С привкусом пещерной соли (СИ) - Шолох Юлия (лучшие книги TXT) 📗
Какой она войдет в эту дверь?
Раньше, чем Полина нашла и выдавила какие-то слова для поддержки или успокоения, Наташка отвернулась и вышла. Ноги передвигались словно сами по себе, что оказалось весьма кстати.
Что-то ценное... или нет, что-то важное осталось где? В голове полная каша, будто ты младенец, который видит предметы, но понятия не имеет, для чего они предназначены. Однако все равно - какие забавные штучки!
Если в коридоре и встречались люди, то Наташка этого не заметила. Пусто, пусто... Ничего важного.
Пляж был тих и безлюден.
Вода лениво перекатывалась и ее медленные движения отзывались в крови, как будто перемещались под действием какого-то общего энергетического поля.
Наташка повернула в сторону, удаляясь от общих маршрутов, проложенных аквелями и пошла туда, где заканчивался свет и наступал мрак.
Ее веселенькая зеленая майка с белой каймой и черные шорты совершенно не подходили для того, чтобы куда-то идти с не человеком, и еще меньше для романтического свидания.
Гуру приближался с левой стороны.
Наташка добрела почти до границы света и остановилась. В темноту она добровольно в одиночестве точно не попрется.
Радует, что отсутствуют зрители - что удивительно, никто не выперся посмотреть на продолжение вчерашнего представления. На поверхности все по другому - если ввести смертную казнь - по старинке, в центре площади, с окровавленной деревянной колодой и огромным начищенным до блеска топором - то толпа желающих увидеть все своими глазами соберется такой, что передавит собой немало народу.
Туда им и дорога.
Впрочем, не совсем уж было пусто - кто-то у воды сидел, пусть и в одиночестве.
Так как все равно придется ждать, пока гуру явится на свет, а времени до этого светлого события оставалось предостаточно, Наташка пошла к сидящему на берегу человеку и удивилась, когда с трудом узнала в худой, изнуренной фигуре того самого Михаила Ивановича, интеллигента в спортивном костюме с вечным призраком-галстуком на шее, который приехал в Ракушку вместе с ней.
Нимфетки поблизости не наблюдалось.
Значит, и он не уехал, а как Полина, остался здесь. И она, если подумать, осталась, пусть и по другой причине - сложно собрать вещи и убраться прочь с гордо поднятой головой, когда тебя пригласили на банкет в виде главного блюда. Возможно, у Наташки было немало отвратительных недостатков, но вот трусихой она не была никогда. Убегать - последнее дело, убегают только крысы.
Интересно, из их развеселой компашки вообще кто-нибудь вернулся на поверхность?!
- Можно? - поинтересовалась Наташка, оглядывая пустынный берег. Сотни посадочных мест, а она просится под бок этого человека, который, если припомнить, не особо-то ей нравился.
- Конечно, можно.
- Что вы тут делаете?
Он повернул к Наташке голову и она чуть не вскрикнула, когда тусклый свет отразился в его глазах.
Михаил Иванович походил на труп, который восстал из земли. Он совершенно точно доживал свои последние дни, причем доживание проходило совсем не просто и отложило на его лице гримасу непреходящей боли.
- Извините, - выдавила Наташка.
- Да чего там, - широким жестом, плохо скрывающим собственное отчаяние, произнес он. - Не стоит. У каждого своя война. Я свою почти проиграл, а вот у тебя, как у большинства живых, полно времени выиграть.
Спорить с ним не было никакой возможности. Нельзя же говорить умирающему, что он говорит пошлые банальности, которые забываются спустя несколько минут.
Михаил Иванович, к счастью, отвернулся.
- Я предпочитаю бывать тут один. Привыкаю, так сказать, к одиночеству. И постоянно думаю, все время думаю - есть ли там, после смерти еще что-нибудь?
- Аквели уверены, что есть.
- Я не аквель.
- Неважно, - Наташка сжалась и обхватила плечи руками. - Я не хочу об этом говорить. Могу я что-нибудь для вас сделать?
- Для меня нет, - ответил он, сосредоточено щурясь. - Кто я тебе такой? Мы просто вместе сюда ехали и больше нас ничего не связывает. Ты мной и не интересовалась никогда, как человеком, в смысле. Я всегда был фоном, сколько себя помню. И для жены. И для дочери... просто фон. А я тебя часто вижу... Все, что вокруг. С какой стати ты будешь что-то для меня делать? Но еще я вижу, что ты можешь сделать что-нибудь для него. Понимаешь, я о ком? Чтобы ему не пришлось однажды умирать так... в одиночестве. Гонза такого не заслужил.
Наташка резко поднялась, отказываясь впускать в голову его слова.
- Простите.
Она уходила, стремясь к темноте, где гуру и забытье, а Михаил Иванович продолжал говорить сам с собой.
- Вы с ним так похожи. Вы - хамелеоны, но не по рождению. Я всю жизнь таким был, все притворялся... пока не стало слишком поздно.
Наташка практически перешла на бег, только бы его не слышать.
И почти натолкнулась на комок пустоты, которая оказался вполне себе материальной. Гуру остановился, молча ввинчиваясь в нее своими ненормально ровными глазами и Наташка зажмурилась и с радостью позволила своего мозгу отключиться, потому что не желала вести войну за то, чего у нее нет.
И ноги двинулись и пошли сами собой.
Темнота расступалась, но не было ни холода, ни страха. Легкие исправно дышали, в висках стучало и сердце билось в спокойном ритме прогулочного шага.
Очнулась Наташка, когда они вышли на островок, окутанный плотной водой, слабо освещенный зеленовато-желтым светом.
Гуру уселся на камень, разведя колени, положил на них ладони и замер.
Наташка отвернулась и добрела до края суши, похожего на серую застывшую пену. Села на гальку, такую же, как на пляже, зачерпнула воды, на ощупь почему-то больше напоминающей жидкий гель и умылась. Теплая, мягкая вода казалась родной стихией, домом, куда стоило вернуться. Вот прямо так, наклониться головой вниз и уйти рыбкой на дно.
Наташка оглянулась на своего молчаливого хозяина и он улыбнулся. Вот тогда-то ее окатило волной возбуждения, когда в ответ на улыбку оставленные им в ее теле рыбки ринулись, стремясь попасть к источнику своего рождения.
Что могло быть проще? Встать, подойти к гуру и позволить себя обнять. Позволить положить себя на землю, проникнуть в свое тело и забрать последний мусор, не вымытый вчерашней водой.
Сколько женщин через это прошли? Все они сдались, разрешили ему побаловать себя нежностью и любовью, которых недополучали в реальности. Все они.
Вот только Наташка ненавидела быть такой, как все.
Она готова была насмерть расшибиться, только бы отличиться от остальных женщин. Неважно, в чем. Предсказуемость - худшее наказание, равнодушно задвигающее посмевших высунуть нос обратно в посредственность. Нелицеприятно, зато факт.
Или может дело в том, что она не знала, как это - быть женщиной. Разве возможно ею стать, не имея в запасе достойного мужчины? Больной вопрос. Слишком больной, чтобы действительно о нем думать.
Гуру мягко ее позвал. Не голосом, а так, будто рывок, заставляющий приблизиться, стал сильнее. Теперь окунуться хотелось не в воду, а в его тепло.
И тогда Наташка сдалась.
Но перед тем как встать и сделать все, что он пожелает, она наклонила голову, уткнулась лицом в коленки и разрыдалась.
Над своей глупостью - так отчаянно стремиться быть не как все и все равно оставаться одной из них. И дело даже не в гуру. В мужчинах, к которым все равно тянет и каждый раз ты будто заново достаешь свое сердце и пакуешь в цветную коробочку. И получаешь возврат за ненадобностью - жеванным и мятым.
И в не убиваемом, изматывающем желании стандартного бабского счастья во времена, когда на улице 21 век и групповуха становится таким же стандартом, как посещение парикмахерской.
Над своим телом, таким же слабым, как все остальные человеческие тела. Вот, захотел ее отыметь великий подземный гуру и чем-то таким воспользовался, что она не может ему отказать, хотя совершенно точно знает, что это раз и навсегда поставит крест на всех ее дальнейших планах, на жалких остатках растоптанного самоуважения и еле живой надежды на будущее. Не останется единственного очага, освещающего для нее эти сырые бездонные пещеры. Вокруг которого она вилась, как глупый мотылек и точно так же подпалила крылья.
