Горечь рассвета (СИ) - Манило Лина (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Если бы дерево умело разговаривать, оно бы попросило срубить его, спалить, в конце концов, потому что муку эту терпеть не было никаких сил. Но старуха никогда его не отпустит, потому что не забыла того, что он сделал ей, отвергнув предложенную любовь. Но как можно её любить, такую старую, злую и безобразную? Человека, у которого вместо души антрацитовая бездна, невозможно любить, какие бы золотые горы не сулили эти отношения.
— Думаю, что мы договорились, и ты не расстроишь меня очередным глупым поступком, — хихикнула и плотнеё закуталась в изъеденную молью шаль. Возможно, эта шаль, как и её носительница, была некогда красива, но сейчас они обе представляли собой жалкое зрелище.
Постояв ещё немного, вдыхая с наслаждением благоухающий ночной воздух, старуха удалилась, унося с собой тревогу и страх, что плотным облаком окутывали её сгорбленную фигуру.
Рассвет наступил, как это бывало с момента основания мира, никого не спрашивая и ни в чьём разрешении не нуждаясь. Ветер шевелил ветви деревьев, как каждый день до этого, как миллионы дней после. Наконец, пришёл час, когда девушка, по своему обыкновению, пришла излить душу любимому дереву.
Она появилась всё такая же невыносимо красивая и невысказанно несчастная.
— Кто вы? Я никогда ранее не видела вас здесь, — дрожащим голосом спросила девушка, завидев молодого человека, что стоял неподвижно на том самом месте, где она любила сидеть. Что-то странное, смутно знакомое было во всём облике мужчины, но из-за волнения не могла понять, что именно. Да и что может быть знакомого в совершенно постороннем человеке?
Он повернулся, и девушка заметила грусть в глазах незнакомца. В ней самой было слишком много боли, поэтому тех, кто близок по духу, узнавала с полувзгляда. Захотелось утешить, прижать к груди, словно сына, которого у неё никогда не было, и твердить, что всё будет хорошо, всё ещё можно исправить, главное не отчаиваться и верить. Но она, конечно же, ничего из этого не сделала, потому что, на самом деле, не умела утешать.
— Я просто путник, который решил отдохнуть на этой поляне, — сказал мужчина, глядя в её глаза. — Надеюсь, не возражаете?
— Конечно же, нет, а вы давно уже здесь стоите? — спросила первое, что пришло на ум. Наверное, разумным было бы уйти домой, но девушка не хотела возвращаться туда, где ей так плохо.
— Несколько часов.
— Я не помешаю вам, если тоже здесь побуду? Я много лет каждый день прихожу на это место. Оно как будто заряжает меня энергией и силой жить дальше. Что-то магическое и волшебное живёт на этой поляне.
— Почему я должен быть против? Да и кто я такой, чтобы нарушать традиции, чтимые долгие годы? — усмехнулся незнакомец.
Она подошла и стала напротив, практически вплотную. Он не отошёл, не отвел взгляд. Несколько долгих мгновений они стояли, глядя друг другу в глаза, будто счастье всего мира зависело от того, как долго они смогут так простоять. Она заметила, как красивы его карие глаза, а он наслаждался её красотой — истинной, необыкновенной. Красивее её не сыщешь во всём мире, и он старался насытиться божественным светом, что окружал девушку.
Но всему наступает конец, и вот крик птицы разрушил волшебство, заставил их разорвать зрительный контакт.
— Куда вы направляетесь?
— В далёкие страны, — только и ответил он.
— Вас там кто-нибудь ждёт? — спросила, хотя, на самом деле, больше всего боялась его положительного ответа.
Он тихо рассмеялся, всё также вглядываясь в её лицо, желая навсегда запечатлеть в сознании её образ, чтобы при желании в любой момент воскрешать в памяти.
— Никто и никогда меня нигде не ждал и, как мне кажется, ждать не станет.
Она почувствовала, что задыхается — такое было с ней впервые. Она и до этого знала многих мужчин, воспоминания о которых отвратительным червём разъедали душу, но такого как это незнакомец встретила впервые.
— Хотите, я буду вас ждать? — спросила, удивляясь своей внезапной смелости.
Заметила, как от удивления округлились его глаза.
— Неужели у такой красивой и молодой девушки, как вы, нет других забот и желаний, как ждать чужого человека? — парень казался озадаченным.
Она ничего не ответила, лишь подошла ещё ближе и дотронулась дрожащими пальцами до щеки, покрытой колючей щетиной. Ему так отчаянно захотелось поцеловать её ладонь, но он сдержал непрошеный порыв: не стоит позволять себе лишнего, ведь ещё несколько часов, стоит только ночи опуститься на землю, он снова окунется в беспросветную тьму своего проклятия.
— Почему ты молчишь? Не хочешь, чтобы я ждала тебя? — Неожиданная настойчивость, так несвойственная девушке, заставила отбросить все правила приличия.
Он сглотнул подступивший к горлу ком и сказал:
— Очень хочу, но ты же ничего не знаешь. Обо мне ничего не знаешь. Вдруг я чудовище, которое съест твою душу, не поморщившись?
— Пусть так, но я знаю, что ты почему-то очень дорог мне, а это уже немало. Может, мы встречались в бесконечности прошлых жизней? А, может, встретимся когда-нибудь вновь. Это совсем не важно. Есть только здесь и сейчас.
Он почувствовал, как горячие, обжигающие слёзы наполнили его глаза. Он так любил её, так сильно желал обладать ею. Оберегать и защищать от всех невзгод, что выпали на её долю: от пьющего, безвольного отца; от злой мачехи, ненавидящей падчерицу всеми фибрами своей души; от мерзкого, похотливого сводного брата, что приходит каждую ночь в её чулан и иногда, парень знал это, приходил не один — от всех этих мерзостей хотел уберечь и защитить, но что может глупое, подчинённое воле полоумной старухи дерево? Хотел оградить от бедности и тяжёлого, каторжного труда. Много желаний было в его душе, но он ни одно из них воплотить не смог бы, как ни пытайся — с наступлением заката снова станет тем, кто призван впитывать слёзы отчаяния той, что любил больше жизни. Он, который обречён на вечное заточение в своей деревянной тюрьме, не имеющий возможности защитить даже самого себя, ничего не сможет дать той, кто так отчаянно нуждалась в защите.
И он молчал, не сумев найти слов, чтобы высказать всё это. Он не знал, как избавиться от ведьминого проклятия, а без этого все слова были бессмысленны.
Она поцеловала его, сначала робко и нерешительно, без надежды на взаимность. В этот поцелуй, парень почувствовал это всем своим естеством, она вложила всю свою боль и горечь, все невыплаканные слёзы и рухнувшие надежды. Он почувствовал, как одинокая слеза потекла по его щеке. Прошло несколько мгновений, и мир перестал существовать, сузившись до точки.
— Нам лучше остановиться, — резко отстранившись от девушки и тяжело дыша, сказал он.
Видел, как постепенно рассеивается туман желания в её огромных глазах, а ему на смену приходит извечная боль и обида.
— Я недостаточно красива? Я не нравлюсь тебе? — Голос треснувший, печальный, впитавший в себя всю боль, что копилась в душе долгие годы.
— Нет, ты что? Не думай так, не смей! — выкрикнул и стал на колени возле той, которую боготворил. — Ты самая красивая из всех, кого я видел. И я люблю тебя, люблю слишком давно, с первого взгляда. И эта любовь не иссякнет в моём сердце даже, когда я буду умирать.
— Слишком давно? — недоверчиво спросила, глядя сверху вниз и перебирая рукой непослушные русые кудри, что с наступлением тьмы снова станут ветвями любимого дерева. — О чем ты говоришь? Мы ведь так недавно познакомились.
Он уткнулся лбом в её живот и заплакал. Плакал так горько, как не пристало мужчине, но не мог больше сдерживаться — всё горе, тоска о прошлом, печаль о несбывшемся вырывались наружу, угрожая затопить бурным потоком всё вокруг.
— Каждый день, в любую погоду, ты приходишь в одно и то же время на эту поляну, — говорил сквозь душившие рыдания и не знал, хочет ли, чтобы она услышала его откровения. Боялся, что посчитает его полоумным — выжившим из ума идиотом. — Ты проводишь тут несколько часов, прислонившись к одному единственному дереву. Всегда одно и то же дерево.
