Иные города (СИ) - Линдт Нина (читаем книги бесплатно txt) 📗
Ни один наркотик, ни один грех, ни одно удовольствие не сравнится с тем, что дам тебе я. Ты дрожишь, но не можешь убежать, хочешь оттолкнуть, но твои руки ищут меня для объятий. Вот в чем твоя слабость. Вот в чем мое господство. Я говорю тебе: Анастасия, ты погибнешь. Если хочешь познать все это, ты отдашь мне душу. И ты погибнешь. Маленькая девочка пропадет в темном лесу, потому что доверится волку. Я тебя сожру. Моя черная тьма накроет твой дрожащий огонь. И ничего не останется. И я знаю, что не смогу не разрушить тебя. И не остановлюсь. Не смогу остановиться. И потому я запрещаю тебе приближаться. Запрещаю себе приближаться. И не могу не желать близости с тобой, потому что я хищник. Я создан, чтобы разрушать, я разрушу, я уничтожу тебя. Слышишь?
Он говорил это ей на ухо, тихо, обнимая, прижимая к себе, и она умирала от желания, хотела его, жаждала быть поглощенной. Он требовательно и нежно прикусил мочку уха, и она задохнулась от адреналина, вырвавшегося в кровь. Ее тело не желало больше бороться, оно хотело лишь добиться от нее подчинения зову, что звучал в каждом сокращении сердца. Гибель казалась призрачной, а наслаждение было осязаемым. Его губы лишь слегка касались ее виска, и дрожь, которой отзывалась она на ласки, казалась ему дрожью раненой антилопы в когтях льва. Кровь багряным заревом застила глаза, она слышала пульс своего сердца, горячее желание всего тела, и сломать эту тягу было невозможно. Душа испуганно похолодела, разорванная надвое, поделенное надвое сознание: стремление слиться с ним и погибнуть, которое одолело сопротивление и страх погибнуть. Она наслаждалась звуком его вкрадчивого голоса, вплетая пальцы в его кудри, запрокинув голову, подставляя шею. Казалось, что связь, тянувшая ее к нему, наконец-то достигла своей цели и высшей точки. Ноги подкашивались от слабости, словно он пеленал ее в кокон своего голоса, прежде, чем напиться.
«Зачем же тогда эта связь, если только для того, чтобы исчезнуть?» Ох, как резанули эти слова, болезненно ярко вспыхнули на краю сознания. И вслед за этим, несмотря на то, что она пыталась не слышать, заговорило ее сознание: «Помни! Ты можешь, Настя! Вспомни!». Она отворачивалась, пыталась оттолкнуть прочь эти мысли-призраки, которые пытались удержать ее от гибели.
— Нет! — она вдруг вырвалась из объятия, оттолкнула его, тяжело дыша, но ноги были слабы, потеряв опору, она грохнулась на скамью. Боль вспыхнула во всем теле, оно противилось ее решению, не хотело отдаляться от него. Белая болезненная вспышка ярко озарила сознание, словно голову раскололо надвое. Она закрылась руками и застонала. Слезы боли, стыда и отчаяния полились из глаз. Она хотела его. Она желала его больше всего на свете. До боли. И до боли ясно понимала, что не сможет выжить в любом случае. Жизнь без него пуста. Жизнь с ним ярка, но слишком коротка.
«Помни, Настя!» — что за голос, непреклонный, холодный, равнодушный? А она хотела слышать другой: терпкий, горячий, соблазняющий. И она закрыла руками уши, засунула голову между колен, зарычала, чтобы ничего больше не слышать. Тело болело, болела душа. Она была словно храбрый белый парусник в мятежном темном море, со всех сторон гонимый волнами, бьющими по нему, грозящими утопить.
Он смотрел на нее, маленькую и плачущую, но не чувствовал сострадания. Оно ему было неизвестно. Она должна усвоить урок. Слишком слаба, уступчива, мягка: она должна измениться. Но все же, даже слабенькая, выстояла! Он не ошибся.
Когда боль утихла, она подняла голову и поняла, что он ушел. Стало обидно, что он не захотел ее утешить, и неловко, что она так бурно отреагировала. Растерянно, она поднялась и огляделась: недалеко отсюда находилось кафе Пепе. Словно пьяная, она отправилась неуверенным шагом в единственное место, которое до сих пор было островком спокойствия. Она так и не придумала, что скажет: боль кольцом, словно терновым венцом, сжала голову, и каждый шаг болезненно отдавался в ней.
Пепе заканчивал уборку, до блеска натирая барную стойку. При виде Насти, что вплыла в кафе бледной тенью, словно призрак, он нахмурился.
— Садись, дочка.
Она послушно опустилась на отодвинутый стул. Когда он поставил перед ней не кофе, а стеклянный бокал с коричневой жидкостью, она подняла на него удивленный взгляд.
— Это тебе, пей.
Она выпила настойку, поморщилась и заплакала. Начала рассказывать, но сбилась, понимая, что не может рассказать правду. А придумывать, как подать это иначе, не было сил. Но Пепе и не нужно было рассказывать, казалось, он многое понимает без слов: опущенные плечи, боль в глазах, следы слез на щеках, аура разочарования, отчаяния и страха. Он приготовил чай, сел напротив нее, сняв очки. Ее удивило, каким пожилым он ей показался в тот момент, словно одним махом прибавил десять лет. Жилистые руки с выступившими венами, морщины, пересекающие лицо, уставшие глаза. Но голос его, после того, как он прочистил горло и начал говорить, был твердым:
— Кто бы ни был человек, что расстроил тебя — неважно. Важно только одно: кто ты. Пока ты знаешь, кто ты, ты сильнее. Анастасия, твое имя — твой щит. Это имя значит «воскресшая», а значит, ты поднимешься вновь, после любого поражения, обратишь его в свою победу, подобно тому, как воскресшие боги оборачивали опыт смерти в свою пользу. Ты справишься. Не бойся ошибиться, бойся не совершить ничего из страха ошибки. Иди за своим сердцем. Низкие страсти вредны, но вредна и мораль, не всегда верная. Но сердце не обманет. Интуиция не подведет. Слушай себя. Никто кроме тебя не властен над твоей волей. Чтобы ни говорил тебе демон, чтобы ни обещал ангел, думай о том, что на самом деле хочешь ты. Не они. А ты, Настя, воскресшая. Помни о щите своего имени. Помни о том, кто ты такая. И никто и ничто не сможет нанести тебе вред. Демон внешний не может причинить тебе вреда, а вот демон внутренний может разрушить тебя. Не страшен дьявол, что вьется вокруг, страшен тот, кому ты уступаешь внутри себя.
Они долго сидели в кафе, пили чай, молчали и говорили. Демон стоял на углу, смотрел на их силуэты в витрине и ждал. Он знал, что, набравшись сил, она выйдет из кафе и снова попадет к нему в руки. Он лишь надеялся, что она усвоила урок, и дрожащее пламя ее души, такое неровное, что даже неловко его касаться, выровнялось и стало сильнее. Ему нужна хорошая душа, сильная, смелая, яркая. Он знал, что работает над этим не один. Но пока что Пепе ему не мешал. Даже помогал.
Цезарь вернулся из США и заметил, что Настя шарахается от графа Виттури, стараясь не находиться с ним рядом, в противоположность тому, как раньше ее тянуло к нему, словно магнитом. Присутствие Риты его даже обрадовало. А вот перемены в характере Джонни насторожили. Он попытался обсудить этот вопрос с графом, но тот уклонился от разговора, казалось, его мысли заняты чем-то иным.
— Я все еще думаю о связи между «Обнаженной» и всем, что произошло после, — Итсаску взяла слово после отчета Цезаря о безуспешных розысках похищенного из музея камня. — Словно эта картина не так проста, как кажется. Почему именно с нее начались все неприятности?
— Картина привела нас к книге, — заметил Диего.
— Нет, не картина, а Настя и призрак художника. Но сама картина была уже на тот момент найдена, — Лика поставила на стол чашки с горячим шоколадом.
— Я не особо понимаю в искусстве, — Серж поправил очки и взъерошил волосы, — но результаты анализов красок, полотна, рамы и даже снимки скрытых слоев изображения ничего особенного не дали. Возможно, это был просто красивый шаг-приглашение нашего соперника к игре.
— Я думаю, что настоящая цель была не только запутать нас в это дело, выяснить насколько четко Настя видит призраков, но и что-то еще, связанное непосредственно с картиной. Они не зря украли ее.
— Может, просто дело в том, что эта картина ближе всего художнику, поэтому говорящий с призраками надеялся либо сам выведать у него месторасположение книги, либо с моей помощью? — слабо возразила Настя. — И есть еще вторая картина…
