Лис и Александра (СИ) - Ростов Олег (бесплатные книги полный формат .txt, .fb2) 📗

Расстегнул куртку из тонкой черной замши. Стащил ее с плеч, перевернул на живот и сдернул до самых ладоней, где руки были связаны. Нормально, дополнительные путы. Опять перевернул на спину. До тела мешала добраться рубашка.

— Извини, но рубашку я так, как куртку не сниму, придется попортить.

Рванул двумя руками. Треск и в руках две половинки. Оторвал их окончательно. Выпрыгнули наружу две чудные грудки. Погладил их. На ее лице был ужас.

— Убей меня!

— Зачем? Свернуть шею, я тебе всегда успею. Но я при этом не страдаю некрофилией. Как я тебе мертвой, буду доставлять наслаждение? Мертвые то, ничего не чувствуют. Так что, никакого членовредительства.

Отпустил ее. Встал.

— Так, с курткой закончили, сейчас со штанами. Нижнее белье носишь?

— Позови стражу!

— Еще чего! Ты что, групповуху захотела? Ты меня не расстраивай. Я не люблю это дело. Со своими женщинами предпочитаю встречаться в интимной обстановке и делиться ими с кем-то, так же не люблю. Ну, ладно, меньше слов и больше дела!

— Тогда я закричу! Стра… — Я закрыл ее рот ладонью, сильно прижав к губам. Слегка стиснул пальцы, зафиксировав нижнюю челюсть.

— А вот это зря! — Взял другой рукой оторванный кусок рубашки и затолкал ей в рот.

— Ну вот! Теперь все в порядке. А твое мычание, я буду воспринимать, как сладострастный стон. Поехали дальше!

Расстегнул пояс и стащил до колен штаны из такой же замши черного цвета, как и куртка.

— Боже мой, какая красота, дорогая! Ты молодец, что зашла ко мне на огонек! Какие изумительные ножки. А какие шортики шелковые! Вот думаю, шортики тоже стащить или поступить с ними как с рубашкой?

Замотала головой.

— Что не нужно стаскивать? То есть порвать? Ладно, если женщина просит, то ей нельзя отказывать, тем более в таких делах. Или все-таки стащить? — Закивала. Вот, консенсус у нас начинает складываться! Сказано, сделано. Шортики оказались возле колен.

— Я тобой просто восхищен, моя шоколадка! Ты за собой следишь! Молодец!

Отвернула лицо.

— Куда отворачиваешься? На меня смотри! — Опершись на постель коленом, взял ее голову в руки и повернул лицо к себе. — Разве я тебе не нравлюсь? Смотри, какой я брутальный самец! Мужчина, в полном расцвете сил! А сейчас еще штаны сниму, уверен, ты будешь без ума!

Склонился к ней, поцеловал сосок правой груди. Почувствовал, как он начинает твердеть. Правой рукой стал гладить ее левую грудь. Она замотала головой. Оторвался от нее.

— Не, ну я не могу работать в такой нервной обстановке. Дорогая, ты какая-то зажатая. Но мы сейчас это исправим. — Посадил ее на кровати. Подошел к столику, опустил в кувшин с чистой водой медальон. Нахимичил французский коньяк. Порезал яблоко на дольки. Налил в кубок. Вернулся назад. Она смотрела на меня с кляпом во рту. Положил дольку яблока рядом на постель. В правой руке держал кубок, левой обнял ее. — Сейчас, я вытащу кляп и ты выпьешь. Или сама или я тебе его залью. Поверь, я это сделаю. Начали.

Вытащил кляп и зажал нос пальцами. Она попыталась вздохнуть, наверное набирала воздуха для крика. Я этого ожидал, поэтому коньяк потек в ее рот. Голову ее чуть запрокинул. Она захлебнулась. Начала кашлять. Дал ей откашляться. Держала рот открытым. Да, дорогуша, коньяк крепкий для тебя напиток. Но ничего, привыкнешь. Тебе же будет проще! Ты у меня на долго эту ночь запомнишь.

— Пей! — приставил край кубка к ее губам. Начала пить. Опять закашляла, затрясла головой. — На меня смотри! — посмотрела, я держал в руках дольку яблока, — рот открой, молодец, кушай! Вкусно?

Ничего не ответила. Взял ее голову в обе руки. Поцеловал в макушку. Потом в глаза. Губы коснулись ушек. Чуть их прикусил, поводил языком. Перешел на шею. Пока занимался ее шеей, почувствовал как напряжение в ее теле стало слабеть. Что, коньяк подействовал или мои лобзания? Посмотрел в глаза. Что-то в них изменилось, поблескивать стали. Но она прокололась, дрогнув довольно уголком рта.

— Чего глазки заблестели, сокровище мое? — Зашептал ей на ухо. — Что там в твоей чудной темнокожей головке созрело, такого нехорошего? Выбрось. Ты что думаешь, сопляка нашла? Что я растаю на тебе? Нет, дорогая, на тебе как на войне, расслабляться нельзя, категорически. Таять я не буду, буду наоборот, крепить интернациональную дружбу народов! В стиле — но пасаран, свободу Луису Карвалану и Анджеле Дэвис! А вот таять будешь ты. Знаешь, как в той песне поется — девочка с глазами из самого синего льда, тает под огнем пулемета! Глаза у тебя конечно, совсем не из синего льда, но это же не главное. Главное, что ты, судя по твоим первичным половым признакам, именно девочка. — Провел рукой ей по груди, по животу, спускаясь все ниже. — Грудь есть, и там все в порядке как надо. А твоим пулеметом буду я. Крупнокалиберным! Поверь тебе понравиться! Смекаешь?

Взял кусок ее рубашки, служивший кляпом, — ротик открой, кляп на место вернем.

— Не нужно. Я не буду кричать.

— Смотри. Это ведь все равно не поможет, а вот меня ты совсем огорчишь. А этого тебе как раз не нужно! Кричать не советую, а вот стонать, очень даже приветствуется. Теперь слушай сюда, сейчас я освобожу твои ноги. Не дай бог, ты ими что-нибудь попытаешься вычудить, я тебя так зафиксирую, что ты только задом шевелить сможешь, поняла? — Она кивнула. — Вот и отлично! — Освободил ее ноги, сняв с нее сапожки с очень мягкой подошвой. Отбросил штаны и нижнее белье. Сам избавился от одежды. Лег рядом с ней. Начал целовать ее грудь. Правой рукой гладить внутреннюю сторону бедер, поднимаясь до лона, гладил его, опять бедра. Задышала. Глаза закрыты. Рот приоткрыт. И коньяк, похоже, начал действовать. Еще раз погладил лоно. Все разогрелась. Навалился на нее. Тем более, сам уже слюной исходил. Смотрел на губы, поцеловать или нет? Вдруг откусит мне губу или язык? Рискнул. Сначала не отвечала. Потом неуверенное движение, еще одно, еще. Уже увереннее и сильнее. В какой-то момент отстранилась:

— Мне больно!

Дыша как паровоз, ответил: — Чего ты мне чешешь, ты не девственница, это я уже проверил и я разогрел тебя. Вон как хорошо пошло.

— Не там… Мне руки… больно, затекли… И ты… еще… придавил…

— Боль и сладость, дорогая, в одном флаконе! Да за это садо-мазы полжизни отдадут! Давай закончим начатое, не люблю прерываться.

Закончили. Опираясь на руки, смотрел на ее лицо. Дышала, как будто пробежала от сюда и до Парижа, за три минуты. Глаза закрыты. Облизала губы. Отстранился. Встал на постели на колени.

— Сейчас, я перевяжу тебе руки спереди. Смотри детка. Все твои смертоносные игрушки я убрал. Я поражен, ты же ходячий арсенал. Дернешься, пожалеешь. Я сильнее тебя и быстрее, хотя и ты девочка, очень шустрая.

— Я не буду.

Перевернул на живот, развязал путы. Снял куртку, отбросил ее. Отбросил в сторону и обрывки рубашки. Опять перевернул на спину. Взял ее руки и связал. Лежа на спине, она вытянула их за головой.

Стала отходить от бурной близости. Рано детка. Разговор продолжаем. Стал опять ее гладить.

— Что ты еще от меня хочешь? Ты же получил то, что хотел.

— Нет не все, а то, что получил, еще пока не в полном объеме. Поэтому продолжаем! Лежи спокойно!

Встал, взял кувшин с вином и половинку апельсина. Опять залез на постель. Она смотрела на меня не понимающе. Сейчас поймешь. Сжал апельсин, держа руку над ее грудью. Закапал сок. На грудь, потом на живот и ниже. Отбросил шкурку. Лизнул по груди.

— Какая сладкая девочка! — Ее глаза были широко открыты. Я ухмыльнулся. — Добавим вина, красавица! — Тоненькая струйка потекла ей опять на грудь, на живот. — Теперь будем вкушать коктейль из сладости женщины, фрукта и вина!

Пока гладил ее тело, размазывая сок и вино, слизывая его и впитывая губами скопившееся в ложбинке пупа, почувствовал ее дрожь, учащенное дыхание, руками поглаживая и сжимая грудь, как бьется ее сердце. Начала постанывать. Навис над ней. Она перекинула свои, связанные у кистей руки мне на шею. Обхватила ногами мои бедра. Сама потянулась губами к моим губам. Впилась в них…