Работа над ошибками (Puzzle) - Буторин Андрей Русланович (книга бесплатный формат txt) 📗
— Хозяйка — не Хозяйка, — сказал Иван Валентинович, — но почему-то мне кажется, что домой она не улетела...
— Ты хочешь сказать, что она теперь в ком-то еще? Здесь, на Октаэдре? — подался вперед Алексей.
— Может быть даже в ком-то из вас, — одними губами улыбнулся участковый. Глаза его при этом оставались серьезными, исподволь ощупывая каждого сидящего за столом.
Алексей посмотрел на Туунга. Тот понял этот взгляд и отрицательно покачал головой:
— Мне это не определить. Я уже говорил тебе когда-то, что против Них я бессилен. Можно будет только догадываться. Но подозревать каждого все же не стоит. Надо принимать решения. И очень быстро!
— Пока мной командовала эта... Хозяйка, — задумчиво произнес Спиридонов, — она приняла грамотные, между прочим, решения!
— Создается впечатление, что она нам действительно помогала! — кивнул Алексей. — Только несколько прямолинейно и порой цинично...
— Скорее всего, она помогала не нам, а себе — с нашей помощью! — выпалила молчавшая до этого Илма.
— Значит, пока наши с ней цели совпадают! — согласился Алексей.
— Вряд ли когда-либо мы узнаем ее истинные цели, — покачал головой Туунг.
— Зато наши цели — защитить себя от нападения вероятного противника! — напомнил Спиридонов. — И меня очень сильно начинает тревожить отсутствие Митрича с главными нашими козырями! Они давно должны были вернуться...
Глава 12
Лекер стоял у горного кряжа, задумчиво глядя на серые камни. Давно ли он был здесь с Алексеем? Да ведь совсем же — вот-вот, несколько дней прошло! А кажется, что вечность! Впрочем, побывав в Ничто, Нигде и Никогда, вполне можно с этим согласиться.
— Ну что, я пошел? — осторожно спросил пожилой никольчанин, доставивший Лекера по реке на своей моторке и проводивший его до этого места. Не по своей, конечно, воле, а по приказу Спиридонова. Старик вначале взвыл, узнав, что везти придется какую-то нежить, но участковый посмотрел на него ТАКИМИ глазами, что он согласился быть провожатым у кого угодно, хоть у самого дьявола, только бы не видеть больше этот взгляд. Нечеловеческий он был потому что.
— Да-да, идите! — закивал Лекер и, стараясь показаться вежливым, добавил: — Пусть земля вам будет пухом!
Старик отчего-то побледнел и быстро-быстро стал пятиться, крестясь задрожавшей враз рукою. Затем он наконец-то повернулся и, постоянно оглядываясь, помчался к лесу с немыслимой для его возраста скоростью.
Лекер пожал плечами. “Видимо я что-то перепутал, — подумал он. — А-а! Точно! Надо ведь было сказать: скатертью дорога! Хотя, и земля пухом — тоже неплохо, мягче будет идти! Странно, почему он так испугался?”
Лекер снова пожал плечами и внимательно огляделся. Нет, что-то тут все же изменилось после их с Алексеем посещения этого места. Кряж раньше напоминал собой подкову, окруженную густым, зеленым лесом. Теперь же лес был только сзади — откуда пришли они с пугливым провожатым. Позади, слева и справа из-за деревьев ничего видно не было, но гор стало как будто бы меньше. Кряж словно сужался впереди.
“Э! Надо забраться! — подумал Лекер. — Сверху все будет видно”
Сверху действительно все стало видно. От открывшегося взору Лекер сел прямо на холодные острые камни.
Кряж был ровно, словно острым ножом — кусок масла, обрезан с обеих сторон. Линии разреза смыкались строго под углом в шестьдесят градусов — на глазомер Лекер никогда не жаловался. Вершиной угла являлся темный кружок входа в пещеру. Слева от края среза, от вертикальной, идеально ровной и гладкой стены, тянулась странная местность, покрытая нелепыми красными растениями с извивающимися наподобие щупальцев ветвями. Или наоборот — с извивающимися щупальцами наподобие ветвей. Горизонт был неестественно близок, поэтому, кроме этой красной мерзости, Лекер ничего не увидел. Справа же, наоборот, пейзаж просто ласкал взор! Здесь срез не обрывался пропастью, а переходил в скалу же, но какого-то более приятного цветового оттенка, чем просто серый камень. Внизу простиралась прекрасная изумрудная долина с извилистой лентой реки.
“Стоп! Я это уже видел!” — сказал себе Лекер и сразу же вспомнил сказочный по красоте мир, едва не ставший для него местом казни. Причем дважды.
У самой линии горизонта, даже из-за этой линии торчали резные башенки замка. “Раньше-то замок зловредного Туунга казался поближе! — подумал Лекер. — Впрочем, и горизонт был тогда подальше, да и сам Туунг, кстати, не такой уж зловредный — недоверчивый просто”.
Зато впереди, под вершиной угла разрезанного кряжа, углом же расходился город. Серый город. Родной город! Лекер не смог сдержать счастливой улыбки, хотя и понимал, что ничего веселого и радостного его в этом городе не ждет.
Но Лекер все равно стоял и улыбался почти в самом центре четырех сходящихся в этой точке миров и наглядно видел сейчас правоту теории октаэдра: четыре треугольника расходились в четыре стороны. Разный цвет этих треугольников — светло-зеленый земной, красный регинянский, изумрудный ваклианский и родной серый — был словно объемной иллюстрацией, поясняющий эту теорию. А вот на игру “Паззл” (хотя Лекер вряд ли о ней знал) это походило мало. В ней соседние кусочки должны как раз быть похожими, дополнять друг друга, а здесь — такой разительный контраст! Лишь земной да ваклианский треугольники были похожи...
По ваклианскому склону Лекеру и пришлось спускаться вниз — это была единственная сторона (не считая земной, но оттуда он и пришел), не обрывающаяся вертикально.
В родной город Лекер заходил очень осторожно, одновременно стараясь при этом не привлечь ненужного внимания именно этой самой осторожностью. Впрочем, привлекать внимание было и некого — город словно вымер. Между тем быстро начинало темнеть. К себе домой Лекер идти побоялся. Тем более ночью. Ближе всех жил друг и соратник Пакер.
Лекер на минуту остановился и задумался. Пакер — надежнейший друг, люто ненавидящий режим Сетера. Но эта же лютая ненависть может обрушиться и на голову Лекера, если Пакер узнал о его предательстве...
“Но я ведь могу все ему объяснить!” — жалобно, сам себя, стал уговаривать Лекер.
Впрочем, другого выхода все равно не было — остальные друзья-подпольщики жили гораздо дальше и добираться до них ночью было небезопасно. К тому же, любой из них мог также знать о работе Лекера “в две руки”. Делать было нечего. Лекер тяжело вздохнул и побрел к дому Пакера.
Пакер встретил давнего друга с искренней радостью, и у Лекера отлегло от сердца: Пакер ничего не знал. Друзья на пару секунд прижались лбами, что означало у их народа предельное доверие: читай, дескать, все мои мысли! Лекер, правда, вспомнив об этом, мгновенно похолодел: ну вот и все, сейчас он все узнает! Однако, между близкими и друзьями действовало и еще одно негласное правило: не “читать” мысли ближнего, не предназначенные для тебя. Пакер был слишком порядочным, чтобы пренебречь этим правилом. Впрочем, сам Лекер также не помышлял ни о чем подобном. Правда, скорее, не от избытка порядочности, а из страха узнать дурные вести о сыне.
Пакер, и не читая мысли друга, догадывался, что гложет того в первую очередь. Поэтому он сразу же сказал:
— Твой сын жив, но он до сих пор за решеткой.
“Но как же...” — чуть не вырвалось у Лекера, но он вовремя удержался.
— Расскажи, что было с тобой, — приняв реакцию друга за обеспокоенность судьбой сына (это тоже было верно), постарался отвлечь его от грустных мыслей Пакер.
“А что, если рассказать ему все? — подумал Лекер. — Все, с самого-самого начала, включая мое малодушное соглашение с Сетером! Тогда не нужно будет больше вздрагивать поминутно, скрывая свои мысли от близких друзей, не надо будет бояться, что все откроется и я их потеряю уже навсегда...”
И Лекер неожиданно для самого себя решился.
