Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Мечтательная Ксенольетта (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
– Не люблю выслушивать оскорбления.
– Наверное, я не смогу тебя понять. За всю мою жизнь меня оскорбляли только две девушки, – он усмехнулся. – Чувствую, мне еще предстоит проникнуться этой несправедливостью.
Только две девушки… Он постоянно сидел взаперти, в доме, где богатство приедается и за пару рассветов.
– Это сложно? – полюбопытствовал я. – Жить взаперти.
– Я думаю, ты и сам знаешь, каково это.
Его вопрос застал врасплох. Еще не осознав его, я понял, что он странно отзывается во мне. Я опустил голову.
– Кейел, твой случай не удивительный для Фадрагоса, – голос исследователя звучал так, словно он извинялся, – но так сложились обстоятельства, что я разглядел его только в Солнечной. На твоем примере. Я стал сторонним наблюдателем за вами и скажу тебе опять же прямо: для меня вы там все идиоты.
Он сложил руки лодочкой и поднес к губам. Ненадолго закрыл желтые глаза, а после сказал мягко:
– Я не принижаю деревенских. Это говорит не мое высокомерие, а моя обида. Ты ведь уже расспрашивал, чем я занимаюсь в гильдии. Ты, как пришел в себя после болезни, каждый рассвет интересуешься исследованиями, будто у тебя имеется масса вопросов ко мне, но ты никак не наберешься смелости задать их. И я сомневаюсь, что тебе мешает страх. Думаю, в нас с тобой корни проблем сидят гораздо глубже. Они где‑то там, – нахмурившись, постучал по лбу. – Тебе с детства говорили, что ты глупый и у тебя… скверные мысли? Это ведь не твои слова. Кто так назвал твои мысли?
– Мне не нравится этот разговор, – вместо ответа признался я.
– Никому не нравится, когда кто‑то расковыривает нарыв. И мне тоже не нравится, Кейел. Они, – Ромиар склонился и вдруг, указав на дверь, перешел на громкий шепот, – свалились мне на голову, когда Луна была в самой силе. Приставили кинжал к горлу и толком ничего не объяснили. Асфи… Эта человечка не стала сразу говорить мне о своих планах, а лишь создала вокруг рой вопросов. Она ушла, а я остался один на один осознавать, насколько это может быть правдой: я – и Вольный. Ты видишь меня? – Выпрямился, вскидывая рогатую голову. – Разве я похож на Вольного?
Я усмехнулся. Мне не удавалось представить себя Вольным, а его и подавно.
Аня
Это все с самого начало было лишь в моих фантазиях.
Замок из песка стоял у лазурного берега моря. Волны накатывали, освежали, умиротворяли, удерживая огонь внутри – стремление к свободе, тягу к выходу за рамки. И замок этот был выше меня, больше, крепче. Мой замок. Волны не могли навредить такой громадине; они лишь питали его влагой, склеивали песчинки. Я жила в этом замке: из одних окон любовалась морем, на котором люди – такие как я, но лучше, – сияли счастьем. Глядя же в другие окна, выходящие на острые скалы, замыкалась в себе и быстро отворачивалась, стремилась забыть, что видела. Кого видела… С детства училась не замечать их. И каждый раз, как кто‑то подводил меня к этому окну и заставлял смотреть на давящую размером и чернотой скалу, злилась, ругала прозревшего и уходила, виня его в нарушении моего спокойствия, придумывая ему ругательства.
Я жила в грезах.
Иногда резалась о подсохшие песчинки, начинала озираться пугливо и задаваться вопросом: какой смысл жизни в этом замке? Ходила по нему, придумывая способ открыть тяжелую дверь, ведущую к морю. Там – на берегу, залитом солнцем, – веселились те, у кого хватило сил и ума открыть дверь своего замка. Они смогли, а я нет.
И тогда я шла посмотреть на другую сторону – взглянуть мельком и быстро‑быстро отвернуться. У острых скал от тяжелого труда гибли другие. Они сами виноваты, что разрушили свой замок вместо того, чтобы аккуратно открывать дверь. О них даже думать не хотелось. Я просто знала, что никогда не стану такой, как они.
А потом мой замок выбросило в пустыню… Он высох. Ветер срывал песчинку одну за другой и смешивал с колким песком под ногами. Как теперь собрать замок и именно из своего песка? Как уберечь стены и склеить их снова? Слез для этого не хватало, а ветер был неумолим. И в этой пустыне все было иначе – ни моря, ни скал… Не осталось и стен.
Однако Фадрагос не просто уничтожил мою уютную фантазию – он мешал создать новую.
– Что же в этом плохого? – спросила я.
Остановилась, выпуская из рук ногу мертвого мсита. Запрокинула голову к ясному небу. Ну и пекло! Вытерла пот, стекающий прямо на глаза, и потрясла воротником рубашки, хоть как‑то охлаждаясь. Дарок не стал ругать за заминку и позволил отдохнуть. Выпрямился во весь рост, красуясь полуголым атлетическим телом, и зацепился пальцами за пояс.
– Мышцы болят? – спросил он, замечая, как я мну плечо и руку до локтя.
Болели не только руки, а все тело. И даже не из‑за тренировок, которые для существа с любой подготовкой не проходили бы легко – васоверги тренировались на износ. Но все сражения мы прекратили еще несколько дней назад, а их заменили тяжелый труд и диета, постепенно подошедшая к полному голоданию.
– Немного, – призналась я.
– Надо будет размять перед ритуалом, – добил меня рогатый изверг. И ответил на мой основной вопрос: – А духи… что в них хорошего, Асфи? Они изнеживают и защищают слабых.
– Они уравнивают, – осторожно заметила, стараясь не разозлить Дарока неосторожными словами. – Это справедливость.
– Какая‑то дерьмовая справедливость у тебя. Уравнивают, – протянул он с ухмылкой и сплюнул на землю. – Слабаков с сильными. Путают они, Асфи. Сила – это же не о размахивании кулачищами. Она у нас внутри, – застучал по груди. – Эта сила позволяет нам править, и это правильно. Вот как было хорошо тогда, когда никто духов не знал? Я тебе рассказывал, как было! И правильно это было! Соггоры мудро правили, и с нами они считались. Никогда нас за дураков не держали.
В эту секунду из‑за дома показались остальные васоверги. Архаг нес на плечах тушу барана, Норкор и Гахсод волокли огромного мсита. Дарок заметил, что я отвлеклась на них. Поморщился, не находя во мне явной поддержки, снова сплюнул и, кивнув на нашу тушу, произнес:
– Потащили дальше. Солнце умирает, а мы еще и половины не перенесли.
Я повела плечами, улыбнулась в ответ на ленивую улыбку Архага и снова ухватилась за толстую ногу мсита.
За прошедшие дни, которые я прожила под одной крышей с «интеллигенцией» васовергов, мне удалось узнать о низшей расе больше, чем за все время скитаний по Фадрагосу. Все эти предубеждения по отношению к ним рушились, прямо как замок из песка, высохший без воды и оказавшийся под сильным ветром.
Они были… простыми? Нет, они оказались сложнее многих других рас, с которыми мне доводилось общаться. При этом с ними было просто, как ни с кем другим. Они были злыми, но добрыми; они были грубыми, но мягкими; их желания были понятными, но сложными для принятия. Эти парадоксы возникали в жизни с ними на каждом шагу. И в итоге быстро утомили… Пришлось признаться самой себе, что я легко поддаюсь предубеждениям и так же, как и остальные, боюсь, когда мой замок, созданный стереотипами, рушится. Как бы мы ни стремились к свободе – когда оказываемся предоставлены сами себе, боимся жизни без рамок. Быть может, еще – ответственности. Или Дарок прав: даже сильные боятся собственных слабостей. И чем слабее существо, тем громче он защищает свой замок.
Васоверги уже не удивляли меня. Но я внимательно впитывала их знания, старалась проникнуться их волнениями, чтобы обрубить в себе желания навязать им правила своей жизни. Эта их жизнь, культура, дом – их замок. И они без чьего‑либо вмешательства сами раз за разом разрушали его до основания. Они жили свободными, не позволяя пепелищу под ногами остывать.
Война васовергов оказалась не так проста, как виделась фадрагосцам, не вникающим в ее суть. Мародеры вновь убивали друг друга – что необычного? Однако услышанные причины войны стали неожиданностью для меня. Васоверги разделились между собой на несколько сторон: одни хотели впустить в свою жизнь духов; вторые, под предводительством Дарока, отвергали эту идею; старый вождь прятался за своими воинами, не мог прекратить вражду, но и не хотел уступать свое место сильнейшему; остальные – мелкие группы, вроде тех, что образовывал Фаррд, просто наживались на междоусобице.
