Личный секретарь младшего принца - Чиркова Вера Андреевна (список книг TXT) 📗
Зато придется утром идти собирать росу… или пока добавить обычной воды? В памяти всплыли наставления монастырского садовника, и сеньорита решительно приказала Млате перестать хлюпать, а лучше поискать дождевой воды.
— А роса не подойдет? — вытаращила глаза служанка.
— Какая роса?! — озадаченно оглянулась на нее сеньорита секретарь.
— Так садовники каждое утро приносят сюда кувшинчик, его высочество велел для вас собирать. Сеньора Анирия потребовала… чтоб ей тоже приносили, говорят, это для кожи полезно.
— Возможно, — не стала спорить Илли, про Анирию ей было неинтересно. — И где эти кувшинчики?
— Так в купальне стоят.
— Неси самый свежий.
Пока девушка поливала уэллин, ей пришла в голову отличная идея. Не будет она сейчас ничем заниматься, пойдет в собственную ванну, понежится как следует в горячей водичке и ляжет отдыхать… Как ни говори, а даже самая удобная карета утомляет, если едешь целый день под прицелом мужских глаз. Особенно настораживают ее взгляды старшего принца, но об этом она как-нибудь спросит его напрямик… и посмотрит на реакцию. Хотя он тот еще жук, умеет притвориться таким простачком и добрячком, что хоть в жилетку ему плачься. А глаза при этом непроницаемые… словно королевская сокровищница.
Следующее утро Иллира встретила в самом радужном настроении. Постель была мягкой и удобной, комнату, выходящую окнами на восток, заливало нежное сияние зари, уэллин источал восхитительный аромат. За ночь он выпил почти всю воду и стал еще зеленее и больше.
Интересно, и до каких пор он может расти? — растерялась Иллира, но тут садовник принес кувшинчик с росой, и девушке не хватило силы воли, чтоб не долить ее в мисочку, ставшую уэллину явно тесноватой.
Решив позже озаботить поиском более просторной посуды служанку, сеньорита надела серое простенькое платьице, которое предназначалось для работы, и отправилась на кухню попросить завтрак.
Кухня была расположена в угловом помещении западного крыла, выходящем окнами на хозяйственный двор и тренировочную площадку. Попасть в нее можно было через любую из двух дверей. Основная, широкая и высокая, располагалась недалеко от черного входа, через который вносили продукты. Вторая, узкая неприметная дверца, вела в столовую для прислуги, и именно через нее Иллира решила пройти, посчитав, что так ближе. Да и не хотелось мешаться под ногами слуг, таскавших в подвал корзины с провизией.
В просторной, удлиненной столовой, где царил длинный, чисто выскобленный дубовый стол, было сумрачно и тихо, и пока Илли шла до двери в кухню, ей отлично был слышен разговор чистивших овощи кухарок, который она не приняла на свой счет, пока не расслышала собственного имени.
— Говорят, сеньоре-то донесли… вот она и забегала.
— А как не забегаешь, ежели сеньора из-под носа уводят?!
— Враки это все. Сеньорита Иллира — не такая девушка, чтоб юбкой крутить. Да и работает она не покладая рук, даже кушать не ходит.
— Ну при чем тут работа, сама посуди, Омита! Каждой девушке любви хочется, тепла… ласки мужской! Что ж, она неживая, что ли!
— Да за ней капитан вьюном вьется, зачем ей наше высочество!
— Затем, что высочество с нее глаз не сводит… мне уж точно доложили.
— Да и что с того?! А вот подкатится к сеньоре под бочок — и забудет… как глазки строил, пока в походе был. Кому неизвестно, в походе все воины женихи!
— А я вам говорю, Иллира ваша сеньору выживет! Вот скоро в новый поход собираются… сеньора в окошко выть останется, а сеньориту он снова с собой берет. Тогда и посмотрим, кем она вернется!
Стараясь ступать тихо, как мышка, Илли выскочила из столовой и стремглав помчалась на второй этаж, моля всех духов, чтоб никто из слуг не понял, откуда это она так мчится.
Добежав до своих покоев, Илли трясущимися руками отперла двери, проскользнула внутрь и снова заперла, потом таким же образом перебралась в спальню. И только тут рухнула прямо на ковер и зарыдала, закрыв лицо руками.
Душу рвала горькая обида на несправедливые слова всезнающих женщин, на проклятых лазутчиков, из-за которых все и завертелось, на принца, давшего пищу сплетням, и даже на капитана, обещавшего прикрывать ее и отступившего в тень.
Она не задумывалась, почему слова и намеки, которые давным-давно привыкла не воспринимать как нечто, заслуживающее внимания, вдруг стали острыми ножами, больно впивающимися в сердце. Возможно, это накатила расплата за тот страх и оцепенение, которые она приказала сама себе выкинуть из головы той ночью, когда ей казалось, что еще секунда — и они закувыркаются ломающей кости кучей вниз по склону, а может, просто события всех последних дней наконец переполнились последней каплей…
А может, даже не дней, а нестерпимо долгих, наполненных тревогой и ожиданием лет, прошедших с той ночи, когда она решилась на самый важный в ее жизни поступок… на тайну, про которую она не должна не только говорить и думать, но даже вспоминать?!
Да откуда им знать, этим рассудительным всезнающим кухаркам, что она строго-настрого запретила себе даже мечтать о любви, о нежных теплых руках человека, который прижмет ее к себе так же крепко, как прижимал в тот раз принц, и скажет что-то очень важное…
Такое, чего ей никак нельзя слушать, пока не пройдет последний срок, ради которого она заперла свое сердце на сто замков и поставила перед собой такие задачи, какие ставит себе далеко не каждый мужчина.
Девушка всхлипнула в последний раз, тяжело поднялась с пола и побрела умываться. Хорошо, что у нее есть пара кувшинчиков холодной росы, она точно должна вернее простой воды скрыть следы неожиданных слез.
Нет, нужно бдительнее следить за своим настроением, ну вот с чего она так расстроилась из-за обычной болтовни служанок?! — постановила Илли, разглядывая в зеркале припудренный носик, а то недолго и истеричкой стать. А она пока не имеет ни желания, ни права на слабость.
Его высочество был зол. Не сердился или злобился, не обижался и не гневался. Намного больше. Его просто переполняло от кончиков пальцев и до макушки неумолимое, яростное, желчное зло. И что злило больше всего, так это то, что злиться было не на кого, кроме как на самого себя.
Ну не на мать же обижаться и не на отца? Они сделали все так, как считали нужным, и действительно старались ему угодить. И за это говорит опыт его трех первых временных союзов. Он был доволен своими фаворитками, они были довольны им. Первые две даже печалились, расставаясь с ним, но уходили сами, прельщенные перспективами предстоящего брака. Как он теперь понимает, эти браки с достойными и вполне молодыми третьими и четвертыми сыновьями знатных, но обедневших семейств устраивались именно ее величеством для поддержки преданных воинов и придворных должностных лиц. И все складывалось по обоюдному согласию, и женихи знали про невесту все и видели ее на балах, и фаворитки имели возможность познакомиться с претендентами и сказать «да» или «нет».
Все всё понимали, и все были довольны. И эта система прекрасно себя оправдывала и на нем, и на его братьях, и на десятках молодых, горячих сеньоров, позволяя леодийской знати не скатиться в пучину бурного разврата, царящего при дворе короля Блансии, или дойти до откровенной продажи женских ласк в веселых домах, как в сытом герцогстве Дирлиндском. А бесприданницам, не обладающим никакими особыми способностями или редкой красотой, получить обеспеченную жизнь и достойного мужа.
Но вот теперь в его жизни все вдруг разладилось, и виной всему он сам. Вот зачем он поторопился, пошел на поводу у событий, не отложил выбор на неделю, когда званый обед для претендентов на фаворитку состоится в королевском дворце?! Как раз к тому времени немного определился бы со своими желаниями и ощущениями…
Кандирд сердито стукнул кулаком по подлокотнику и зло сморщился, удар отозвался тянущей болью в заживающем боку.
— Вот ты где, — весело произнес за спиной голос Бенгальда, и старший брат вошел в оружейную комнату. Прошагал к стоящему у окна столу, на котором сиротливо стыл завтрак, сел напротив Кандирда, пристально присмотрелся к его лицу. — Что случилось?
