Трагическая связь (ЛП) - Бри Джей (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT, .FB2) 📗
Мои узы испытывают облегчение от того, что он наконец-то в нашем присутствии, и с радостью показывают ему путь к нашему секретному грузу, освещая его, как маяк, чтобы провести его в глубины моего желудка, где прячется душа Нокса, в целости и сохранности.
Рука Феликса вырывается из моей, когда он ахает, его глаза все еще белые. Открыв свои, я смотрю на него, мои глаза полностью противоположны его, в которых нет пустоты.
Затем, не колеблясь, он наклоняется, чтобы задрать рубашку Нокса.
Мне хочется плакать от облегчения, я зажмуриваюсь, когда чувствую, как Дар Феликса покидает мое тело и прокладывает себе путь внутрь пустой оболочки Нокса.
Кажется, я единственная, кто чувствует это.
— Ты не можешь исцелить труп, Дэвенпорт! Прекрати сейчас же, или я лишу тебя медицинской лицензии, — кричит Пэйн, и мои узы яростно поднимаются в груди, так близко к тому, чтобы протянуть руку и уничтожить его.
Но Феликс огрызается, прежде чем это происходит: — Это не труп, это сосуд, — и прижимает руки к липкой, белой, мертвой коже Нокса чуть сильнее, словно пытается заставить сердце снова биться с помощью массажа или чего-то в этом роде.
Мне все еще не нравится, когда к нему так прикасаются.
— Сосуд? Что, блядь, это вообще значит? — огрызается Атлас, и мои узы поворачивают мою голову, чтобы посмотреть на него.
Они говорят, используя мой голос, но нет сомнений, чьи это слова. — Я не потеряю своего Привязанного. Он должен починить сосуд.
Грифон поворачивает голову ровно настолько, чтобы посмотреть на меня, и мы с узами командно наблюдаем, как пазл в его мозгу медленно складываются воедино. Он ругается себе под нос. — У тебя его душа. У тебя его душа, а Феликс должен исцелить тело Нокса, чтобы ты могла поместить ее обратно.
Мои узы снова заговаривают: — Я не потеряю своего Привязанного.
Очевидно, что Пэйн — единственный человек в комнате, который не понимает, что значит, что мои узы говорят, и снова пытается остановить Феликса. — Дэвенпорт, я только что сказал тебе…
Феликс прерывает его. — Лишай. Я обойдусь без медицинской лицензии, и буду работать исключительно на группу Привязанных Дрейвена и на свою собственную, потому что я уверен, что никому из них не будет дела до того, что я игнорирую тебя и чиню гребаный сосуд.
Атлас немного подается вперед, чтобы посмотреть на светящиеся руки Феликса там, где они встречаются на груди Нокса. — Ты сможешь это сделать? Ты действительно думаешь, что сможешь его починить? Черт, это безумие, что вообще такое сосуд?
Я вижу, что Феликс пытается протолкнуть свою силу в тело Нокса, но у него мало что получается. — Я называю его так, потому что узы Оли называли его так. Я не понимаю семантики этого, но ее узы в настоящее время удерживают душу Нокс внутри нее, сохраняя ее живой и невредимой, и нам нужно починить сосуд, чтобы поместить ее обратно в него.
И снова все взгляды в комнате обращены на меня, но все, на чем я могу сосредоточиться, — это свечение вокруг его рук, которое, кажется, сейчас не распространяется и не оказывает особого действия.
Может быть, уже слишком поздно?
— Ты можешь это сделать, Феликс? — спрашиваю я, и хотя мои узы все еще контролируют меня, нет никаких сомнений, что в данный момент это мой голос исходит из моего тела.
Он тяжело сглатывает. — Не знаю. Это правда, что я не могу исцелить труп, но поместить душу Нокса обратно, прежде чем мы исцелим некоторые повреждения… Я не знаю, Оли. У меня нет в этом никакого опыта, и я импровизирую, но… Я должен попытаться.
Это очень разумные слова, и я не могу с ними поспорить.
Чем дольше мы наблюдаем, как он изо всех сил пытается заставить свою силу делать то, чего он от нее хочет, тем больше расстраиваются мои узы, пока, наконец, я не чувствую, как они снова отпускают контроль над моим телом, возвращаясь в яму моего живота.
Я чувствую, как мое сердце разрывается в груди, как будто это физическая вещь. Думать о том, что мы подошли так близко к тому, чтобы вернуть его, и потерпели неудачу, когда все в комнате наблюдали за нами и знали, что мы пытались сделать, — это неописуемая боль. Высохшие было слезы снова начинают течь по моим щекам.
«Сейчас не время плакать, девочка. Сейчас время для чего-то большого».
Я сглатываю и снова закрываю глаза, готовая прислушаться к своим узам и услышать все, что они прикажут мне сделать, доверяя им так, как не доверяю даже самой себе.
За исключением того, что внезапно они перемещают мою руку на грудь Нокса, нарушая ту границу, которую я так тщательно соблюдала, и моя кожа касается его. Прежде чем я успеваю отдернуть руку или обругать свои узы за это, они пробивают себе путь через связь, втягивая не только душу Нокса, но и мою, и сами мои узы в его тело, запечатывая нас внутри трупа.
* * *
Время ускользает от меня.
Я не знаю, как долго нахожусь в отключке, или где, черт возьми, моя душа, кроме того, что внезапно я оказываюсь в гостиной. Я оглядываюсь вокруг, дезориентированная, но не узнаю ни дом, ни какую-либо мебель, на которую смотрю.
Я чувствую, что это воспоминание, ощущение, которое я не могу описать иначе, но мне требуется мгновение, чтобы понять, что это не мое собственное. Каждая его часть кажется знакомой и чужой одновременно.
Оно принадлежит моему Привязанному.
Это что-то, что было выжжено в душе Нокса, что-то жизненно важное и настолько неотъемлемое от него, что я смотрю это в высоком разрешении.
Мне требуется мгновение, чтобы понять, что, хотя в этом воспоминании у меня нет тела, я все еще могу направлять свое видение туда, куда хочу, и я нахожу маленького мальчика, сидящего рядом со мной в гостиной в очень роскошном доме.
Он очень похож на моего Привязанного. Темные кудри, ниспадающие маленькой короной вокруг его головы, вызывают у меня боль в груди. Он выглядит бледнее, чем я привыкла, более подавленным, когда смотрит на свои ноги. Он смертельно неподвижен, мне приходится сосредоточиться на нем, чтобы увидеть, как мягко поднимается его грудь при дыхании, и нет ни малейших признаков того, что мальчик ерзает или дергается.
Он слишком юн, чтобы сидеть так неподвижно.
Я оглядываюсь вокруг, чтобы понять, что могло его так напугать, потому что у меня нет сомнений в том, что страх — единственное, что может заставить ребенка так себя вести.
Нет никаких сомнений в том, что мы находимся в особняке Дрейвенов.
Не в том, в котором мы провели так много времени, прежде чем сбежать в Убежище. Однако уровень богатства и роскоши в каждом дюйме пространства — явный показатель семьи.
Также мне совершенно ясно, что я права, и мальчик, сидящий рядом со мной, определенно Нокс, а не Норт.
Братья всегда казались мне невероятно похожими, настолько похожими, что в детстве их, наверное, было бы гораздо труднее отличить друг от друга, но несмотря на это, я точно знаю, кто находится рядом со мной. Чем больше я осматриваю комнату, тем больше волнуюсь.
Десятки фотографий в платиновых или позолоченных рамках расположены на различных поверхностях, а некоторые даже украшены бриллиантами и другими драгоценными камнями.
На всех них изображены Норт и его родители.
В этой комнате нет никаких следов Нокса.
Я знаю, что у братьев один и тот же отец, Центральный в их семейной группе Привязанных, но у них разные матери. Несмотря на это, настораживает тот факт, что ни на одном из снимков нет никаких признаков младшего брата или другой Привязанной из группы.
На моих собственных семейных фотографиях всегда были запечатлены я, моя мать и все ее Привязанные, каждый проявлял интерес к тому, как я росла, и был частью моей жизни. Я никогда не задавалась вопросом о своем месте в семье или о том, одинаково ли меня любят взрослые, которые воспитывали меня по-разному.
Судя по виду комнаты, в этой семье только один ребенок и только одна Привязанная.
Я вздрагиваю от звука открывающейся двери в дальнем конце комнаты: входят две женщины. Одна из них одета в элегантное пальто от Шанель и туфли на каблуках, ее волосы аккуратно убраны назад, в ушах — жемчужные серьги. Это мать Норта.
