Разношерстная... моя (СИ) - Сергеева Александра (читать книги .txt) 📗
– А он-то с чего такой чести удостоился?
– А тут, матушка, у нас еще одна закавыка приключилась, – развел руками Хранивой. – И ты внове покрепче держись за креслице. Ибо наша оборотенка всемогущая еще и влюбляться умеет.
– Да, иди ты!
– Не то слово. Это тебе не шашни девичьи постельные. Ялитихайри влюбляются лишь однажды и до смерти. А коли друг сердечный их отвергает, или помирает бессовестно, так и они с ним помирают. Так-то!
– Так она в Таймира?.. – догадалась Твердислава.
– В него многогрешного, – вот тут-то от всей души посетовал Хранивой на свою незавидную долю. – И уж так накрепко, что от смерти его избавляла. И полюбовниц его изводила – это уж я нынче понял. Да и братца твоего извести взялась лишь ради племяша моего. Вот тебе, кстати, еще новость оглушительная: я нынче тоже в ее семейство затесаться сподобился. А ты сегодня – с великого-то ума – вздумала порешить сразу троих ее родственничков. Почитай, всю семью под корень вырезать. Пару лет назад она четверых мужиков в един момент прихлопнула ради стариков. И не поморщилась. Не удивлюсь, коли и другое что было в том же духе, да я пока не ведаю. А прошлым летом на Таймира пятеро напали – было дело. Так она одного самолично прихлопнула. А остальных под меч племяша подсунула бестрепетно. В считанные минуты. И змеей оборачивалась, и рысью, и волчицей. А может, еще в кого, да Таймир того не углядел. Довольно ли с тебя?
– Погоди, – отгородилась от него Твердислава вздетыми вверх ладонями. – Дай опомниться. Вот уж огорошил! Так словно в морду кулаком насовал.
– А что делать прикажешь, коли тебя понесло безостановочно? – сбавил тон Хранивой, подходя к ней и присаживаясь на корточки.
Он взял в руки ее холодные, как лед, ладошки и сжал. Заглянул в лицо, что видал тысячи раз, но сегодня, будто впервые разглядел. Да так оно и есть: впервые. Прежде-то, и в самые лихие для нее годы принцесса Крайлена страха никому не показывала. Держалась, как бы ее не прижало, не придавило. А тут не сдюжила. Впору бы застыдиться этакой слабости, да вознегодовать на видока невольного. Однако нынче ей уже не до всех этих тонкостей. Нынче над ее головой нависла смерть неминучая. Она, может, и не конца покуда в нее поверила. Ну, да страх животный – что такие мысли разжигают в крови – поможет осознать до конца: во что государыня вляпалась со всего размаха своей необузданной гордыни? Хранивой глянул в ее расширившиеся глаза – она ответила ему невидящим взглядом. О чем раздумывала?
– Старики, – выдавила Твердислава в ответ на его мысли. – Они ж…
И вылетела из кресла шуганной птицей, сметя на пол не ожидавшего ее порыва державника. Кинулась в угол пыточной, где у стены торчала в неподвижности связанная Отрыжка. Лицо ведуньи было белым и гладким. Глаза пялились в одну точку неотрывно. Твердислава бестолково затеребила путы. Бросила. Принялась нащупывать на тонкой сухой шее кровяную жилу. Хлестнула пару раз по щекам и вновь схватилась за шею. И снова взялась хлестать по щекам.
Уж чего-чего, а мертвяков Хранивой насмотрелся – на десять жизней хватит. Он прихватил государыню за плечо и сжал бессердечно так, что она вскрикнула. Но зато опомнилась и осела рядом с бабкой.
– Доигрались, – сухо объявил державник, и сам растерявшись от такого поворота. – Влипли. Погоди-ка!
Он метнулся к Бате, первым делом нащупав на его шее бьющуюся жилу:
– Жив!
– Ко мне! – заорала Твердислава, будто резаная.
И путаясь в широком подоле, громоздилась на подкашивающиеся ноги, покуда в пыточную врывались ее верные псы.
– Старика! – вопила государыня, ковыляя к Бате. – Оживить! Снять!
Вран уже примерился оттащить от столба державника, что резал путы, но замер в недоумении. Чего ж тут творится-то? Взбунтовался старшѝна, или как? Старика волей государыни со столба снимает? Кат оказался посообразительней: ринулся немедля помогать Хранивою. Да и подручные его встряли в эту суету со всем старанием. Так совместно и перетащили громоздкое тело на лавку, где взялись приводить его в чувство. Дед хрипел, задыхался, мотал башкой. И всё пытался отбиться, уже совсем смутно понимая: чего-то с ним норовят сотворить. Державник спокойно и размеренно втолковывал ему, дескать, страшиться боле нечего. Мол, государыня его отпускает. И жалует всем подряд, коли он только опамятуется. Кат разодрал на бедолаге рубаху и втирал в грудь какую-то вонючую дрянь. Подручные разжимали ему рот, норовя влить туда разбавленного водой южного вина. Хранивой все пытался сообразить, отчего Батя так отчаянно им сопротивлялся? Чем так растревожился, коли до последнего отбивался от рук, что пытались ему помочь.
Ясность пришла, когда Батя вдруг затих, набычился и…, на его зубах что-то захрустело. Первым прочухал беду кат. Он швырнул прочь подручного, выхватил из-за голенища нож и рявкнул:
– Голову держи!
Навалились разом: кто на грудь, кто на брюхо, кто вцепился в седые лохмы. Кат безжалостно крушил зубы, пытаясь разжать рот.
– Что там?! – блажила государыня, носясь вокруг переполошенной курицей. – Что?!
Вран с подельниками бестолково топтались, не решаясь встревать в эту дурную потасовку. Один подвернулся под руку Твердиславы, и та заехала ему по морде. Отшибла кулак, зашипела взбешенной кошкой, и прочие убрались подале от опасной сутолоки. А Батя внезапно чуток опомнился и полез в драку. Первым схлопотал ногой в пах подручный ката. Его дурной вой смешался с воплем Хранивоя: дед мотнул башкой, нож располосовал ему щеку, а острые края раскрошенных зубов впились в руку державника. Второй подручный, что давил телом на грудь, сдуру заехал ему в челюсть. Тотчас получил в морду от ката и слетел со старика. Тот, почуяв чуток свободы, взбрыкнул и повалился с лавки.
– Убью! – простонала Твердислава, кинувшись его поднимать.
Да только бестолково затеребила слабыми ручонками грязную обдерганную рубаху на неподъемном великане.
– Уберите ее! – прорычал Хранивой, отойдя от потрясения и схватившись за тело Бати.
Кат, перемахнув через лавку, уже пыхтел рядом, небрежно оттерев государыню. Дюжий мужик. Да и подоспевший подручный с битой мордой не слабей. Но и втроем они с трудом взгромоздили сотрясающееся тело старика обратно на лавку. А тот уже отходил, исторгая из себя тошнотворную, подкрашенную кровью пену.
– Не трожь! – отшвырнул кат руку Хранивоя, едва тот попытался сунуться к шее и нащупать жилу. – Бестолку. Хорош мужика истязать. Отходит он. Не помочь.
– А промыть? – попытался оспорить Хранивой, держа на отлете руку, что вляпалась в пену от потравы.
– Ты давай-ка помойся, – вздохнул кат, придерживая подергивающееся тело. – А то и сам за ним отправишься. Мне еще и за тебя ответ держать, – покосился он на остолбеневшую государыню.
Хранивой тяжко поднялся с колен и потащился к бадье с водой. Взялся за ковш укушенной рукой – благо, хоть на нее не попала отрава. Он долго тупо смывал ее. А после еще безжалостно слил в тот же ковш весь самогон из бутыли, что всегда стояла на сундуке в углу. Сунул в него обе руки и зашипел от боли в ране. Но терпел, покуда в глазах не потемнело. За спиной раздался треск раздираемой тряпки. Хранивой обернулся – Твердислава с каменным лицом задрала полу опашня и оторвала от нижней шелковой рубахи полосу.
– Давай сюда! – велела она безжизненным голосом и принялась перевязывать вспухший укус: – Ко мне подымемся. Я смажу рану. Коль повезет, так хоть с тобой обойдется.
– Ты погоди по себе тризну справлять, – тихонько шепнул Хранивой, дотянувшись губами до ушка под широкой жемчужной повязкой. – Чуток успокоимся, и поразмыслим, как делу помочь. А Врана с его кодлой кончать надо.
Твердислава прикрыла веки, дескать, будь по-твоему.
– По старикам тризну нужно справить, – чуть громче, для чужих ушей продолжил Хранивой. – По чести. Но, без лишнего шума.
– После обсудим, – все тем же бесцветным голосом молвила государыня и закрепила повязку.
Затем оборотилась и посмотрела на затихшего Батю:
