Тот, кого выбрал Туман (СИ) - Вонсович Надежда (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
Он скользил взглядом по лицам стоящих неподалёку людей.
Болеслав, Макар, Яролик, Дарьян, Забава, Чаруша, Светозара.
Его род. Его кровь. Ради них он здесь.
Он закрыл глаза, потянулся нутром своим к ним. Он хотел помочь, облегчить боль потери, вытянуть скорбь и отчаяние.
В это же мгновение, он ясно почувствовал, что кто-то уже прикасается к ним, кто-то уже делает его работу.
Он резко открыл глаза. Замелькали лица, он просмотрел толпу, стоящую рядом с его семьёй. А потом он выхватил из толпы того, кого он искал.
Вецена…
Она аккуратно прикасалась к нитям боли и отчаяния, аккуратно тянула их, даря облегчения людям.
Вецена…
Всю жизнь её знает, а может и больше…
Красивая была. Глаза, как два озера. Глубокие, синие, яркие. Платок синий, завсегда носила, как чувствовала, что глаза её ещё ярче гореть синева эта заставляла. Красивые, завораживающе красивые глаза.
Благодарен был ей за помощь, знает своё дело.
Он собирался уже уходить, когда почувствовал на себе взгляд, взгляд уже белесых, точно выцветших глаз.
Он не был огорчён или озадачен, что заметил его синий платочек, скорее удивлен, что не был замечен раньше.
Стареет Вецена, стареет…
9
В доме было тихо. Об окно билась муха. Жужжала, как ополоумевшая. Макар лежал и слышал визг её.
Женская сторона была пуста. Не гремела посуда, не выводилась мелодия. Мама всегда пела себе под нос, иногда и слов не разберёшь, а мелодия красивая.
Тихо.
Неужели от неё столько шума всегда было? Никогда Макар мух в доме не слышал. Всё мать своими делами перекрывала.
Было такое равнодушие, безразличие ко всему. Так и лежал бы весь день, мух слушая. Макар понимал, что чем дальше, тем больше ему будет не хватать матери. Хоть и видел её раз в год, но душа-то знала, что она рядом. В своём углу гремит, поёт, землю топчет.
По обычаю траур у них не держали, а он бы на год все ставни закрыл и в черноте жил.
Не правильный он что ли какой-то? Все родные в дома свои разбежались, дела свои переделывают. А он, мучается лежит. А может от того, что семьи своей не имеет? Может и сам бы сейчас по хозяйству, да в малых с головой ушёл.
Встал Макар. Пошёл к отцу в мастерскую.
— Думал, до вечера не встанешь, — ухмыльнулся отец. — Ты в лесу у себя тоже так подушку мнёшь? А работает за тебя кто? Медведь?
Макар тоже улыбнулся:
— Может приготовить что-нибудь?
— Не надо! У меня три дочери есть. Решили они, что отец сам-то ничего не может! Каждая по дню дежурить на женской стороне будет. Ну и пущай! С недельку так поживу и прогоню, — отец засмеялся. — Дурехи. Мужики, всё сами делать умеют, только скрывают. Вот и я на недельку скрою.
— Какая из трёх дурёх сегодня придёт? — спросил Макар.
— Светозара.
Улыбнулся Макар. Любил он её пуще всех. Пуповину ей на веретене сам перерезал. Девочкам на веретене перерезают, мальчикам на топоре. Обычай такой.
Не зря ему тогда свет в глаза ударил, светлее человека Макар не встречал. У неё даже волосы светлые были, единственная в семье, цвет матери взяла. Остальные все чернее ночи были, как отец. Чёрные, как воронята, она одна лебедушкой среди них плавала.
— Воды в мыльню натаскай, Макар. Раз уж, ты здесь, то тоже отцу подсоби. Тоже, поди, думаешь, что отец не на что не годен стал?
Говорит, а сам в бороде улыбку прячет.
Макар воды натаскал, да в дом зашёл. Зашёл и обмер.
Дом ожил.
Мухи слышно не стало. Посуда брякает, варевом пахнет и с женской стороны мелодия тянется. Тихая, красивая, печальная. Макар чуть ли не бегом к занавеске кинулся. Отдернул и застыл.
У стола баба вьётся, ладная, плотненькая, а на плече полотенце приклеилось. Спиной стоит и песню выводит. А потом, как почувствовала его, вздрогнула и повернулась.
Как же он раньше не замечал, как Светозара на мать стала похожа. Как две капли, как две ягодки спелые. Одно лицо, одни повадки.
А она встала, руки в бока упёрла и строгости на лицо напускает.
Макар даже заулыбался. Ну, точно мать. Та тоже думала, что строгой умеет быть.
— Ты к зверям своим так подкрадывайся, бирюк! Это ж где видано людей так пугать.
И за полотенце схватилась.
Макар уже в голос смеялся. Схватил её, в объятия свои медвежьи, мял и нежел.
А потом живот крутануло, не больно, словно бабочки порхнули. Макар аж отпрянул от Светозары.
Она на него во все глаза смотрит и понять не может, что он замер-то.
— Не уж-то и брату своему не сказала бы? — спросил у неё Макар.
— О чем речь ведёшь не ведаю, — аккуратно так, как с полоумным заговорила сестра.
— Ты понесла, Светозара. Верно говорю?
Она глазёнки на него выпучила. Как на чудо глядит.
— Ты от куда знаешь, Макар?
— Прав, значит, — утвердительно кивнул он. — Не рано? Ты ещё Макарку кормишь. А тут вторым занеслась.
— Одним Бог много даёт, другим и половинки не прибавит.
Сказала и ахнула сама.
— Прости, Макар. Правду говорят, язык лепечет, а голова не ведает. Не хотела обидеть тебя.
Макар лишь отмахнулся. Что уж обижаться, тут и обижаться не на что.
— Никому не говори, Макар. Рано ещё, — садясь на лавку, зачастила Светозара. — Я совсем не давно узнала, матери лишь успела шепнуть. Пообещала, что если девочка, её именем назову. Всемила.
На деревне, если баба понесла, это была великая тайна. Ни в коем случае, о беременности и дате родов, не должны были знать посторонние. Считалось, что женщина в это время очень уязвима что ли. Боялись дурного глаза, дурных мыслей, и скрывали до последнего.
Порой и мужу своему баба не сразу говорила, сам узнавал, когда уже жену обхватить трудно становилось.
— Не скажу, не бойся.
Подошёл к ней и обнял. Она пахла как мать. Укропом. Волосы они им что ли полоскали, не понимал Макар. Но запах, этот самый родной, вздыхал он сейчас, и всей душой у Бога просил доброй жизни Светозаре.
На девятый день, после утреннего молебна, Макар к себе в избушку засобирался.
Тяжело ему было отца одного оставлять. Понимал, что один он справится. Но всю жизнь с бабой жил, не затосковал бы.
С собой звал. Но отец отказался:
— Мне бежать не от кого, Макар. Не от людей, не от себя. Лучше бы ты уже к дому своему тянуться начал. Не все же одному жить.
На том и разошлись.
10
Утро в лесу всегда наступает внезапно. Только царствовала ночь, одно мгновение и уже роса лежит на траве, и птицы наполняют лес своим пением, взлетают с насиженных мест, кружат над верхушками деревьев.
Он стоял и смотрел на небо. Легкие белые облачка, таяли прямо на глазах. Ясный будет день, погожий.
Тихо скрипнула дверь. Он даже не пошелохнулся, заросли папоротника надежно скрывали его от чужих глаз.
Макар вышел из дома, придавил дверь поленом. За плечами поняга, ружьё, путь его лежал в деревню.
Сорок дней прошло, как Всемилы не стало.
Считается, что сорок дней душа еще находиться на земле, но после этого дня навсегда её покидает и перемещается в отведенное ей место.
Важная дата, не мог Макар пропустить её.
Он дождался, когда Макар скрылся из вида, вышел из своего убежища, тихо, словно тень скользнул между сараем и домом, и пошёл на восток.
Он шёл на гору.
Завтра зазвучит его песня.
Тихо будет выводиться её мелодия, но громко прокатится эхо её.
Отстояв утренний молебен, Макар покинул родных.
Шёл быстро, голова была пуста. Ни одной мысли не крутилось, точно ведро пустое. Просто шагал и шагал. Как и не человек вовсе, а машина какая.
А потом, на пол пути, резко повернул налево и зашагал в сторону горы. Зачем туда Макара понесло, он сам объяснить бы не смог.
Гора эта не сильна крута была. Тропа на ней имелась, аккурат до самой верхушки. А с другой стороны, гора обрывалась почти пологой стеной. Такую не одолеешь.
С горы открывался изумительный вид.
До горизонта простиралась Тайга. Как море зеленое плескалось. Живое, могучие, всесильное. Захлебнуться можно от красот таких. Так бы стоял и дышал силой этой.
