Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Мечтательная Ксенольетта (книги без регистрации полные версии TXT) 📗

Вдоль реки я прошел всего ничего – пару шагов Солнца, – как наткнулся на тропу, наверняка оставленную разумными существами. Впервые за все рассветы мне удалось посидеть на прогретом и сухом камне, а заодно спокойно пообедать все той же черствой лепешкой и ледяной водой с реки.

Плохо, что пришлось сходить с дороги, но лучше заплутать, чем не заметить следы нечисти и попасть в ловушку. Бывало такое, что и деревенские не возвращались из лесу, который с детства знали, как родной дом. А потом их находили совсем недалеко, исхудавшими, обессиленными настолько, что они не могли ходить и кричать. Лес безжалостен к малейшим ошибкам, к любой невнимательности. Однако лес до последнего оставляет шансы на выживание, а нечисть заставляет умирать в муках и без надежды на спасение.

По тропе от реки я быстро вышел к колее и сориентировался по местности. До ночи топтал грязь, а лес все не кончался. Духи мерцали над головой, когда я в последний раз подумал развести костер, но устало брел дальше.

Ночью ветер казался ледяным – пробирался под сырую одежду, пронизывал до костей, сводил их ломотой. Однако временами становилось жарко и хотелось распахнуть плащ. Сухие глаза начали слипаться лишь под утро, когда Охарс были уже не нужны. Я зевал, растирал щеки – гнал сон. Шел вперед, спотыкаясь на каждой кочке, но не позволял себе останавливаться. Мне нужно в город.

С полнолунием они уйдут…

Лес кончался. Темная и яркая зелень листвы сменилась мягкой желтизной тростниковых полей. Поля шумели, кружа голову и оглушая, и я не сразу услышал голоса. Земля ходила ходуном, мешая разглядеть приближающихся.

– Ты куда это пошел? Тебе же сказали: стоять!

Их было трое. Четверо, шестеро…

Я потер глаза, мотнул головой – немного стряхнул сон.

Трое мужиков в кое‑как залатанных плащах, штанах, в грязных рубахах и растоптанных сапогах обступили меня. У каждого кинжал за поясом имелся, а у лысого и бородатого верзилы еще и топорик маленький.

– Три раза повторил, – оправдывался кудрявый человек перед лысым. – А он все идет и идет!

Я молчал, разглядывая их, а они хмуро рассматривали меня. В жизни разбойников не встречал, но сразу понял – они.

– Деньги давай, – подтвердил мои мысли лысый и потеребил пушистую бороду.

Вздох вышел обреченным. Я развел руками, но они так потяжелели, что едва не упал.

– У меня их нет.

– Что, совсем? – опешил тощий фангр, но присмотревшись ко мне внимательно, все же поверил.

– Тогда отдавай, что есть, – не растерялся кудрявый и за сумкой потянулся.

Я попытался удержать ее, но шлейка легко из руки выскользнула. И так хорошо стало… Давно надо было бросить ее где‑нибудь.

– И что это? – донимал все тот же тип, рыская в моих вещах, словно там было, что рассматривать. – Это все, что есть?

Я кивнул. Они не поверили – сумку вытряхнули. Краюха лепешки упала в подсыхающую грязь, бутыль скатилась в ямку. Маленький кусок сыра мужики даже не заметили, и лысый растоптал его. Продолжая стоять по середине дороги в тесном кругу, они держали мою сумку и переглядывались. Я просто ждал. Быстрее бы хоть как‑то все это закончилось.

Вдруг синяя рука фангра показалась из его плаща – вышла наружу через прореху. Пощупала воздух и снова исчезла. Кудрявый поднял ногу, задрал носок, подошва повисла, будто рот разинула. Лысый хмыкнул.

Мужиков осенило.

– Ну, – протянул лысый, бросая сумку на землю. – Сапоги хоть давай.

– Сапоги? – голос тоже едва звучал и, кажется, болело горло.

– Сапоги, сапоги, – закивал фангр.

Я вспомнил о мозолях и понял, что привык к постоянной жгучей боли, даже замечать ее перестал.

– А, да, это с радостью.

Неподалеку лежал валун; метелки тростника поглаживали его поверхность. Я указал на него, спрашивая:

– Я присяду?

Лысый плечами пожал и рукой махнул.

Троица плелась за мной, ни на шаг не отставала. Фангр дышал в затылок. Будто опасаясь позабыть о главном, произнес на ухо:

– И плащ. Плащ не забудь.

– Забирай, – согласился я, с нетерпением развязывая тесемки на груди.

Пальцы путались в них, затягивали узлы, но вскоре непосильную тяжесть с плеч удалось скинуть. Потеплевший к обеду ветерок коснулся разгоряченной кожи, охладил ее. Я присел на камень и, вытянув ноги, закрыл глаза. Хорошо… Вдохнул полной грудью, дрожащей рукой вытер пот со лба и поморщился – ноги разобрала пульсирующая боль.

Мужики опять столпились надо мной. Морщили лбы, смотрели с нескрываемым подозрением. Ждали, когда сапоги отдам. И я стянул. Осторожно, стараясь кожу вместе с ними не снять. Местами она давно спарилась и облезла, местами струпья все же содрались, и следом сразу защипало, запекло. Некоторые мозоли нехорошо вскрылись; кровь пошла грязная. Я поочередно подкинул сапоги разбойникам, вытянул босые ноги и, закрыв глаза, блаженно застонал.

Молчание затянулось, а мужики явно не спешили его нарушать. Я приоткрыл один глаз. Любопытно же, чего не уходят? А они все так же толпились, только теперь не сводили окаменевшего взора с моих ног. И показалось, будто даже погрузились в глубокие мысли. Вспомнили чего?

– Ну, это, – заговорил кудрявый, любовно прижимая сапоги к груди. – Мы пойдем.

Я улыбнулся, как мог, но, кажется, только хуже сделал. Кудрявый понуро голову опустил и побрел к лесу. Фангр и лысый прощаться не стали – молча поплелись вслед за приятелем. А я поморщился… Совсем забыл!

– Погодите! – вытянулся вперед, стараясь ногами не двигать.

Мужики мгновенно остановились и развернулись; у всех троих надежда в глазах застыла.

– А до Заводи далеко? – спросил я.

– Не! – хором отозвались. И лысый первенство взял: – Меньше полушага Солнца!

– Вон, погляди, – подхватил фангр, указывая на горизонт, – пригорок видишь? Вот сразу с него Заводь видна.

– Спасибо!

Они улыбнулись широко и дорогу продолжили гораздо бодрее. Будь силы, я бы посмеялся от души, а так только усмехнулся, стараясь на ноги не смотреть.

Немного отдохнув, поднялся и без спешки захромал дальше. Хотелось пить, но вернуться за бутылью даже в мыслях не мог. Просто дойти до города, а там что‑нибудь придумаю.

– Мужик! Мужик! – кричали позади.

Я оглянулся и прикрыл ладонью глаза. От леса ко мне бежал кудрявый и махал рукой.

– Стой, мужик!

Невольно взгляд опустился на босые ноги, на душе стало сквернее. Неужели догола разденут?

– Стой мужик, – сорвавшимся голосом повторил разбойник.

– Стою! – успокоил я. Будто убежать в состоянии…

Он догнал меня, запыхавшийся, но счастливый. Отдышался, а затем ладонь раскрыл и протянул. На ней лежало четыре медяка и даже поломанная серебрушка.

– На, держи, – с довольной улыбкой прохрипел кудрявый, – последнее наскребли. Купи себе чего‑нибудь поесть в Заводи. И это… извини…

– Да ничего, – я потер лоб, удерживая смех, – бывает.

* * *

Шум и тычки в плечо – первое мгновение, когда я понял, что вижу перед собой город. Каменные стены уходили куда‑то вверх, куда я был не в силах посмотреть. Я поднимал голову, старался разглядеть, где заканчивается высокая стена, но яркое солнце слепило, стена сливалась с небом, а затем все темнело. Тычок повторился, и я повернул голову.

– Слышишь меня? – спросил эльф, вцепившись в плечо.

Его рука весит слишком много…

– Я тебя спрашиваю: с какой целью ты в Заводь Ал’лирты пришел? Эй, парень. Падать не вздумай. Стой, тебе говорю. Ливаль!

Крик резанул по ушам, и я скривился, попробовал отступить, но эльф удержал меня. Кажется, охранник города.

– Пришел и стоял тут, как пьяный, – говорил он подошедшему фангру.

– Так, может, набрался где?

– Нет. Хмелем не несет, а вот больной он – это точно. Зови знахарку, наверное. На целителя у него денег не найдется. На ноги вон глянь.

– Я к Ромиару, – прохрипел я, пытаясь прийти в себя.

– Чего? – эльф склонился ко мне. – Вот дела! Что говорит? Даже я не слышу!