Умри для меня - Плам Эми (книги полностью .txt) 📗

Он говорит, что не хочет причинить тебе еще больше боли.

Видя, вчера как ты выбежала из Ла Палетт, он боялся, что возможно ты сделаешь неправильные выводы.

Которые ты, по всей видимости, и сделала.

Я почувствовала, что сейчас вспылю.

— Жюль, я видела то что видела.

Куда уж очевиднее?

Жюль перехватил мой взгляд.

— Кейт, ты точно не глупа, так что я предполагаю, что ты невероятно слепа.

Женевьева одна из нас.

Она наш старинный друг, которая нам как сестра.

Винсент влюблен, но не в неё.

У меня перехватило дыхание.

Удовлетворенный тем, что привлек моё внимание, он продолжил говорить, при этом спокойно вернулся к своей работе, пристально сконцентрировавшись на наброске.

— Он пытался кое-что выяснить.

Найти выход из сложившейся ситуации.

Он просил меня передать тебе это.

Жюль окидывал меня взглядом сверху вниз, а потом вновь возвращался к бумаге.

— Неплохо, — сказал он.

Он вырвал кусок квадрата, а затем, вставая, протянул его мне.

Это был набросок: я, сидящая здесь в кафе.

Я выглядела как Венера Боттичелли, излучая спокойствие и естественное очарование.

— Я выгляжу красивой, — сказала я восхищении, переводя взгляд от рисунка на его серьезное лицо.

— Ты прекрасна, — сказал он, наклоняясь и мягко целуя меня в лоб, прежде чем повернуться и решительно выйти из кафе.

Глава 26

Когда на следующий день я вернулась с очередного читального сеанса, из кафе Сент-Люси, из квартиры вышли Мами с посетителем.

Большинство её клиентов — торговцы картинами и кураторы музеев — заходили в будние дни в течение рабочего дня.

Если кто-нибудь приходил на выходных, можно было с уверенностью сказать, что это частный коллекционер.

Хорошо одетый человек стоял в коридоре ко мне спиной ко мне, держа в руках большой, узкий, обернутый в коричневую бумагу сверток, наблюдая за тем, как Мами запирает за ними парадную дверь.

— Вы можете вызвать лифт, а я отнесу картины наверх по лестнице, сказала она мужчине, когда тот повернулся.

— Это был Жан-Батист.

— О! — вскрикнула я.

Я застыла как вкопанная, на моих глазах будто произошло лобовое столкновение двух миров: клан нежити, с которым я чуть было не связалась и моя собственная нормальная смертная семья.

— Моя милая девочка, я напугал тебя.

Прими мои извинения! — его голос звучал спокойно и монотонно, словно он читал по бумажке.

Он был одет точно так же, как при первой нашей встречи, в дорогой костюм и кружевной шелковый шарф на шее. Седые волосы были тщательно набриолинены и зачесаны назад, открывая его аристократическое лицо.

— Катя, милая, это мой новый клиент: Господин Гримод де Ла Ренье.

Господин Гримод, моя внучка Кейт.

Ты как раз вовремя вернулась домой, дорогая.

— Не могла бы ты отнести эту картину наверх в мою студию? Я боюсь, что она слишком габаритная, чтобы поместиться в лифт.

Жан-Батист от нечего делать продолжал смотреть на меня, пока Мами открывала дверь маленького лифта.

Я почувствовала как мой гнев усилился, когда он приподнял аккуратную бровь.

Его вторжение мой мир я расценивала как некое оскорбление.

Как во многих парижских домах, наш лифт был крошечный.

Он едва вмещал двоих, понятно, что о третьем человеке или о картины и речи быть не могло.

Я осторожно подняла за края бумаги, в которую была завернута картина, и на начала подниматься. Мой путь лежал через три лестничных пролета.

Картина была размером в половину моего роста, но так как рамка была снята, она не была тяжелой.

Я как раз поднялась наверх, когда Мами открыла дверь студии оживленно болтая с Жан-Батистом, пока они входили.

Я стояла позади него крепко сжимая сверток и гадала, что же "дяде" Винсента понадобилось здесь, в моем доме.

Сначала Жюль, теперь Жан-Батист! Подумала я.

Как я могу двигаться дальше, если "семья" Винсента так и норовит появиться в моей жизни? После разговора с Жюлем мои эмоции и так были на пределе, но я решила придерживаться моего первоначального решения — я бы подвергла своё сердце риску, продолжая встречаться с Винсентом.

Когда я прошла в дверь я вдохнула и наполнила свои легкие успокаивающим запахом красок и лаков.

Студия Мами всегда было одно из самых моих любимых мест, где я с удовольствием зависала.

Шесть комнат для прислуги, которые занимали весь верхний этаж нашего здания, были объединены, чтобы создать одно большое пространство. И большая часть потолка была заменена стеклянной крышей, сквозь которую комнату заливало солнечным светом.

Текущие реставрационный проекты Мами были расставлены на мольбертах по всей комнате.

Картины старых мастеров, потемневших от времени: стадо коров, пасущихся на лугу, стояла напротив яркого полотна постимпрессионизма — девушки, танцующие в зале канкан, задирающие нижние юбки. А на соседнем полотне, казалось, что шокированная, увиденным, испанка, одетая во всё черное, стыдливо прикрывает веером свои губы.

— Давайте взглянем на неё, — сказала Мами, забираю у меня свёрток и кладя его на большой стол, стоявший по среди комнаты.

Она осторожно развернула картину и снова подняла её, чтобы хорошенько рассмотреть.

Это был портрет в натуральную величину (до талии) молодого человека, одетого в наполеоновскую солдатскую униформу и высокую черную шляпу с перьями.

Очевидно, что натурщиком был сам Жан-Батист.

— О да, конечно же семейное сходство очевидно, — сказала Мами в восхищении, переводя взгляд от картины на своего клиента и обратно.

Подавшись вперед, он дотронулся до разреза в картине, на уровне лба молодого человека.

— Вот здесь порез, — сказал он.

— Ну раз, разрез ровный, это будет легко исправить.

Нужно просто поставить заплатку с обратной стороны полотна, а здесь даже можно ничего и не трогать.