Свидетель (СИ) - Манукян Галина (электронная книга TXT) 📗
С чего сейчас вспомнилась? - удивился Черкасов. - Графика Джули навеяла, наверное.
Вопреки обычной индифферентности, память о брошенной любовнице вдруг заныла, словно травмированное колено на дождь. Однако перед ним сейчас стояла Джули и, затаив дыхание, ждала похвалы, словно щенок сахарную косточку.
- Молодец, - наконец, сказал он, откладывая рисунок. - Но учиться надо.
- Я хочу, - тихо проговорила Джули. - Очень.
- Тогда читай договор, и поедем в банк. Я переоденусь.
Кряхтя и морщась, как больной старик, Валерий поднялся. Голова закружилась, он чуть не упал. Оперся о спинку кресла, пытаясь поймать сбивающееся дыхание и остановить хаос перед глазами.
Джули нахмурилась и буркнула:
- Такого ни в один банк не пустят. И вообще, тебе реально надо в больницу. Тут рядом есть, через квартал. Давай провожу.
- Под прицелом газового баллончика? - хмыкнул Черкасов, приходя в себя. - Не обращай внимания, заживет, как на собаке.
- Знаешь что? - сгримасничала Джули. Сквозь напряженность и озабоченность зверька проступила ясная детскость, внезапно осветив лицо и сделав его красивее. А, может, просто свет так упал - дерзким, пробившимся сквозь тучи лучом. - Если ты такой умный и говоришь о выгоде, то повести тебя в больницу мне как раз выгодно. Тебя быстрее залатают, и ты решишь мои проблемы. С фондом и всякое такое. Не выпендривайся. Пойдем.
- Стоящая попытка, - заметил Черкасов. - Может, тебе лучше в маркетинг? Или в рекламу? Подумай.
- Вот в больнице и подумаю.
Голова Черкасова раскалывалась и соображала не очень, тело превратилось в развалину, так что в словах Джули был смысл. Странно, что упиваясь болью, как чем-то настоящим, Валерий не подумал сам о медицинской помощи. Он подобрал с дивана распростертую вороновым крылом куртку.
- Уговорила.
Джули просияла, сгребла рисунки и деловые бумаги.
- Супер-супер. А пока тебя будет смотреть врач, я договор почитаю.
* * *
Так началась их маленькая, странная дружба. Помимо гематом и ушибов врачи обнаружили у Валерия трещину в ребре, сотрясение мозга и плохую кардиограмму. Следы побоев долго сходили с лица. На тумбочке появилась россыпь лекарств.
В школу посреди года Джули не взяли. Нужно было вмешательство, поэтому пришлось ждать, пока спонсор придет в божеский вид. Впрочем, кожа восстанавливалась быстрее, чем пополнялся резерв спущенной в унитаз энергии. Под предлогом «навестить травмированного» Джули приходила часто. Усевшись на кухонный рабочий стол, свешивала ноги, думала о чем-то своем или тыкала пальцами в смартфон. Похоже, ей просто некуда было ходить.
Черкасов был рад: с людьми его круга налаживать общение он был не готов, хотя неподалеку от Лондона обосновалось целое «русское поселение», а прикладывать усилия, чтобы завязывать новые знакомства - не хотелось. Когда звонил из Израиля Сергей с новостями, его отчеты казались Валерию эхом, доносящимся откуда-то из потустороннего мира. Видимо он, как тяжело больной, подсознательно дистанцировался от неприятных событий, сконцентрировавшись только на том, чтобы выжить - выбраться из вонючей ямы, в которую сам себя загнал.
В доме Черкасова стали появляться книги. И еда. Джули, не спрашивая, подъедала всё, что «случайно» оставалось на кухонном столе. Черкасову было забавно смотреть на ее повадки вороватой уличной кошки. Однажды он заказал устриц и с любопытством ждал, как с ними расправится это дитя лондонской подворотни. Джули устрицы не поняла, понюхала, скривилась и отодвинула подальше, уничтожив только нарезанный дольками лимон.
В конце концов Валерию надоело, он усадил англичанку за нормальный стол, поставил перед ней тарелку с ножом и вилкой и заявил, что пора прощаться с площадными привычками. Медленно возвращаясь к нормальности, он почувствовал себя в некотором роде Пигмалионом, ругал Джули за сленг, учил правилам поведения и прочему, что не дали ей родители. Она брыкалась, обзывала занудой и сумасшедшим русским, но вспоминала о фонде и слушалась. В общем, оба были довольны, и не понятно, кому, на самом деле, происходящее было нужнее.
В рождественский вечер Джули заявилась за пять минут до полуночи и подарила Черкасову зеркало. Валерий смутился - совсем забыл про подарки. На следующее утро он долго, словно пациент после пластической операции, изучал свое лицо, особенно глаза, находя в них что-то новое. А затем побрился, расчесал копну на голове, и понял, что готов говорить с людьми.
* * *
«Какая все-таки умница! - подумал о бывшей помощнице Черкасов, разбирая один из четырех громоздких чемоданов, которые неизвестно как секретарша одна умудрилась привезти в аэропорт. - Собрала все мои любимые вещи!» Валерий поражался, откуда она знала о них? Что вот этот, серо-голубой костюм и тот черный - его фавориты среди пары дюжин развешенных в гардеробной брюк и пиджаков? Идеально разложенные, каждый в своем чехле, костюмы были снабжены подходящими рубашками и галстуками. Надо же, позаботилась! Ему стало стыдно за возникшее однажды подозрение.
Ребро еще давало о себе знать, но Валерий с мальчишеским нетерпением облачился в серо-голубую пиджачную пару утром первого рабочего дня в Соединенном Королевстве. Нашел в кармане плотно сложенную бумажку со старым отчетом и поддался флёру ностальгии, рассматривая цифры продаж и стоков по магазинам. Этот отчет Леночка отдала ему на ходу перед вылетом в Шанхай. Словно не полгода назад, а в другой жизни... Черкасов тогда наорал на нее за несвоевременность.
Теперь это ничего не значащие значки, а не было бы преданной Лены, не было бы и любимых вещей на чужбине. Вот что реально значило. Черкасов почувствовал себя свиньей из-за того, что толком не отблагодарил помощницу. Нет, он расплатился, но как обычно, деньгами - не словом. И запросто отключил телефон, исчез.
Раньше Валерий воспринимал Леночку как удобную рабочую приставку в приемной, знал, что она в него влюблена и даже посмеивался над этим мысленно. А сейчас нахмурился: что за привычка такая - принимать людей, как должное? Пренебрегать ими? Может, из-за нее грянуло одиночество?
Черкасов извлек из чемодана синий шарф и вспомнил о Варе. Мысли о ней до сих пор вызывали неловкость, словно даже думая о ней, он без спроса, насильно касается ее. А имеет ли право?
По сути, - сглотнул осадок в душе Валерий, - он ни разу не поверил ни единому Вариному слову, считая то пионеркой, то сдвинутой кришнаиткой, то корыстной охотницей за богатством, то сумасшедшей, то мертвой... Предательницей, наконец. Но разве он дал ей хоть один шанс остаться?
За такими раздумьями его застала в гостиной Джули. Валерий обернулся, оправляя пиджак, и она всплеснула руками:
- Wow! Holy shit2!
- Что такое?
- Без бороды. В костюме. Блин, да ты и впрямь тот самый олигарх! - заблестели глаза Джули. - Красавчик. Как в интернете...
Черкасов помрачнел.
- Не вздумай в меня влюбляться. Обещай! Это все испортит. Это всегда плохо кончается.
На лице девушки проступило разочарование, затем вызов.
- А с чего бы я в тебя влюблялась? Ты - мой спонсор... И то, если не передумал.
- Вот как раз об этом, - расслабился Валерий. - Мы едем в банк.
* * *
Занимаясь созданием благотворительной организации, Валерий включился, ожил еще больше, поняв, как истосковался по делам. Он таскал за собой Джули в банк, в Лондонскую палату коммерции и промышленности и обратно в банк. Пока Валерий созванивался с Морфиным и встречался с рекомендованным им юристом, Джули читала в подаренной электронной книге Достоевского, периодически зевая и спрашивая значение слов. Черт его знает, почему, но Черкасов вспомнил, что «Преступление и наказание» было безмерно восхваляемо парой иностранных партнеров и той же Леночкой, вот и озадачил русской классикой это плохо образованное создание.
Кричаще рыжая, безвкусно богемная в сером вязаном лапсердаке и полосатом шарфе до пола, Джули создавала с ним нелепый контраст. Но Валерию она была нужна, словно живое напоминание, ради чего он ввязался во всю эту бюрократию. Джули и не рвалась домой. То в одном, то в другом официальном учреждении приносила ему кофе в картонных стаканчиках, батончики из автомата и периодически пичкала таблетками, о которых он, как обычно, забывал.
