Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана "Змея" (полные книги txt, fb2) 📗
Вздрагивает от прикосновения, отстраняется, роняя мое сердце на пол, но оборачивается. Смотрит на меня. В сиянии звезд ее глаза тоже напоминают звезды.
— Кто такой Аро? — озадачивает меня неожиданным вопросом.
Шумно сглатываю: имя разливает внутри глухую боль. Сказать или нет? Отвечаю раньше, чем успеваю обдумать ответ:
— Раб дона Вильхельмо.
— Почему ты говорил о нем с доктором Гидо? Этот раб дорог тебе?
Долго не решаюсь ответить, но что-то тянет меня за язык, и я с неохотой признаюсь:
— Да.
— Вы… с ним… — она осекается, опускает взгляд, кусает губу.
Понимание вспыхивает во мне новой волной гнева. Да что она обо мне думает?! Если ее красавчик такой, это не значит, что все…
Давлю в себе ярость усилием воли.
— Нет. Нет. Это парнишка, совсем еще мальчик… пытливый и любознательный. Родись он в другом месте, в другое время — с радостью обучался бы наукам. В нем есть природная склонность к цифрам и естествознанию. Но он родился рабом и попал к Вильхельмо.
— Дон Вильхельмо обходится с ним жестоко? Как обходился с тобой?
Вспоминаю плеть с крючьями на концах, сдирающими кожу. Вспоминаю кипящее масло, льющееся мне в раны. Вспоминаю выкрученные суставы, соль на спине, парализующую тело. Крики Аро за решеткой напротив.
— Нет. С ним он обходится много хуже. Аро долго не протянет.
— Я… — широко распахнутые глаза ловят мой взгляд, сияют подобно звездам. — Могу попытаться выкупить его.
Сердце тяжелым молотом бьется в груди, рвется наружу, разбивает ребра. Возможно ли это?
— Он не продаст. Вам — не продаст. Вильхельмо будет знать, что вы делаете это для меня.
— Но… если я попробую? Если я попрошу Диего поговорить с ним? В конце концов, слово сенатора…
— …ничего не значит в сравнении с порочным удовольствием живодера.
— Я поняла тебя. И подумаю, как это сделать.
Не могу дышать, глядя на нее. Грустные глаза вынимают из меня сердце. Печально опущенные уголки губ заставляют его замереть. А ведь она и в самом деле добрая, эта донна Вельдана. Добрая и наивная, как ребенок. Скорее всего, Аро погибнет в цепких когтях Вильхельмо, но искреннее намерение этой девушки спасти незнакомого ей человека выворачивает меня наизнанку, рождает внутри доселе неведомое чувство.
Не могу удержаться, без позволения целую ее губы. Она не сопротивляется, слегка запрокидывает голову, приоткрывает рот. Ее податливость сводит с ума, горячит кровь, будит во мне звериную похоть, но я помню: с ней надо быть нежным.
Пальцы путаются в краях халата, в долбаных завязках на вороте шелковой рубашки. Освобождаю от ткани плечи, ключицы, пробую на вкус каждую впадинку, каждую косточку под тонкой кожей. Ладонь ложится на выпуклость упругой груди, палец обводит напряженный сосок.
Тихий вздох служит мне сигналом: сегодня меня не прогонят. Избавляю ее от остатков одежды, через голову стаскиваю с себя рубаху, замираю от прикосновения голой груди к ее прохладному телу. Руки жадно скользят по стройной фигуре, оглаживают крутые изгибы бедер, сжимают узкую талию. Губы дрожат, жадно впитывая сладость гладкой кожи — она моя.
Кладу ее на кровать, руки нетерпеливо дергают завязки штанов. Что-то с громким стуком ударяется об пол, катится к ножке кровати. Запоздало вспоминаю: пузырек со смазкой. Ростки упрямого раздражения пытаются пробраться сквозь разгоревшийся огонь желания, но я безжалостно топчу их в себе. Подбираю пузырек, скрываю в ладони, мгновением позже прячу под подушку. Обнаженное тело прекрасной девушки в полумраке комнаты манит взгляд, путает мысли. Губы встречаются с мягкими губами, язык наслаждается сладостью податливого рта, и я забываю обо всем, кроме этой хрупкой женщины, которая вздрагивает в моих руках.
Пальцы зарываются в копну шелковистых волос на затылке, запрокидывают голову, подставляют ненасытным губам беззащитную шею. Язык скользит по впадинке между ключицами, ищет упругий холмик груди, играет с затвердевшим соском. Негромкий стон заставляет меня задыхаться, распаляет огонь внутри еще сильнее: ей нравится то, что я делаю с ней.
Осторожно, чтобы не оставить синяков на чувствительной коже, целую грудь, ласкаю языком твердые вершинки. Вздрагиваю, когда невесомые ладони ложатся мне на плечи, несмело гладят разгоряченную кожу, скользят вверх, к затылку, ерошат короткие волосы, прижимают мое лицо к обнаженному телу крепче, жарче… Сердце замирает от этой нехитрой женской ласки, хочется одновременно рычать тигром и урчать котом под нежными ладонями.
Каждое прикосновение воспламеняет меня все больше. Тело начинает дрожать от нетерпения, но я помню: нельзя быть грубым животным. Пальцы находят спасительный пузырек, погружаются в прохладную вязкую субстанцию, а затем осторожно прикасаются к женскому естеству. Вель резко выдыхает и пытается протестующе ухватить меня за запястье, но я прижимаю слабые руки ладонью у нее над головой.
— Позволь мне, Вель. Я не хочу делать тебе больно, — шепчут губы, касаясь краешка ее уха.
Не могу удержаться, облизываю и легонько прикусываю нежную мочку, скольжу языком по шее, вдыхаю запах рассыпавшихся по подушке волос. Пальцы внизу гладят, раздвигают набухшие лепестки, находят заветную точку. В голове мелькает мысль: все женщины устроены одинаково, главное — терпение и ласка.
Она стонет; вместо того чтобы закрываться от меня, подается навстречу всем телом. Моим рукам, моим губам. Стоны становятся громче, слышатся чаще, и я горю. Отпускаю ее руки, сжимаю ладонями округлые бедра, развожу ноги в стороны, погружаюсь в вожделенную тесноту ее лона.
Теряю разум. Губы, руки, сердце — живут сами по себе, ищут ее; тело жаждет единения с ней.
— Вель… — шепчу ее имя, двигаясь мучительно медленно. — Вель… я хочу тебя.
Ее ресницы сомкнуты, голова запрокинута, полуоткрытые губы жадно хватают воздух. Ловлю ртом легкое дыхание, касаюсь языком ее пересохших губ, чувствую, как капли пота градом скатываются между лопаток.
Она двигается вместе со мной, а я задыхаюсь от нетерпения. Хочется дать себе волю, трахать ее до боли, до крика, до сладкого забытья; поставить на колени, положить ладонь на затылок и вдавить лицом в подушку, слушая сдавленные стоны. Но я помню, что в постели подо мной — юная госпожа, и ей нужна нежность.
Влажная от пота кожа скользит по бархатистой коже женщины, моя ладонь сжимает мягкую грудь, присваивает себе.
— Джай… — срывается с ее губ полувскрик-полустон.
В голове крутится вопрос, но на слова я уже не способен. Есть только жгучая, разрывающая сила в паху и желание обладать этой женщиной. Ее бедра приподнимаются навстречу моим; я не контролирую руки: они скользят вниз, гладят упругие ягодицы, крепко обхватывают, с каждым движением прижимают к горящему телу ближе, теснее. Наши тела сливаются в одно, объединяются в единое целое в безумном танце любви.
Ласковый кот во мне засыпает, уступает место рычащему тигру, дикому хищнику. С каждым толчком заявляю свои права на нее: моя, моя, моя!
Наконец напряжение в паху находит себе выход, наполняя ее семенем, а меня — долгожданным блаженством. Только сейчас осознаю, что мои пальцы слишком сильно впиваются в нежную кожу бедер. Нахожу в себе силы ослабить хватку, осторожно ласкаю манящие округлости, влажно целую дразнящую впадинку под подбородком.
— Вель, — касаюсь губами ее приоткрытых губ, кончик языка бесстыдно входит между ними. — Скажи мне, что ты чувствуешь.
Женские ладони гладят мою спину, пальцы несмело блуждают между заживающими рубцами от плети. Переутомленное за день тело вздрагивает под ее прикосновениями, а сердце замирает в ожидании ответа. Боюсь услышать, что опять, забывшись, что-то сделал не так.
— Все хорошо, Джай, — выдыхает она, возвращая мне биение сердца.
— Тебе не было больно? — губы неторопливо рисуют линию на ее щеке, находят соблазнительную мочку уха.
— Нет, — легкое дыхание щекочет шею, заставляя меня на мгновение зажмуриться от удовольствия. — Мне… понравилось.