Проклятие для Обреченного (СИ) - Субботина Айя (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Темная стеклянная поверхность постепенно светлеет, чтобы я смогла рассмотреть то, что внутри.
Самое главное.
То ради чего я здесь.
Это… ребенок.
Мальчик.
Ему, должно быть, на вид ровно столько, сколько должно быть, чтобы с дня на день появиться на свет. Плавает в чем-то плотном и вязком.
Еще шаг. Уже почти вприсядку от слабости и бешено сжимающегося сердца.
Еще ближе.
Темная замирает, ее метаморфозы прекращаются и сейчас мы с ней на равных – друг напротив друга. Если бы она захотела – одним движением превратила бы меня в кровавое месиво. Но она лишь тяжело дышит всем своим телом и тихо, совсем как раненная волчица, скулит.
Протягиваю дрожащую руку и пальцами касаюсь прозрачной сферы.
Что-то ударяет в пальцы, прошивает насквозь, как стелой.
Зажмуриваюсь, отступая, а когда снова открываю глаза – ребенок смотрит прямо на меня. Смотрит и протягивает руку. Он… маленький, но он все понимает, знает, кто я и где он.
Здесь достаточно света, чтобы не ошибиться.
Это как будто маленькая копия Тьёрда. Но с глазами…
Всевышние, с глазами моего отца – такими же синими и упрямыми.
Я снова тянусь к нему – и мы касаемся ладонями через прозрачную преграду.
Это наш с ним ребёнок: мой и Халларнского потрошителя.
Осознание всего произошедшего настигает так внезапно, что лишь теперь, пройдя через жестокие ночные кошмары и даже оказавшись на грани помешательства, понимаю, что всегда знала правду. В ту ночь люди в черном каким-то образом взяли часть меня, взяли часть Тьёрда и поместили наши начала в создание из другого мира, о котором я знаю лишь то, что он – уродлив и безобразен.
«Каждому мужчине нужен наследник», - вспоминаю слова Намары.
Понимала ли моя сестра, насколько близка была к истине?
Туман опять сгущается, и Темная ревностно прячет свое сокровище.
Я отступаю. Я увидела и вспомнила все, что нужно.
И сейчас не знаю, что делать со всем этим знанием.
Мне нужно обратно, чтобы увидеть солнце, вдохнуть холодный предутренний воздух. Нужно снова ухватиться за что-то привычное, что-то из моей простой реальности, где дети у пустоцветов не рождаются дети, и где эти дети не растут, как в той сказке, не по дням, а по часам.
Потому что слезы, безудержно катящиеся по моему лицу, объяснить все это совершенно не могу. Я давно смирилась с тем, что никогда не стану хорошей женой достойному мужчине. Смирилась с тем, что никогда не смогу родить. И все это верно и по сию пору. Но этот ребенок, так похожий на Тьёрда - он и мой тоже.
Мой сын. Мой маленький северный воин.
Обратную дорогу прохожу сама не знаю, как. Словно вслепую, в полной темноте.
А потом, стоя на самой высокой башне Красного шипа, реву в полную силу.
Во всю глотку.
Мой сын.
Будь ты проклят, Тьёрд.
За то, что ты… создал это чудо.
Глава сорок девятая
Мы выезжаем на следующее утро. Даже не пытаюсь тайно улизнуть из замка. Говорю начальнику гарнизона, что должна съездить в деревню северян и поговорить с вождями.
Говорю о возможном нападении за Красный шип. Как, когда и какими силами – не знаю. Возможно, что стоящего в замке гарнизона не хватит, чтобы отбиться. Но, скорее всего, победа будет за чужаками.
А мне уже невыносимо терпеть ту резню, что творится вокруг.
Тьёрд сказал, что надо их остановить. Он не сдержал слово, но, может быть, я смогу убедить своих упрямых сородичей хотя бы… попытаться…
У всего этого есть лишь одно определение – предательство.
Мое.
Предательство своей крови, своего рождения и своей земли.
В обмен на выживание хотя бы тех немногих северян, что еще остались и сопротивляются из последних сил.
Я не хочу, чтобы мой сын – наполовину северянин – даже не знал своего народа. И не хочу вздрагивать каждый раз, когда в слова моих колыбельных песен будут вплетаться лязг оружия и предсмертные крики.
У халларнского командира мои слова вызывают настороженность и дополнительные расспросы, от которых, как могу, увиливаю, чтобы не стать невольной виновницей очередной кровавой бойни.
— Мы готовы отбить любую атаку, госпожа, - говорит тот, что сейчас за старшего.
— А я готова попытаться избежать бессмысленного кровопролития. – Надеюсь, мои слова хоть в чем-то его убедят. - Я не ушла тайно, хотя могла бы, если б захотела. Я обо всем рассказала. Я не прошу доверять мне, не прошу молчать перед вашим генералом. Тьёрд должен знать, что происходит в его доме. Но я прошу помочь мне. Меньшая кровь. Не только северян, но и у халларнцев.
Он, как настоящий военный, долго не думает – соглашается. Но обозначает свою позицию: северяне должны показать покорность. Вот такой вот компромисс.
Путь нам предстоит не близкий. Еще и с ночи зима как взбесилась: резко похолодало, снегом замело даже натоптанные лесные тропы – ни пройти, ни проехать.
Мы едем долго, проибираясь сквозь непогоду.
Когда солнце подбирается к полудню, находит красные следы на снегу и чуть дальше – пару тел. Когда спешиваюсь и подхожу ближе, сразу различаю в синюшном профиле знакомые черты - Намара. Снег вокруг нее сильно утоптан, следов много, и все они – трехпалые, когтистые.
Волчья стая не упустила жирную добычу.
Сильнее всего досталось Геарату. Его, кажется, ели долго и со вкусом – толстый живот вспорот, остатки внутренностей разбросаны вокруг.
Судя по торчащим из-под снега веткам – они пытались разбить лагерь. Даже костер развели – темные пятна золы тут и там, поодаль валяется обугленная ветка.
Замковые жители. Забыли, что волки любят приходить к огню, потому что знают – где огонь – там человек, а где человек – там может быть волчья удача и пара дней сытой жизни.
Я, наверное, очень злой бессердечный человек, но не чувствую ни жалости, ни сожаления. Если бы мне снова представился выбор – позволить им остаться в замке или выгнать, я бы выгнала. У них был шанс, которым они не воспользовались. Что ж, дорогие родственники, я вас никогда не любила, как и вы меня. А кто из нас прав – рассудят предки, когда мы предстанем перед их высшим судом.
Только я нагоню вас немного позже, уж извините.
До нужной деревни добираемся далеко за полночь. Прошу халларнов остаться поодаль и не привлекать к себе внимания. Командир соглашается, но при условии, что я нацеплю на себя какое-то их дьявольское приспособление, через которое они будут слышать все, что говорю я, и все, что говорят рядом со мной.
Соглашаюсь. Это честный обмен.
Не скрываюсь, направляя лошадь к воротам деревни. Это довольно крупное поселение, хотя до города, даже небольшого, ему очень далеко.
Меня замечают и останавливают: кто такая, с чем пожаловала?
Называюсь и говорю, что пришла с миром.
Я вижу лица стоящих дозором северян, вижу, как шевелятся их губы, когда клянут меня на чем свет стоит. Не обижаюсь и не осуждаю. Я заслужила, пожалуй.
Ворота все же открываются. Выдыхаю – и трогаю лошадь пятками, понукая ее следовать дальше размеренным шагом.
Мне очень страшно. Сердце бьется так сильно, что, кажется, слышно даже через несколько слоев теплой одежды. Но надо хоть бы казаться уверенной: со слабыми никто не договаривается, их плевками выпроваживают восвояси, предупреждая сперва отрастить причиндалы.
Я проезжаю почти через всю деревню и останавливаюсь на уже заполняющейся маленькой каменной площади. В ее центре – несколько суровых мужиков. Стоят, сложив руки на груди. Выглядят так, будто прямо сейчас готовы переломать мне все кости. Один как нарочно скалится, мол, все ты верно подумала, глупая баба.
— Хватило же стыда явиться, - говорит один. Он не назвал своего имени, и это плохой знак. Мертвецам имен не называют, чтобы не шепнули владыке темного царства, кого прибрать следующим. – Халларнская подстилка вместе с честью распрощалась и с разумом?
Конечно же, в свое время Геарат позаботился, чтобы слух о моем бесчестии прокатился по всей окрестности. И никого не интересует, что на самом деле Геарат всегда слыл лжецом. Раз отдалась Потрошителю – значит, достойна лишь плевка.
