Кровоточащие сердца (ЛП) - Хамм Эмма (читать книги полностью TXT, FB2) 📗

— Я слышу, как мысли крутятся в твоей голове, — пробормотал он. — Почему ты так волнуешься? У нас только что была самая замечательная ночь. Да, я не боюсь назвать ее чудесной. И все же я понятия не имею, почему твое сердце так колотится, будто я сделал что-то не так.

— Ты не сделал ничего плохого, — поправила она. — Я просто не привыкла просыпаться с герцогом в своей постели.

— На самом деле ты просыпаешься в постели герцога, — он заерзал под одеялом, будто устраиваясь поудобнее. — Моя кровать значительно лучше твоей.

— О, у меня такое чувство, что это было сделано намеренно, — он вполне мог сделать ее комнату самой ужасной, просто чтобы быстрее затащить ее в свою постель. — Может, я хотела спать на удобном матраце после мучений на твердом полу.

— Я не заставлял тебя спать на полу, — ответил он, посмеиваясь. — Хотя я признаю, что та кровать была в комнате для прислуги, и она была не очень хорошей. Но я думал, что все вы из религии не думаете о своем удобстве. Я еще не встречал священника, который признался бы, что предпочитает пух соломе.

— Это потому, что священники хотят чувствовать немного боли, чтобы быть ближе к своему Богу, — она закатила глаза. — Я никогда не верила ни во что из этого. Не тогда, когда моя мать уже рассказала мне сотню вещей о мире, которые, по утверждению Церкви, не соответствуют действительности.

Она никогда ни с кем не говорила о своей матери. Даже ее сестры понятия не имели, что Мэв помнила свою мать, когда они своих — нет.

Статус дочери ведьмы все усложнял. Ее мать была хорошей женщиной, но занятия темными искусствами привели к тому, что весь город набросился на нее с вилами. Мэв до сих пор помнила свет факелов, идущих по тропинке к их домику в лесу. Слишком много людей, чтобы ее мать могла их заколдовать.

— Верно, — пробормотал Мартин. — Я забыл, ты, должно быть, выросла в окружении сверхъестественных сил. Или, по крайней мере, того, кто принимал компанию сверхъестественных существ.

— Моя мать любила всех, кто отличался от других. От тех, кто был рожден для магической жизни, до тех, кто был изуродован и изгнан, — Мэв тяжело сглотнула. Она ненавидела говорить о подобных вещах, но она понимала, что об этом нужно рассказать. Ей отчаянно хотелось, чтобы кто-нибудь услышал истории о том, как она выросла, и не подумал, что она поступала неправильно.

— Какой ведьмой была твоя мать? — его взгляд обратился к ней, и она знала, что он понимал ее нужду. — Знаешь, я встречал довольно много ведьм в своей жизни. В сверхъестественных обществах так много людей, но я всегда считал ведьм самыми загадочными. У них особая атмосфера. Может, это сила, может, они не хотят, чтобы кто-нибудь знал, о чем они думают. Понятия не имею.

— Это волшебство, — ответила она с мягкой улыбкой на лице. — Я помню, что у моей мамы тоже было такое. Все переставали говорить, когда она входила в комнату.

— Значит, одна из темных ведьм.

— О, конечно. Она практиковала черную магию, а иногда и магию крови, когда хотела вытащить нужный гримуар, — по рукам Мэв побежали мурашки, и она потерла их. — Она пыталась учить меня, но духи напугали меня. Мне не нравилось знать, о чем думают мертвые.

— Не думаю, что кто-то хочет это знать, моя дорогая. Мертвые ужасны. Говорю из опыта.

Ах, конечно. Он также знал более чем достаточно о мертвых. Учитывая, что он…

— Ты мертв? — спросила она. — Я знаю, что это, наверное, грубо спрашивать, но мне любопытно узнать ответ. Так много людей утверждают, что вампиры восстают из нечестивой могилы.

Он рассмеялся, и этот звук был наполнен счастьем от того, что она, возможно, хотела узнать больше о его роде.

— Нет, я не умер. Я предполагаю, что правильный термин — нежить, учитывая, что мы должны умереть, чтобы стать вампиром. Но мы недолго остаемся мертвыми. Я не видел загробной жизни или света в конце туннеля, если интересно.

Ей не было интересно. Она не хотела знать, что ждет ее в конце.

— Как это произошло? — вот. Это она хотела знать, и хотя было бы грубо спрашивать вампира, как он изменился, она хотела кое-что узнать.

— Секрет за секрет? — спросил он.

— Да.

— Мой отец был хорошим человеком, но он был и наивным человеком. Он думал, что независимо от того, что другие люди говорили о вампирах, эти существа должны быть способны к человеческим эмоциям и мышлению. Поэтому, когда он пригласил на ужин целое семейство вампиров, он был удивлен, обнаружив, что был прав, — Мартин водил рукой по одеялу, пока не сжал ее пальцы. — Чего он не ожидал, так это того, что вампиры играют в игру.

Она ждала, что он продолжит, но он не стал. Вместо этого он смотрел в темноту, будто он перенесся в тот момент, когда погибло так много членов его семьи.

— Игра? — повторила она. — Как игра, в которую ты играл со мной?

— О, нет. Они не хотели узнавать о нас. Они хотели поиграть со своей едой несколько ночей и пожить в роскоши, пока не решат, что пора переезжать в следующий город. Я помню полы, скользкие от крови, будто они выпустили реку из горла древнего зверя. Я помню крики отца и как он кричал, чтобы я вышел из комнаты, — Мартин покачал головой. — Я этого не сделал. Я видел, как все они погибли от рук настоящих охотников, и когда последний пришел ко мне, он сказал, что я буду жить с этой памятью тысячи лет.

— Он обратил тебя, — прошептала она. — Он превратил тебя в существо, подобное ему, только потому, что ты видел, что они сделали?

— И потому, что я не вздрогнул, — поправил Мартин. — Ни один звук не сорвался с моих губ, и я даже не плакал и не пытался их остановить. Я видел, как вся моя семья умирала у меня на глазах, немного их крови было на моих ботинках, но я не пытался их остановить.

— Ты был всего лишь мальчиком, — ответила она. Она не могла представить, чтобы ребенок пытался помешать этому случиться. Резня превратила бы любого в камень.

— Нет. Я был таким, каким ты видишь меня сейчас. Вампиры не стареют, моя дорогая. Я был человеком, который был на войне и вернулся. Но я не пытался помочь, — его глаза расширились, и он продолжал безучастно смотреть в потолок. — Я до сих пор не знаю, почему я не двигался. В тот момент эта мысль даже не приходила мне в голову, и это был не первый раз, когда я видел, как умирают люди.

Мэв знала этот взгляд. У него было выражение лица человека, который все еще боролся со своими мыслями. Он боролся с этой памятью о себе, с надеждой, что при других обстоятельствах он был бы лучше. Хотя она предполагала, что было трудно чувствовать вину, когда все эти решения привели его к бессмертию и немалой силе.

Она сжала его руку и присоединилась к нему, глядя в потолок.

— Когда мою мать сжигали на костре, она поклялась небесами и адом, что ее дочь станет чем-то более темным, чем она когда-либо вызывала из глубины теней. Вот почему Церковь взяла меня. Люди из нашей деревни услышали проклятие, которое моя мать бросила в ночь, и они сказали, что я стану демоном. Или хуже.

— Что может быть хуже демона?

Мэв пожала плечами.

— Не знаю. Я сама ничего хуже не встречала, но, может, они думали, что я превращусь в дракона и сожгу их деревню. Это были недалекие люди, которые отдали невинную девушку на месяцы пыток.

Затем он наклонил голову, его глаза горели гневом.

— Тебя пытали?

— Экзорцизм. Связывание, чтобы сохранить мою душу в моем теле. Бесчисленные часы мучений в надежде, что они смогут превратить меня в образ маленькой девочки, с которой они были согласны, — Мэв попыталась улыбнуться, но выражение ее лица дрожало. — Однако они не забрали то, что было мной. Я не чувствовала никакой боли. Я страдала эмоционально, когда они затащили еще одну девушку и еще одну в камеру со мной. Они думали создать армию ведьм, которые не смогли бы противостоять длинным рукам церкви.

— Удалось? — спросил он, хотя она видела, что он уже знает ответ.

— Нет, — ответила она. — Все, что они сделали, это разозлили трех маленьких девочек, которые выросли и стали очень сильными женщинами. Я так горжусь своими сестрами за то, какие они сейчас. Опытная воровка, которая может украсть что угодно. Молодая женщина, которая следовала за трудами монахинь, но только потому, что хочет быть врачом и лечить людей. Это прекрасные души, и я сделаю все, чтобы сохранить эту невинность.