Изнанка королевского дворца - Гончарова Галина Дмитриевна (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Все сводилось к чрезвычайно вежливому ультиматуму.
Либо Тахир вступает в гильдию и отсюда все вытекающие. Либо… начинаются проблемы. Уж насколько гильдия сможет их доставить. А она сможет. Болеют все. От золотарей до альдонов. А во время болезни люди склонны прислушиваться к словам докторуса вдвое сильнее.
Лиля подумала.
Пошла к королю.
И через неделю держала в своих руках патент на основание гильдии врачей.
Тут это, конечно, патентом не называлось. Просто королевская грамота.
Главой гильдии был назначен Тахир Джиаман дин Дашшар. Ровно через пять минут после этого полноправными членами были приняты Лилиан Иртон и Джейми Мейтл, который уже получил титул барона Донтера и теперь зарабатывал себе на реконструкцию поместья. Работорговлей он заниматься не хотел, поэтому копил золото. А рядом с Лилиан Иртон это было несложно. Его, как ученика Тахира, приглашали часто и много. Он принимал далеко не все приглашения, обычно советуясь с Алисией или Лилиан, и тоже пользовался популярностью, внезапно обнаружив, что много знает. И может определить ту или иную болячку. И вылечить.
В этом и состояла разница между гильдией докторусов и новосозданной гильдией врачей.
Для первой целью было лечить. Не бесплатно.
Для второй – вылечить. Чем скорее, тем лучше. Тоже не бесплатно. Но качественно, и один раз. А не каждый раз.
И теперь задачей Лили стало набрать учениц и учеников. Азы им преподадут и вирманки. По свиткам, которые написала сама Лиля. Простите, сколько в институтах преподавателей, которые свой предмет читают по бумажке? Да прорва! Но кто хочет знаний, будет знать! А вот потом, по результатам… Раньше, чем через год-полтора, так и так не управимся с основами, а когда управимся, будем работать в клинике. На практике – оно надежнее.
Да, получатся сначала фельдшера, а не терапевты или педиатры. Ну так это дело поправимое. Все равно замахиваться на все и сразу – это означает не получить ничего.
А хороший фельдшер… уж простите, было время, когда в селах никого, кроме фельдшеров, и не было. И людей спасали, и резали, и шили, и роды принимали… Даже хорошая медсестра лучше «специалиста», который будет лезть в рану грязными руками или кинжал в кровать роженице класть.
Однозначно.
Докторусы были бешено недовольны, но, когда это дело одобрил еще и альдон, замолчали. Против Церкви не попрешь. Попытаться можно. А вот выгрести будет сложно. Она такая, шуток не понимает.
Лиля крутилась с утра до вечера. И так же каторжно работали все, кто был рядом с ней.
Разговор с пастором Воплером лишь едва царапнул сознание.
– Дитя мое, неужели надо было быть такой жестокой?
– О чем вы, пастор?
– О том, как вы разобрались с этим несчастным эввиром. Хоть они и язычники – нужна ли такая жестокость?
Лиля покачала головой.
– Пастор, не обвиняйте меня. Он воровал. Не у меня, у короны. Что ему положено за это?
– За воровство у короны – смертная казнь с конфискацией имущества.
– Именно. А делал он это просто потому, что я – женщина. Я по рождению дура, которую умный эввир решил обвести вокруг пальца. И что? Он это от бедности сделал? От горя? У него дети плакали? Родители побирались?
– Нет?
– Нет, пастор. Он просто решил сделать на мне свой маленький бизнес. Поэтому мне пришлось… играть. Иначе и не скажешь.
– Это жестокая игра.
– А кто бы спорил? Мне пришлось говорить с королем, мне пришлось выяснять отношения с эввирами, мне пришлось присутствовать, когда ему рубили пальцы и выжигали клеймо, меня едва не стошнило! Я три дня есть не могла, как вспомню. Думаете, из-за любви к деньгам?
Пастор пожал плечами.
– Ошибаетесь. Моя бы воля – я бы никогда так не поступила. Но он был своего рода пробой пера. Если бы я закрыла глаза сейчас, потом мое дело разворовали бы на корню. Вот подумайте, пастор, Ативерна стает богаче благодаря стеклу и кружеву, станет легче морякам, появятся новые рабочие места, я уж молчу про пользу для веры, про лечение больных… Я не хочу отвлекаться от этого, чтобы раздать пинков каждому вору! Мне проще все оборвать в зародыше!
– Это гордыня, Лилиан…
– Я знаю. И отвечу за свои грехи. Но у меня не было другого выхода.
– Не было или вы его не увидели?
– Скорее второе.
– Или не захотели увидеть?
– И это тоже вероятно.
– Возможно, был и иной путь? Без такой жестокости.
Лиля покачала головой.
– Пастор, мне это не доставило удовольствия. Но, если понадобится, я каждому вору ноги оторву. Пока не поймут, что у меня воровать нельзя. И никак иначе. Жестоко? Мерзко? Гордыня? Тысячу раз – да!
Только вот и выбора у меня нет…
Пастор только головой покачал. Кенет не был дураком. И видел, что Лиля устала, что она держится из последних сил, что боится и за себя и за Миранду, что…
Да много всего.
– Альдонай простит вам. Он простит все. Он любит нас, что бы мы ни сделали. А вы себе простите этот грех?
Лиля решительно помотала головой.
– Это не прощается. Я знаю.
– И все же…
– Я была с ним милосердна. Он жив. И деньги у него изъяли только ворованные. А то, что мне плохо, переживу. Всегда переживала.
Пастор вздохнул.
– Пусть Альдонай ведет тебя по жизни, Лилиан.
Лиля тоже сотворила знак Альдоная.
– Пусть над нами сияет солнце истины.
Истина, да…
Чего только стоил разговор с эввирами. Лиля довольно жестко объяснила, что это была первая и последняя проверка. Если еще раз кто-то посмеет, весело будет всей общине. Не просто весело, нет.
Им придется в срочном порядке налаживать бизнес по торговле макаронами на Вирме… Ой!
Вот про макароны Лиля откровенно забыла. И про кучу других кулинарных рецептов. Надо сразу сказать племяннику Хельке, чтобы предусматрел место под ресторан. И радоваться, что чиновники и прочие кровопийцы остались в двадцать первом веке, в другом мире. Потому как польза от них есть. Но взяточничества… Молчим о грустном.
Эввиры прониклись. Особенно Хельке, которому Лилиан популярно разъяснила, что после второй такой подставы без ее ведома с ним будет беседовать не добрый Эрик, а злой король.
Авторитет у Эдоарда был. Больше проверок не проводилось.
О муже она и не вспоминала. И не вспомнила бы, если бы не Александр.
Фалион действительно сдружился с ней. Приезжал, дарил подарки, разговаривал. После того нервного срыва он ощущал себя… словно пелена с глаз упала. Да, сильная, умная, красивая… но женщина ведь!
А этого как раз никто и не замечает. Видят, как у боевого корабля, количество пушек. И никто не замечает цвета парусов. Никто не осознает его красоты. И – хрупкости.
Да он и сам раньше ничего не видел.
Да, женщина. Знания, сила, ум, привычка повелевать. Такие женщины оставляют след в истории. И в то же время они несчастны. Потому что этакие железные девы. Холодные, целеустремленные, выжегшие в себе все ради того, чтобы сделать карьеру.
Воины, придворные, они – были. И история хранила упоминание о них. Сначала Фалион думал, что и Лилиан такая же. А потом…
Она обожала своего коня. Нежно любила падчерицу. Не родную дочь, нет! Хотя некоторые, вот как его мать, и родных-то детей не любят. Но ради падчерицы Лиля готова была сделать все возможное и невозможное. И Александр это видел.
Лилиан Иртон неплохо изображала эмоции. Но тут, когда она улыбалась и раскрывала руки навстречу Миранде, ее глаза сияли таким теплом и светом… Это шло из души. Определенно.
Да и своих людей…
Лилиан тепло относилась ко всем своим людям. Это не разыграешь. И ее любили в ответ.
Единственный, о ком они не говорили, был Джерисон, граф Иртон.
Александр дружил с ним и даже симпатизировал этому человеку. И сейчас понимал, что добром такие вещи не кончаются.
Лилиан не желала зла, он видел это вполне отчетливо. Но и добра такое принести не могло. А он…
