Северный волк (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
Все же коболы лучше людей. Не пристают с расспросами, не лезут с причитаниями, не требуют указаний. Просто делают свое дело. Тихо, расторопно, осмысленно.
Пока я бегала в кабинет за лечебным амулетом длительного действия, коболы отвели хозяина в купальню. Я хотела, чтобы горячая вода помогла ему расслабиться, сняла напряжение после двух дней сложного пути. Натруженные мышцы ныли, усиливая боль от заклятия ловушки. Он не жаловался, нет. Поначалу я удивлялась его стойкости, чувствуя изменения дара. Потом поняла, что у него не было сил на жалобы и стоны. Спустившись вслед за Эдвином, увидела, как он осторожно снимает заплечную сумку. На вид тяжелую. Поспешив ему на помощь, с удивлением поняла, что с самого момента ранения виконта ни разу не задалась вопросом, удалось ли ему выкрасть карту. Артефакт для меня будто не существовал, мысли занимал только Эдвин.
Ты хоть забрал карту даров? - поставив сумку у стены,шепотом спросила я.
Да, забрал, - тихо ответил он.
Его пальцы дрожали от слабости, а голос звучал тихо и сипло. Эдвин давно признался, что у него невыносимо болела голова, и попросил избегать громких звуков.
Я принесла лечебный артефакт, - прошептала я. - Он такойже, как одноразовые. Без обезболивающего, только поддерживающие и укрепляющие заклинания.
Он протянул открытую ладонь. Черный агат в золоте оправы и без того казался провалом в Небытие, а на белой холодной коже выглядел особенно жутко. Эдвин легко сжал украшение, высвобождая магию. Она теплой волной поднялась по руке, быстро разлилась по телу. На мертвенно бледных щеках любимого появился легкий румянец, Эдвин впервые за бесконечно долгий путь домой вздохнул полной грудью. Его облегчение было моим, и я не сдержалась, обняла своего волка.
Горячая вода принесла долгожданный покой. Саднящее и ноющее от усталости тело казалось в источнике легким и гибким. Боль покидала суставы, отпускала мышцы. Коболы не обманули ожиданий: на каменном столике у затончика стоял знакомый металлический сосуд с обезболивающим эликсиром. Мне казалось, что снадобье не изменит структуры ослепляющего заклятия, но рисковать не решилась бы. Как и Эдвин. Он предпочел отказаться от этого средства.
Мы долго лежали в горячей воде, обнявшись. Амулет подарил нам время на отдых и на восстановление резерва. А без магии я все равно была бессильна помочь. Более того, Эдвин намеренно откладывал плетение спасительного заклинания на следующий вечер. Объяснил, что понадобятся оба дара. Артефакт, рассчитанный на неделю действия, истощался быстро. К такой особенности магии Серпинара я была готова. Подобно метке, все его заклятия приправлялись чем-то сильно ослабляющим и выматывающим подпавшего под проклятие мага. Еще они значительно уменьшали эффекты от лечения, истощая помощников раненого. Что такому любителю пыток, каким я знала Великого магистра, доставляло дополнительную радость.
Мысли о Серпинаре не только раздражали и злили, но и оказались очень навязчивыми. Только благодаря Эдвину смогла избавиться от образа высокого черноглазого инквизитора. Стоило подумать о нем, и к сердцу подкрадывался холод, как в то утро рядом с камнем, жизнь виделась беспросветной, а будущее – безрадостным. И только в объятиях Эдвина я оттаивала, согревалась, вспоминала о том, что действительно важно.
О нем, о себе и о будущем ребенке, о котором так и не нашла времени рассказать. Из-за сомнений и ссор, из-за подготовки к вылазке в поместье Серпинара. Мешала боязнь, что, узнав о беременности, Эдвин попробует все сделать без меня. Я бы не выдержала бездействия и ожидания. А наши хрупкие отношения не вынесли бы самоуправства виконта и записки на подушке.
Посмотрев на лежащего рядом Эдвина, решила рассказать о беременности только, когда самое страшное останется позади. Когда будет уничтожена карта даров, когда мы доберемся до гавани, когда берега королевства скроются за горизонтом. Я гладила его по голове, ворковала что-то успокаивающее, время от времени касаясь губами глаз Эдвина. По изменению золотого дара видела, что боль постепенно становилась терпимой, тепло источника расслабляло. Любимый засыпал, бережно прижимая меня к себе.
Эдвин поразительно неплохо справлялся со слепотой. Не налетал на предметы, не спотыкался. Вначале решила, он настолько хорошо знает свое жилище, а потом подметила тот же жест, что и в поместье Серпинара. Правая рука, вытянутая раскрытой ладонью вниз, провела его и мимо брошенных коекак на полу купальни вещей, и мимо бесшумно уносящего сапоги кобола. Я искренне верила в обратимость слепоты, но от этого наблюдать за осторожными и медленными движениями Эдвина было не менее жутко.
Чтобы как-то направить мысли в более жизнерадостное русло, спросила виконта о новом жесте. Он улыбнулся и с очаровательным мальчишеским задором рассказал, как подслушивал разговоры взрослых. Как прокрадывался в темноте без источников света, считывая ладонью расположение мебели и число ступенек.
— Полезное заклинание, - заключил он. - Когда крал артефакты из хранилищ Ордена, очень пригодилось. В этих словах не было бравады или гордости. Простое утверждение, даже частично не передававшее, как часто и насколько серьезно рисковал Эдвин, пытаясь навредить инквизиции.
Похищение карты даров стало чем-то вроде прощального подарка Эдвина Великому магистру Серпинару и Ордену в целом. Местью виконта Миньера вовсе не за погубленную любимую, а за убитых эльфов, за исковерканные судьбы магов, не желавших поддерживать «святое дело» инквизиции, за долгую разлуку с семьей.
Раньше считала, что, помогая Эдвину, просто соглашаюсь с его логикой. Иду на уступки и пытаюсь приблизить тот момент, когда мы уедем из страны. Теперь я, наконец, прозрела и за собственными глупыми обидами и ревностью к умершей увидела правду.
Похищение карты даров стало и моим прощальным подарком всему королевству. Отмщением за уничтоженную семью и предоплатой за всех, кого Орден мог выследить с помощью этого артефакта.
Путь к источнику и разрушение карты даров виделись мне сравнительно простой задачей. Выследить нас теперь не могли. Главной помехой была слепота Эдвина. Робко завела разговор о заклятии. До этого времени измученный виконт отвечал односложно, а я не хотела утомлять расспросами, необходимостью концентрироваться на ответах. Эдвин нахмурился, заметно помрачнел. Радости его слова не принесли. Нас ожидала кропотливая, долгая и опасная работа. Верткое и изменчивое заклинание, необратимо искажающееся от определенных воздействий, само по себе было ловушкой. Цена ошибки - пожизненное ослепление. Судя по мрачному тону Эдвина, он предпочел бы не пугать меня, но факты оставались фактами вне зависимости от его желаний. Серпинар, придумавший это заклинание, опробовал его на эльфах, о чем сохранились записи в архивах. Из десяти проклятых только одному удалось вернуть зрение.
Как? - выдохнула я, надеясь услышать идеальный рецепт.
Тому проклятому помогла одна эльфийская целительница.Ее потом обязали преподавать в школе Ордена. Она умерла несколько лет назад, так никому и не раскрыв секрет, бесстрастно ответил Эдвин.
Внешняя сдержанность меня не обманула. Чувствовала искристость золотого дара, его нарастающее волнение. Сама с трудом сдерживала дрожь, смахнула выступившие от разочарования и страха слезы.
Мы со всем справимся, - мой голос звучал твердо, в немслышались решимость и уверенность, которых я, к сожалению, не испытывала. - Мы справимся.
Он протянул мне руку, я взяла ее и обеими ладонями прижала к своей груди. Чтобы полней чувствовать его магию, дать ему возможность ощутить себя. Мое сердце колотилось, выдавая переживания, дары искрили от тревоги и страха.
Эдвин мягко привлек меня к себе другой рукой, обнял.
Вместе, - тихо сказал он.
Вместе, - подтвердила я.
Полуночный ужин или чрезвычайно ранний завтрак, сумрачная столовая, деятельные коболы, подогревавшие суп и мясо, менявшие тарелки. Зная о слепоте хозяина, глиняные слуги поддерживали навязанный мной вымученнонепринужденный разговор. Мне было неловко прямо называть блюда, поэтому спрашивала, кто из кобол что готовил, потом интересовалась, чего хотелось бы Эдвину. Незаметно пододвигала ему тарелки, хотя он неплохо справлялся с помощью уже известного заклинания. И все же оно не было достаточно чувствительным. Закусив губу и стараясь не плакать, я с болью наблюдала, как пальцы Эдвина шарят по скатерти в поисках столовых приборов.
