Тайна крови (СИ) - Романова Екатерина Ивановна (читаем полную версию книг бесплатно txt, fb2) 📗

Этот танец стал нашим персональным безумием и наваждением. В нем мы друг друга любили и ненавидели. Так яростно жались наши тела и так же горячо отталкивали друг друга. Мир вокруг перестал существовать, осталась лишь страсть, бегущая по венам огнем, восхитительная музыка, искрящиеся глаза партнера и движения, одни на двоих. Мы скользили по площадке, я взмывала в воздух в немыслимых поддержках и падала к самому полу, едва не касаясь его лицом. Сильные руки ловили меня и держали так крепко и уверенно, что я ни на миг не сомневалась ни в себе, ни в дальнейший движениях. Эта импровизация стала настоящей жизнью, настоящей историей борьбы. Моей внутренней борьбы с барьерами, выстроенными Таххиром и обществом, с собственными страхами и предрассудками. С барьерами, для которых теперь, когда я узнала об отце, причин не осталось…

Резкий толчок, я убегаю от партнера, словно от собственных страхов, но он ловко хватает сзади, резко разворачивает к себе и музыка обрывается на самой высокой ноте, на максимальном напряжении, так и не разрешив его. Было в этом что-то пугающее, оглушающе восхитительное и невероятное. Моя кожа горела огнем, сердце колотилось, ноги дрожали. Я испытала настоящий танцевальный оргазм, иначе это чувственное безумие назвать не получалось.

— Я ошибался, Аллевойская, — Макс тяжело выдохнул в мои губы, скользнув горячими ладонями по моим щекам и коснувшись пальцами приоткрытого рта. — Чувственности в тебе предостаточно.

Музыка стихла и оглушающая тишина защекотала нервы. Я так остро ощутила свое присутствие здесь и сейчас, словно танцевала на сцене и зрители остались недовольны исполнением. Страх быть отвергнутым аудиторией едва не превратился в панику. Если бы не сильные объятия — упала бы.

— Запомни этот момент, — удар сердца в полной тишине. Второй, третий, четвертый. Тишина звенела, пугала, едва не до ужаса. — Страх. Растерянность. Сомнение.

Он хотел сказать что-то еще, но замолчал, словно знал, что я все равно не услышу продолжения, ведь его сметет яростными овациями. Распахнула от удивления глаза и едва не захлебнулась от восторга. Публику великородных редко заставишь расщедриться на ленивые аплодисменты, которые они отдают нехотя, словно с каждым хлопком из их кармана вылетает по тысяче анников. Потому во всех знаменитых театрах скудные аплодисменты — показатель высшего мастерства исполнителей и восторга публики. Сейчас же в ресторане творилось нечто невообразимое, словно в дешевом клубе, где крутят почти забытую, незаслуженно кстати, латино-американскую музыку. Гости повскакивали с мест, хлопали, подняв руки вверх, женщины кричали и визжали, а мужчины свистели. К восторгам присоединились не только гости, но и обслуживающий персонал.

Максимилиан, как настоящий артист, привыкший срывать овации, что в его танцевальном прошлом, к слову, случалось нередко, развернул меня к зрителям. Мы сделали несколько сценических поклонов и помахали публике.

Вот только мой разгоряченный энтузиазм мгновенно потух, словно его ледяной водой окатили. Я чувствовала на себе властный, пылающий яростью взгляд.

Да ну, наваждение! Даже поискала взглядом владельца пепельно-сизых глаз, но не нашла. Наваждение и только.

Повернулась к партнеру, который словно светился изнутри и едва удержалась, чтобы не поцеловать. Так красив и восхитителен он был в этот миг! Наполнен жизнью и бешеной энергетикой! К нему прямо магнитом тянуло.

Наконец, овации стихли, и мы двинулись в сторону нашей ложи под восторженные взгляды и крики «молодцы» вслед:

— Что ты хотел сказать? В тот момент, когда я думала, что мы провалились.

— Этот момент — испытание для любого танцора. Когда в мгновенье тишины перестаешь чувствовать страх или сомнение, тебе пора уходить со сцены. Значит, ты больше не способен к росту и развитию. Значит ты умер, как танцор.

— Поэтому вы… ты больше не танцуешь?

— Кто сказал, что я больше не танцую? — еще одна обворожительная улыбка и он отодвинул для меня тяжелую бархатную штору, пропуская в нашу ложу.

Вот только я застыла, обнаружив источник того самого яростного взгляда, что впивался в меня во время танца. При виде Максимилиана в глазах Харви разлилась ядовитая ртуть ненависти. Улыбка медленно сползла с моего лица.

Балетмейстер покровительственно накрыл мои плечи теплыми ладонями и заставил шагнуть вперед. Тихо зашелестела ткань за нашими спинами, отрезая ложу от любопытствующих и открывая удивительный вид на центральный холл, где пару минут назад мы проживали чужую историю.

— Фетрой, — сухо произнес фет Ронхарский. Это хорошо, потому что у меня язык к небу прирос. Он что вообще здесь делает? Следил за мной? Заняться больше нечем? — Чем обязаны?

— Решил вернуть вещи. Тебе наверняка понадобится планшет и карта от дома, — ледяным тоном процедил незваный гость и перевел взгляд на меня, вспыхнувшую от негодования. Вырвала из великогадских рук сумочку с жакетом и снова отступила к фету Ронхарскому. — И хотел напомнить про завтрашнюю ночь, — добил Великогад. — Буду ждать.

— Ага. Не состарь… эм, — в памяти так живо промелькнуло воспоминание о наказании за дерзость великородному в присутствии свидетелей, что язык прикусил сам себя. — Я помню, фетрой Хартман, о своих договорных обязательствах, — обозначила как можно более сухо, испугавшись, что Максимилиан все истолкует превратно, и я потеряю возможность воплотить мечту о балете. Вот только балетмейстер по-прежнему держал меня в своих руках, а оголенная кожа спины касалась атласа его рубашки. Все хорошо, Ланни. Все хорошо.

— Включая пункт два? — он вздернул бровь. О конфиденциальности. Я не смогу объяснить Максимилиану, что буду делать ночью у Харви.

— И пункт три. В редакции правил для других Хартманов, если вы продолжите здесь сидеть! — рыкнула, намекая на раздельные кровати. Его глаза хищно сузились, но я ничем не нарушила ни единого закона. А вот тон и выражение лица свод установлений девятого дистрикта мне диктовать не вправе.

— У нас частная встреча с фетой Аллевойской, — прервал тишину уверенный голос за моей спиной. — И мы бы хотели ее продолжить.

Фет Ронхарский подтолкнул меня к столу и отодвинул стул, на котором прежде сидел сам, чтобы мне не пришлось присаживаться рядом с Харви. Десерт принесли… Вкусный, судя по виду. Полукруг из суфле, а внутри наверняка ягодный джем и все это на бисквитной подушечке. Эх. Может, поесть, пока мужчины будут авторитетом мериться?

Максимилиан придвинул третий стул, стоявший до этого у стены, и расположился по центру. Между мной и Харви. Великогад смотрел на меня, я на фета Ронхарского, тот на Великогада. Прямо круг дружбы. Еще не хватало всем вместе за руки взяться и спеть песню!

— Продолжайте, я не против.

— Это было предложение покинуть частную ложу. Вежливое пока, — Максимилиан говорил тихо и в голосе его чувствовалась скрытая угроза.

Отелепатеть. Количество властных мужиков на квадратный метр просто зашкаливает! Мне нужна миска рисовых шариков!

Я втянула голову и постаралась мимикрировать под окружающую обстановку. Может, лучше под стол залезть? Ну, чтобы меня не обрызгало кровью, когда Харви оторвет голову моему постановщику…

Вместо этого Ползучее Великородие усмехнулось. Так хищно, что мне захотелось сигануть из ложи вниз через балкон. Видимо, заметив мой страх, фет Ронхарский накрыл мою трясущуюся под столом ладошку своей рукой. На моем колене! Я-то была не против, но если Венероликий с повышенным инстинктом собственника заметит, то только оторванной головой Максимилиан не отделается.

— Нам пора, Ландрин.

— Что? С какой стати?

— Пункт четыре договора.

— Нет никакого четвертого пункта!

— Теперь есть, — с обманчивой улыбкой произнес тиран, вперив в меня полный ядовитой ртути взгляд.

— Так не делается. Я ничего не подписывала такого.

— Если Ландрин не хочет идти, вы не вправе ее заставить.

— Если ты хочешь продолжать задирать пачки своим танцовщицам, тебе лучше сидеть молча. Ее пачка, к слову, останется нетронутой.