Горький ветер свободы - Куно Ольга (читать книги без TXT) 📗
К тому моменту я уже практически не принимала участия в этих обсуждениях. Меня, как, несомненно, и многих других, не устраивал ни один из обсуждаемых вариантов, пусть даже и самый что ни на есть «удачный».
Я хорошо помнила, с чего все началось. Помнила, как весь находившийся на городской окраине район, в котором я жила, в одночасье оказался выжжен дотла – ни домов, ни вишневых садов, ни фонарных столбов, ни клумб с благоухающими розовыми кустами. Помнила, как обвалились догорающие доски моста, гостеприимной дугой переводившего нас через реку к центральной части города. Помнила много трупов, лежавших в неестественных позах на мостовых. В том числе и тела хорошо знакомых мне людей. И помнила, как девушек, в том числе меня и некоторых моих соседок, согнали к отдаленной и неприметной бухте. Там нас поджидал корабль с черными парусами.
Потом было долгое, утомительное и во всех отношениях премерзкое путешествие по морю. Нас большей частью держали в трюме, где было тесно, душно и дурно пахло. С этого момента мы превратились из людей в вещи, и это транслировалось нам весьма доходчиво. Нет, на нашу честь никто не покушался. Товар нельзя портить – это первое правило работорговца. Если и били за ослушание, то так, чтобы не оставалось синяков. Зато могли ограничить в еде или на время лишить питья – страдание, когда кругом можно видеть неограниченное количество соленой морской воды, практически нестерпимое. Многим из нас первое время было невыносимо плохо и без всяких наказаний, просто от непривычной морской качки. Настолько плохо, что даже о душевных страданиях, связанных с нынешним незавидным положением, мы забывали начисто. На второй день большинству стало гораздо легче, но некоторые промучились и два дня, и три. Изредка нам разрешалось подниматься на палубу, чтобы вдохнуть свежего морского воздуха. Все это время за нами, конечно же, неусыпно следили.
Помнила я и то, как у одной из нас, худенькой светловолосой девушки Рекки, обнаружилась глубокая рана на ноге, полученная в процессе похищения. Рана гноилась, и корабельный лекарь лишь пессимистично покачал головой. О да, я хорошо помнила, как обошлись с этой девушкой. Как поступают с негодным товаром? Его выбрасывают за борт.
Сейчас, стоя на каменном возвышении, я помнила все это как нельзя лучше. И не волновалась о своем будущем так, как остальные девушки. Для меня все уже было решено и не подлежало ни малейшим сомнениям. И дело тут было не только в собственной моей судьбе. Не только в том, что моя жизнь, установившаяся, размеренная и справедливая, изменилась в одночасье. Дело заключалось в том, что я просто была не готова жить в мире, в котором возможно подобное. Я отказывалась от этого мира. Совершенно осознанно, раз и навсегда. И теперь точно знала, как мне следует действовать, чтобы сорвать планы Черного Пирата.
И вот наступила моя очередь.
– Эй, ты! – крикнул боцман.
Он так и не удосужился выучить наши имена, хотя за те десять дней, что длилось путешествие, времени для этого было предостаточно. Но, право слово, не зовет же рыбак по имени пойманных карпов!
– Иди сюда, твой черед. И юбку разгладь!
Он говорил на нашем, северном, наречии, поскольку понятия не имел, что я понимаю арканзийский язык. А я не спешила восполнять этот пробел в его знаниях. И теперь, подняв голову и сделав лишь один шаг вперед, выступая из группы сбившихся в углу женщин, громко сказала все на том же северном наречии:
– Не пойду.
От внезапного отказа боцман оторопел, даже ненадолго застыл на месте и молчал, словно у него язык прирос к нёбу. Впрочем, от этого недуга он быстро избавился.
– Иди сюда, шалава!
Вообще-то он использовал несколько иное слово, значительно более грубое, но я, пожалуй, не стану его переводить.
Зрители не понимали произносимых нами слов, не считая употребленного боцманом ругательства, но общий смысл происходящего начал доходить до них достаточно быстро. Публика оживилась, толпа придвинулась к возвышению.
– Не пойду, – снова спокойно повторила я, и только глаза мои смотрели дерзко, с вызовом, даже с ненавистью.
– Ты немедленно сделаешь все, что я тебе скажу, – с не меньшей ненавистью объявил Черный, – иначе я прямо сейчас возьму тебя за волосы и протащу по площади.
– Попробуй!
Я специально сделала еще один шаг ему навстречу, показывая, что не боюсь и понимаю всю нелепость угрозы. Конечно, у него хватит сил, чтобы исполнить обещанное. Но что толку? Ведь таким образом он лишь продемонстрирует собственную неспособность заставить рабыню подчиниться. А значит – собственную несостоятельность.
– Иди сюда! – рявкнул он, теперь уже по-арканзийски.
И все-таки схватил меня, правда, не за волосы, а всего лишь за руку.
Я плюнула ему в лицо. Отвратительный поступок. Грязный, неэстетичный, недостойный. Но разве сейчас это имеет значение? Проведя больше недели в раскачивающейся деревянной камере, пропахнув рыбой, а потом и блевотиной, разом утратив все, что было у тебя в этой жизни, станешь ли задумываться о таких мелочах, как эстетика?
Даже не знаю, достиг ли мой плевок цели, но унизительности произошедшего было достаточно. Тем более что публика отчаянно заулюлюкала. Не думаю, что кто-нибудь из присутствующих всерьез был на моей стороне, но посмеяться над пиратом многие были не прочь. Мои недавние подруги по несчастью отступили подальше, рискуя свалиться с помоста, но всем своим видом демонстрируя, что они вовсе не со мной, что это я одна сошла с ума, они же не имеют к происходящему ни малейшего отношения.
– Ах ты тварь! – разозлившись не на шутку, боцман выхватил из-за широкого кожаного пояса длинный нож.
А я в очередной раз шагнула ему навстречу, ибо только этого и ждала.
Существуют категории людей, которые не годятся на роль рабов. Любой пират-работорговец знает это наверняка. Одни тяжело больны и оттого не способны выполнять даже самую элементарную работу. Другие сходят с ума от выпавшего на их долю несчастья. Третьих полностью парализует страх – настолько, что перекрывает даже инстинкт самосохранения. Четвертые же просто не согласны мириться с новой действительностью. Не согласны до такой степени, что предпочитают пойти на смерть. Я относилась именно к их числу.
Во всех этих, прямо скажем, достаточно редких случаях результат был один. Пираты не считали нужным возиться с негодным товаром. В любом улове попадается гнилая рыба. В любой партии товара обнаруживается брак. Рабов, проявивших свою непригодность, незамедлительно убивали. Во-первых, для того, чтобы избавиться от ненужной долее обузы. А во-вторых, для устрашения остальных. Видя, какая участь постигает непокорных, другие рабы лишний раз подумают, прежде чем проявить характер.
– Гнусный недоношенный ублюдок, без сомнения ненавидимый даже собственной матерью, – сказала я, с легкостью выдерживая взгляд боцмана и почти улыбаясь. Преследуя разом две цели: окончательно доказать свою непригодность и довести Черного Пирата до белого каления.
Мне удалось и то и другое.
– Ах так? Сама выбрала свою судьбу!
И он занес надо мной руку с ножом. Да, выбрала, и именно сама. И ты не смог отнять у меня этого права. Потому что я не раб, а все-таки человек, пусть даже знак красного дракона навеки оплетает теперь мою ладонь.
Я не испугалась и даже ни на дюйм не отстранилась. Еще мгновение – и вожделенная сталь коснется наконец моего сердца. И остановит его, остановит в тот момент, когда оно еще бьется в ритме, заложенном свободным человеком.
Но в этот самый момент с площади неожиданно раздался мужской голос:
– Стой! Я ее покупаю.
Нож застыл в руке, так и не приблизившись к моему телу. Мы с боцманом замерли, в равной степени удивленные, одновременно уставившись на покупателя, который проявил столь своеобразный вкус в выборе рабыни. Впрочем, удивление было отнюдь не единственным среди весьма противоречивых чувств, обуревавших каждого из нас. В пирате жажда наживы боролась с уязвленной гордостью и злобой, которые диктовали ему немедленно и несмотря ни на что расправиться с обнаглевшей девчонкой. Меня слова покупателя и вовсе выбили из колеи. Мгновение назад я точно знала, чего хочу, и была готова это получить. Теперь же запоздало пришли и страх, и сомнения, и ненависть к сорвавшему мои планы мужчине, и благодарность ему же за предоставленную возможность еще хотя бы недолго задержаться на этом свете. Я не могла понять саму себя и, как и боцман, продолжала стоять, тупо пялясь на неожиданно появившегося покупателя.
