Страж ее сердца (СИ) - Штерн Оливия (прочитать книгу .txt) 📗
Сантор медленно, словно сомневаясь, сделал шаг в сторону от королевы, и та завыла — тонко и тоскливо, что пробрало до самых костей.
— Делай, — только и сказал король.
Мариус кивнул.
— Когда будет готово, я бы хотел оставить вас одних и вернуться с Алайной в ее покои. Мне не нужны королевские тайны. Да и рана дает о себе знать.
Не дожидаясь ответа, он подошел к кровати, наклонился к Велейре и, не обращая внимания на ее исполненные ненависти взгляды, принялся выплетать сложный конструкт заклинания, выдергивая из себя призрачные зеленые нити, одну за другой.
ГЛАВА 11. Тайные комнаты
Алька шла за Мариусом и видела, что каждый следующий шаг дается ему все сложнее. Наконец он остановился, оперся рукой о стену и пробормотал ругательство.
— Что? — подскочила она, заглядывая в лицо.
По лбу стража стекали крупные капли пота, виски были мокрыми. Но он слабо улыбнулся.
— Его величество приступил к допросу. Из меня конструкт тоже изрядно тянет.
— Мы почти пришли, — Алька кивнула в сторону коридора.
До двери в спальню и правда оставалось недолго, пару десятков шагов. Мариус тоже посмотрел туда и покачал головой.
— Ты еще не набрался сил, а сотворил такое заклинание, — сварливо добавила Алька. У нее складывалось ощущение, что мужчины — все равно, что дети малые. Сам едва на ногах держится, а все туда же, отвоевывать справедливость и геройствовать.
Он поднял руку, приобнял ее за плечи и притянул к себе. Алька чувствовала, как бешено колотится сердце, как все тело содрогается в болезненных спазмах.
— Я страж, маленькая, — прошептал Мариус, — Сантор должен верить в мою неуязвимость. А откат от конструкта Правды… Это неприятно, но пройдет.
Алька вздохнула. И, чувствуя себя мудрой и опытной женщиной, подставила под руку Мариуса свое плечо.
— Идем.
— Идем, — согласился он и ощутимо оперся на нее. Алька вдруг открыла для себя, что Эльдор изрядно тяжел. Ну кто бы мог подумать? А на вид ни разу не толстый, худощавый, живот, вон, вообще к позвоночнику прилип.
Кое-как они доковыляли до спальни, и там он рухнул в постель, обливаясь потом. У Альки самой руки тряслись, но она подсела рядом.
— Чем я могу помочь?
Мариус приоткрыл глаза.
— Надо рану посмотреть, маленькая. Помоги мне раздеться. Главное, чтобы то, что сейчас делает король со своей королевой, не потянуло мой резерв настолько, что все разойдется снова…
Потом они вместе снимали с Мариуса тунику, снимали тяжело и долго, потому что застежка не была предусмотрена и вовсе. С повязкой тоже пришлось повозиться, но когда Алька подняла куски полотна, то ахнула. Рваная рана полностью затянулась, на месте кровавой борозды теперь багровел неровный рубец.
— Что там?
Алька осторожно, кончиками пальцев коснулась нежной кожицы.
— Все в порядке, я думаю. Ничего не открылось. Наоборот, все заросло.
— Вот и отлично, — Мариус зевнул, — Алайна, мне надо поспать. А ты ложись рядом. Просто будь рядом, хорошо?
— А друг у королевы есть еще сообщники? — она тревожно всматривалась в блестящее от пота лицо стража, — я как-то сразу не подумала.
— Но моя сеточка все еще на тебе, не переживай, — Мариус улыбнулся и закрыл глаза, — иди ко мне, маленькая. Хочу тебя… чувствовать. Тогда мне легче.
Его дыхание постепенно выравнивалось, взгляд затуманился. Алька помялась несколько мгновений — все еще непривычно было спать в одной кровати с тем, кого еще недавно считала врагом. Потом подумала о том, что с этим мужчиной ей уже стесняться совершенно нечего. Во-первых, голой он ее видел, во-вторых, ухитрился пощупать даже в тех местах, которые можно щупать только мужу и в-третьих, наконец, сделал предложение, на которое она ответила "да". Ну а перья… А что — перья? Ничего она с этим поделать не может, и если Мариуса этот вопрос не смущает, то ее и подавно не должен. Алька быстро разделась, сложила крылья плотнее, чтоб не мешали, и легла рядом. Набок. Положив голову на согнутую в локте руку.
Мариус спал, и в тусклом свете лайтеров Алька могла беспрепятственно рассматривать его профиль. Надо сказать, профиль у приора Эльдора полностью соответствовал обращению "ниат", то есть был самый что ни на есть аристократический. Довольно высокий лоб, густые черные брови с коварным изломом, нос с небольшой горбинкой, отчего все лицо приобретало несколько хищное, зловещее выражение. Взгляд Альки остановился на губах Мариуса — от одного их вида ее в жар бросило. Вспомнила, как он ее целовал, требовательно, напористо. Подчиняя и заставляя самой тянуться за этой изысканной лаской. И, сознательно отметая все опасности, которые их ждали, Алька впервые задалась вопросом — а что, собственно, у нее с этим мужчиной? А у него с ней?
— Мамочка, — беззвучно прошептала она в золотистый сумрак спальни, — как жаль, что тебя нет рядом.
И слезы навернулись на глаза. Вспомнила, как мама — та, что вырастила — заплетала ей косички. А Алька, маленькая, по пояс маме, тянется на цыпочках, смотрит в зеркало.
"Вырастешь такой красоткой, Алечка. Женихов придется палками отгонять, чтоб остался только самый лучший".
Судорожно выдохнула.
Если бы мама была рядом… С ней хотя бы можно было посоветоваться. Спросить, наконец, любовь — это как? То, что она бросилась спасать Эльдора, закрыла собой от чудовищной твари — это любовь? Или просто не хотелось, чтобы он погиб так глупо и безрассудно? Или тех, кто не нужен, не спасают? А если спасают, то для чего?
Алька нащупала в темноте перстень, который приняла. Может быть, не стоило так торопиться? Она так и не разобралась в себе, что чувствует к Мариусу. Да, он был хорош, с какой стороны не глянь: статный, не старый, такой, что защитит. К Тибу отнесся так хорошо, как не всегда к родным детям относятся. Да и в том, что он был не прочь уложить ее в постель, сомнений не возникало. А то, что до сих пор этого не сделал, намекало на серьезность намерений. И все же, все же… Алька пыталась найти, нащупать в неизвестности то, чем можно померить любовь и определить, она ли это, или просто привязанность, симпатия — и не могла.
Тогда она просто закрыла глаза, но сон не шел. Вспоминались их самые первые встречи. Когда поймал ее, двуликую. Боль во всем теле, грубая подошва сапога на шее. Когда забирал из тюрьмы. И как она ловила его взгляды, когда работала, когда мыла окна, помогала Эжени стряпать на кухне, собирала яблоки в саду. Он ведь… частенько смотрел на нее, а ее бросало то в жар, то в холод от тяжелого взгляда приора. И в мыслях не было, что когда-нибудь между ними будет что-то… непонятно, любовь ли, но явно что-то особенное, очень личное. То, что действительно их связало.
Алька приподнялась на локте, посмотрела на грубый шрам через грудь. Он начинался сразу под ключицей, сворачивал вниз и вбок, по ребрам. Наверное, это было очень больно — не просто так Мариус потерял сознание прямо на арене. И, наверное, для него было непростым решением вот так взять — и явиться за Пелену. Он знал, что его там ждет. И не отступил, не побоялся рискнуть ради них двоих. Алька подалась вперед, наклонилась над шрамом и, сама не зная зачем, легонько коснулась его губами. Как будто это могло помочь тканям скорее восстановиться. Отпрянула, испугавшись саму себя, нервно облизнула губы. На них остался солоноватый вкус пота, и Альку всю вдруг тряхнуло. Внезапно проснулось необузданное, почи животное желание запустить пальцы в его коротко стриженые волосы, ощутить его горячие губы… везде. И прикосновения его рук. А еще — прижать его голову к своей груди, так, чтоб и ему было хорошо и спокойно. Так же, как ей в его объятиях.
Алька покосилась на лицо спящего — оно казалось спокойным, ресницы чуть заметно подрагивали. А она тонула, барахталась в волнах такого странного и сладкого желания, еще раз прикоснуться губами к его груди, пройтись по шраму, отмечая каждый дюйм поцелуем, забирая боль и принося удовольствие. Алька сглотнула. И поцеловала еще раз, с закрытыми глазами, пытаясь ощутить на губах его вкус, смешать все воедино — запахи кофе, старых книг, память об обжигающих прикосновениях… как тогда, когда ей было непозволительно хорошо в его руках. Странная тяга, целовать мужское тело. Верх неприличия. Но почему тогда настолько нравится?
