Готель решила пока не продолжать общения с цветком, а вернуться домой, до той поры, как в её голове не станет большей ясности. Входя в Лион, она надела капюшон и опиралась на клюку, словно ей это было всё еще необходимо.
Город не заметил её изменений, хотя Готель всё же решила сменить несколько своих лавок, хозяева которых были не чисты на язык. И никто, вроде бы, не обращал на неё особого внимания, если не считать одного мужчину, которого, как показалось Готель, она встретила у Себастьена, когда приехала в Лион четыре года назад. Каждый раз он смотрел на неё, не отрывая взгляда, пока она шла мимо, что само по себе раньше никогда не было странностью. Её красота в прежние годы и общение с мужчинами всегда была подспорьем в служении Богу. Это давало ей более богатые дары, а церкви, в свою очередь, более щедрые пожертвования; чем если бы у неё было бы одно портное мастерство. Подумав об этом, Готель решила купить кусок материала на новое платье, поскольку от плохого зрения она соскучилась по шитью. А еще она решила, что пришла пора познакомиться с лионским епископом - Жаном де Бельменом, а также заручится его поддержкой. Готель боялась, что не поняв причины в её изменениях, дурной человек не найдет ничего, кроме как объявить её ведьмой или колдуньей. Но, как говорили в городе, епископ "принадлежал душой Богу, а телом Римской империи", которая возложила на него управление Лионом; а потому щедрые пожертвования могли бы прикрыть глаза местной епархии на пустые разговоры и вздор.
