Серые земли-2 (СИ) - Демина Карина (читать книги онлайн без .TXT) 📗
Только думалось не о холоде, но о девушке, которая сидела на полу, поджавши ноги.
Платье белое, в розанах.
Плечи голые.
Руки на груди скрестила, волосы волною легли, уже не золотые — белые, инеем припорошенные.
— Настя… — Яська как?то сразу поняла, что сестрица мертва.
Но понять — одно, а вот поверить… ведь сегодня еще Настька наряжалась, готовилась, что ко свадьбе своей, что к поездке этой… и говорила про наряды, что про подарки жениховы… и жизнь себе придумала счастливую, до самой старости счастливую… а теперь вот сидит тут… красивая, до того красивая, что глядеть больно… и взгляд не отвесть.
Яська глядела.
Вглядывалась в родное лицо, звала, гладила волосы, и вправду заледенелые. Не только волосы, она сама, Настасья, вся была будто бы изо льда вылепленная.
Глава 12. О людях и нелюдях
— Я не помню, как ушла оттуда… и почему меня отпустили… точнее, теперь знаю. Было ее время, а потому никто не смел выйти из своей комнаты… и думали, что я тоже не выйду… а я вот… — Яська погладила себя по плечам, и Евдокия не удержалась, обняла ее.
Что еще она могла сделать?
— Тогда?то я не понимала, как мне повезло… она занята была, а эти… я из дома выбиралась не тем ходом, которым меня привели, а через кухню. Помню уже, что очнулась перед дверью… и запах гнилой картошки, такой, знаешь, осклизлой, которую и свиньям не кидают… а тут вот… и шаги… и я в первую дверь шмыгнула, а там лестница… я и по ней… бегом кинулась… а дверь скрипит. Слышу, что идет кто?то, неспешно так… — Яську передернуло. — Я бегом… коридор, подземелье какое?то… каморки… в одной я и спряталась.
Яська боялась дышать.
Она прижималась к холодной осклизлой стене, поросшей плесенью. Плесень эта слабо светилась жутким зеленоватым светом, и Яська старалась не думать о том, что будет, если ее найдут.
Она свернулась калачиком в самом темном углу, накрыла голову руками и повторяла про себя:
— Меня здесь нет… меня здесь нет…
По коридору скользили всполохи пламени, обыкновенного, рыжего… и тень, показавшаяся Яське ужасною. Отчего? Она не знала.
Тень замерла на мгновенье рядом с ее убежищем, и сердце Яськино оборвалось: вот сейчас найдут и конец ей придет. Но тень дрогнула и дальше двинулась.
Недалеко.
— Доброй ночи тебе, дорогой кузен… — этот женский голос был мягок, что бархат. Но от звука его Яська едва не сомлела.
— И вам доброй, дорогая кузина, — мужской же, отвечавший, показался хриплым, надсаженным. — Премного рад видеть вас в моей обители… жаль, что не могу назвать себя гостеприимным хозяином, но сие происходит единственно в силу обстоятельств непреодолимой силы…
— Силы… — насмешливо повторила женщина. — Гляжу, силы у тебя еще остались. К чему упрямишься, Владислав? Ты же знаешь, что все одно будет по — моему.
— Нет.
— Гонор не дает тебе склонить голову перед женщиной?
— Перед колдовкой.
— А сам?то ты кто?
— Человек.
— Владислав, не смеши… человек… — она все же рассмеялась, и звук этого смеха был невыносим. Яська зажала уши руками, съежилась, мечтая лишь об одном — чтобы замолчала та, ужасная, колдовка.
Ушла.
— Все, приключившееся со мной, есть обстоятельства, — спокойно отвечал мужчина. — Но человеком я остаюсь по собственной воле и выбору.
— Дурак.
А теперь она злилась, и злость ее было сносить не менее тяжко, чем смех.
— Быть может, дорогая кузина, но снова то — лишь мой выбор, за который я в ответе…
— Владислав, — женщина не привыкла уступать, и верно, сюда являлась не в первый раз. — Сколько ты еще протянешь? Месяц? Другой? Год, быть может, но и твои силы не бесконечны… и что дальше? Что ждет тебя?
— Смерть.
— Ты не боишься?
— Нет.
— Исчезнуть, стать прахом, будто бы тебя и не было…
— Я был, дорогая кузина. И я есть. И в том состоит различие меж нами. Мне бесконечно жаль, что жизнь вынудила вас свернуть на темные пути, но вы еще способны остановиться…
— Не способна, Владислав, — а печаль ее была короткою, что первый снег. Мелькнула в голосе и истаяла. — Увы, не способна… да и нет у меня желания… я заслужила…
— Не могу с вами не согласиться, дорогая кузина, вы заслужили все то, что произойдет с вами, — теперь голос Владислава был слаб, у Яськи едва — едва получалось расслышать, что говорит он.
И звук пощечины заглушил слова.
— Я — не моя матушка… меня наше родство не остановит, Владислав, ежели ты на него надеялся. Ты или станешь моим, или умрешь здесь. Но… мне бы не хотелось становиться причиной твоей смерти, а потому, умоляю, подумай еще раз… хорошенько подумай. Я тебе даже свечу оставлю, чтоб думалось легче.
Сказала и ушла, на сей раз быстро, будто убегая, а может, и вправду убегая, кто их, колдовок, разберет… Яська из своего убежища высунулась не сразу.
Страшно было.
И любопытно.
И поначалу любопытство со страхом боролось, а после победило.
Не только в любопытстве дело, а еще в том, что, ежели этот Владислав пленник, как и сама Яська, то надобно помочь ему. Глядишь, он после и Яське поможет.
Шла на свет, благо, недалеко пришлось.
Дверь была открыта, и стоило тронуть ее, как Яська поняла причину: железо проржавело насквозь. Тронь такое и рассыплется. Солома сгнила. Пахло нечистотами и еще, пожалуй, мертвечиной, но запах этот не отвратил.
Яська решительно шагнула за порог.
Камера. Ей не случалось прежде видать камер, но эта ужаснула. Каменный мешок, в котором едва — едва как развернуться. Воздух тяжелый, спертый.
Цепи на стене, и не ржавые, что дверь, а новенькие, блестят — сияют. Человек на цепях повис. Показалось даже, что не дышит, но нет, Яська пригляделась — ходят впалые бока, и шкура едва — едва не рвется на острых ребрах.
Волосы темные повисли, закрывая лицо пленника.
И даже когда хватило у него сил голову поднять, то Яська увидела, что лицо это — бело, мертвенно даже…
— Не кричи, — попросила она. — Я тебе помочь хочу…
Только как?
Этакие цепи она не снимет, и замки на них — не чета тому, который на дверях в ее комнатушку стоял. Не управится…
Он прикрыл глаза.
Ничего не ответил. Верно, сил говорить не осталось.
И как ей быть? Уйти, пока саму ее туточки не поймали? Самое оно верное, да только неправильно это как?то живого человека на лютую погибель оставлять.
Губы пленника дрогнули.
— Пить… — Яська скорей прочитала это, нежели услышала, до того слаб стал его голос.
Пить?
А у нее с собою воды нет… да только в камере стол вон поставлен, сразу видно, сверху принесли его, потому как стол солидный, огроменный, с птицами на крышке и бронзовыми харями по бокам. На столе и подсвечник со свечою стоит, и кувшин с высоким горлом… и даже кубок огроменный, как поднять, до краев наполненный красным вином.
Тогда?то Яська подумала, что это вино.
И кубок подняла.
Поднесла к губам пленника.
— Пей, — сказала она, надеясь, что сил у него хватит.
Высоко он висел, и стоять с кубком на вытянутых руках было несподручно, тяжел все?таки… и Яська сама не знала, сколько простоит.
Пленник же вздрогнул и потянулся.
Зазвенели цепи.
Яська слышала, как он пьет, глоток за глотком, от каждого — тощее, иссушенное тело его содрогалось… а потом вдруг цепь лопнула, звонко так, будто бы и не цепью была, но волосом конским. И кубок из рук вырвали.
Тогда?то Яська и поняла, что человек этот, быть может, и не человек вовсе… да только поздно… она попятилась, не спуская взгляду с него, все еще распятого на стене, но припавшего к кубку, пившего жадно… и темные струйки вина текли по его шее, по обнаженной груди.
Кубок опустел.
И был отброшен в угол. А пленник потянулся, аккурат, что кошак на солнцепеке, а после вдруг сжался комком, цепи разрывая. Они же, еще недавно казавшиеся Яське неодолимым препятствием, сами рассыпались, летели обрывками заговоренного железа на пол.