Тишина (СИ) - Сорока Света (мир бесплатных книг txt) 📗
— Тренируемся мы, стреляя краской, патронов не напасёшься, краску достать проще — тихо рассказывал мне муж, когда мы подходили, — наши умельцы постарались сделать так, чтобы и отдача от выстрела была как у обычной «пушки», но всё же погрешность существует. Настоящими патронами можно будет пристреляться, но только раз или два. Покамест будем тренироваться так.
На небольшой прогалине стояли два молодых парня, лет по семнадцать, и негромко спорили, похоже, это их выстрелы мы слышали. Рядом была крохотная, сколоченная из трухлявых досок, будка, призванная скорее просто защищать содержимое от природных катаклизмов, нежели быть настоящим складом оружия. В одной из стен зияла неровная дыра, при ближайшем рассмотрении стало понятно, что возникла она не по какой-то неведанной силе, а была предусмотрена строителями.
— Август, — позвал Герман, подходя. Из дыры высунулась физиономия без возраста — похоже, это был мужчина, заросший сизой бородой почти до маленьких, хитрых глаз.
— Чаво тебе? — осведомилось существо.
— Пострелять мне, — в тон ему ответил муж.
— Чаво стрелять-то?
— Всяво мне стрелять, — диалог становился всё страннее.
— Ох, боже-ж ты мой. Усё ты не угомонисси. Прям всяво? — голова исчезла, и последние слова доносились из недр оружейной.
— Не, ну на всяво меня не хватит. Давай пукалку и ружо.
— Ох, екарный бабай! Ну, на, — из дыры дулами чуть ли не в живот Герману высунулось оружие: один небольшой, но весьма необычный пистолет, насколько я могла его себе представить, и что-то похожее на смесь винтовки и ружья, это я определила по тому, что ружьё-то я видела.
— Ты б поаккуратнее, — пробурчал Герман, опуская оружие стволами в землю, — пристрелишь, не ровен час.
— От, тебя пристрелишь, шайтан. Ещё всех тут переживёшь, демон, — пробурчало откуда-то из дыры, после этого существо, обитающее в этом странном домике, зашлось громким каркающим кашлем.
— Вы отстрелялись? — поинтересовался муж, направившись куда-то за будку и поравнявшись с парнями. Они сдержанно кивнули. Я потрусила за супругом, не поспевая за его широкими шагами.
— Август у нас существо забавное, но не злобное, — даже Герман рассуждал о нём как о чём-то бесполом, — он почти всю жизнь прожил в уединённом доме в лесу, но в пылу очередного сражения, Общество спалило его халупу. И как они туда попали, а главное, зачем, остаётся для меня загадкой. Забавность Августа в том, что он изъясняется на весьма странном диалекте, как ты успела заметить, и наотрез отказывается понимать что-либо другое. Однажды кто-то попросил у него пистолет, старик перевернул всю свою клетушку, ругался и не мог найти. Просивший не выдержал и стал помогать. Когда Августу предъявили пистолет, он заявил, что: «Это ж пукалка!» и «Никто тут ни черта не знает!» попытки объяснить и переучить ничего не дали. Так до сих пор не понятно, куражится он или от природы такой дурной, но службу свою несёт ответственно и верно, если с ним общаться на его языке, — любимый остановился у пня и положил на него стволы, — смотри, вон там цель. Видишь? — я кивнула. Он взял пистолет и, прицелившись, нажал на курок. В центре мишени появилось круглое пятно, — ну, собственно, всё. Попробуй, — он протянул мне оружие.
Моя первая пуля, из-за отдачи, ушла в молоко. Последующие хотя бы попадали ближе к намеченому, это не могло не радовать, но я воочию убедилась, что та моя, удачная охота, была просто колоссальным везением. Стреляла я долго, Герман несколько раз заполнял ствол краской. На предложение пострелять из ружья, я отвечала отказом, во мне проснулась какая-то упёртость, вот уж в чего в себе не замечала. Я должна была научиться делать хоть что-то одно, но хорошо. К концу тренировки результаты улучшились.
— Хватит на сегодня, — сказал любимый, когда сумерки плотным покрывалом начали наползать на лес. Видимость пропала почти мгновенно, вот я вижу мишень, а вот уже только чернота перед глазами. И как повстанцы умудряются ходить, не вытягивая руки перед собой, чтобы во что-нибудь не врезаться?
Супруг собрал оружие и пошел к будке, я, уцепившись рукой за его ремень, дабы ни во что не врезаться, последовала за ним. Домик вырос перед нами будто из-под земли. В этот раз диалога, как такового, не получилось. Муж сунул стволы в дыру, оттуда, в ответ, что-то буркнули.
— Ну что, остались силы на Кару? — спросил он, когда мы двинулись дальше, я кивнула, а потом задумалась, как он спиной чувствует мой ответ? А ведь чувствует как-то.
Он безошибочно вышел к лечебнице и остановился:
— Я, пожалуй, подожду тебя здесь. Напомни Каре, что говорить лучше не громко, — он провел своей шероховатой, натруженной ладонью, по моей щеке, я улыбнулась ему и пошла в лечебницу.
Когда я вошла в палату подруга просияла, будто бы я была счастьем всей её жизни:
— Как дела? — написала я ей, присев на край кровати.
— Да как? Всё без изменений. Недавно заходил Риши — попрощаться. Считает, что меня через пару дней отпустят, всё-таки мне будет спокойнее рядом с тобой. А чем ты занималась, целый день? — я закрыла моську ладонями и покачала головой из стороны в сторону.
— Что случилось? — переполошилась мулатка.
— Это кошмар какой-то. Драться не получается — Герман бесится и перестаёт следить за языком. Стрелять тоже не удаётся толком, — взгляд девушки, читавшей записку, стал несчастным и скорбным
— Он тебя обижает?
— Да не то чтобы обижает. Скорее рвёт себе сердце. Выдаст что-то, а потом сам себя грызёт за это.
— А ты?
— А что я? Молчу, — когда я писала это, улыбка волей-неволей расползалась на моей моське, так глупо звучало это слово от меня, — да и что тут скажешь. Пожалеть его надо.
— Мне грустно, что так складывается.
— Не расстраивайся. Хорошо всё, мы же все люди. Да и скучно было б, если пришла и всё — рай. Человек же долго не может, если хорошо всё, сам себе беды придумывать начинает.
— Если так, то да, конечно, — подруга выглядела растерянной, обдумывая сказанное.
— Расскажи мне что-нибудь, а то у меня писать сил нет никаких, — передав ей записку я прикрыла глаза, неожиданно, тяжелым грузом, придавила меня усталость, казалось, что я окаменела, даже моргать было для меня непосильной работой.
— Да что рассказывать. Торчу тут одна, как сыч. Как сложно ничего не делать! Последние несколько лет ведь ни дня бездействия не было. Вот выпустят меня отсюда, буду хоть готовить вам, вон ты, какая усталая, а тебе ещё ужин сообразить надо, — голос мулатки звучал всё дальше и только перед тем как забыться сном, я вдруг поняла, что засыпаю, сегодняшний день был слишком богат на эмоции и физическую нагрузку.
57
Проснулась я от приглушенного разговора, сначала мне подумалось, что я задремала на диване во время ужина, но слишком уж у меня была не удобная поза — тело лежало на чём-то жестком и бугристом, а ноги свешивались, не доставая до пола. Затем я вслушалась в голоса:
— Да понимаешь, я рассказывала, и раз, она заснула. И встать позвать тебя не могу, и будить её жалко. Вон, какая она замаявшаяся, — это была Кара, даже со смеженными веками я могла вообразить её, когда она произносила эти слова, вот оно стало сначала озабоченным, а потом на нём проступила нежность и жалость.
— Да уж, загонял я её. А что поделаешь? Она ничего не умеет, — отвечал Герман громким шепотом, говорить совсем тихо у него не получалось.
— Ты бы с ней, по нежнее, что ль был, поласковее. Ей очень трудно. Но при всём притом, что происходит вокруг она не унывает, улыбается. Что будешь делать, если эта жизнь сломает ее, как и меня?
— Она выдержит, — неуверенно пробормотал муж.
— Ох, не знаю, — тяжело вздохнула Кара.
Тушка вся затекла, да и смысл было слушать их беседы? Когда я попыталась потянуться, ногу пронзила острая боль, слишком долго она лежала в неудобной позе, я выдохнула сквозь зубы и подняла веки, в тот же момент ко мне повернулись две озабоченных физиономии. Организм никак не желал вновь проявлять активность, всё ныло и болело, а глаза норовили закрыться:
