Улей. Отверженная (СИ) - Лужанская Алёна (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
— Ты тоже не похож на того, кто склонен к самопожертвованию.
Палач расхохотался и посмотрел на меня почти по-доброму.
— Жертв больше не будет. С нашей стороны точно.
А я поджала губы. Знала ответ на свой следующий вопрос: мир людей ожидает серия катастроф, затем вымирание их вида, а то и вовсе пожизненное рабство. Люди расточительно используют свои природные ресурсы, хоть и прекрасно знают им цену. Они никогда не отдадут пришельцам клочок плодородной земли. Да и Палача клочок не устроит. Будет война, много смертей. Красивый мир зачахнет. Величественные города превратятся в руины, затем в пыль — и в пустыню. А в центре останется одно осиное гнездо. Давным-давно мы перестали быть «трудолюбивыми пчелками», эволюция не пощадила — каждый обрел острое жало и чрезмерные амбиции. Док оказался прав: одиночество испортило нас окончательно. Раздуло до невероятных размеров самомнение и ко всему прочему утешило полнейшей безнаказанностью. И я тому наглядный пример…
— Нет. Я не буду в этом участвовать.
— Будешь, — спокойно отозвался Семьдесят Первый. — Сама побежишь.
— Бежать-то некуда. — Я впервые позволила себе улыбку за этот длинный, бесконечный день. — Портал схлопнулся.
Жаль, Волк не узнает, что своим поступком спас целый мир.
Королева заметно побледнела и, крепко выругавшись, соскочила с трона.
— Дрянь! Может, все же убить ее? — Вопрос, адресованный наставнику, повис в воздухе тяжелой грозовой тучей.
Впервые сквозь его холодную надменную маску проступили настоящие человеческие эмоции. Черный Каратель был в бешенстве. Сетка вен пульсировала на его лице, отливая всеми цветами радуги, подсвечивала заточенную в бренном теле колоссальную мощь. Завораживающее зрелище — безобразное и красивое одновременно! Первая Сотня… боги, что осели не в том месте, не на той земле. Любой из них мог раздавить меня одним пальцем, хлопнуть, как мошку, стряхнуть, как надоедливую ворсинку, прилипшую к рукаву. Прибили бы и не заметили. Один только Палач сделал бы это с особым, изощренным удовольствием, ведь такова его суть, его предназначение.
— Что ж, подождем, — наконец, ответил он, разорвав тягучую безнадежную тишину, — рано или поздно дверь откроется, к тому моменту мы должны быть во всеоружии…
Мои новообретенные родственники оказались неприятными до мурашек по коже. Только лекарь-отшельник, по крови приходившийся мне дядей, представлялся самым адекватным. А Волк еще звал его полоумным стариком. Да он просто остальных не видел! Впрочем, сейчас родственные узы не имели в Улье никакого значения. Так, небольшая формальность. В центре репродукции вели учет, дабы не смешивать кровь будущих поколений.
Я шла по Лабиринту, размышляя о том, как славно было быть Ники. Она-то считалась сиротой.
— Чертовы близнецы, — ругался за спиной Первый, провожая меня в тюремную камеру. За ним топали гвардейцы, а замыкал шествие Четвертый. На одном из переходов возникла толкучка, и он попытался схватить меня за руку и что-то сказать. Я отступила, отвернулась. Возможно, какие-то забытые чувства и проснулись под воздействием Оков, однако тут же сдохли, как только он навел на меня смертоносный заряд. Свинью на трон посади, он будет верен ей! И хрюкать будет с той тональностью, с которой она велит.
Четвертый попытался уловить отголоски моих мыслей и изменился в лице, когда наткнулся на толстую поросячью задницу с винтом-хвостиком, повернутую в его сторону. Рассердился, окликнул, не стесняясь других. Гвардейцы шикнули на него, предупреждая: «Разговоры с заключенными ведутся в строго определенном месте». И это был, конечно, не коридор подземелий.
Мы прошли мимо Восьминожки. Вероятно, новая Королева посчитала, что отверженную сдержат и обычные клетки. В общем-то, она была права.
Мы остановились в секторе А — для самых опасных. Первый приложил усилия, чтобы толкнуть толстую огнеупорную дверь. Я вошла в камеру сама, не сопротивляясь. Разведчик проводил меня подбадривающим взглядом и вымолвил одними губами: «Неделя». Мысли его, в отличие от Четвертого, были кристально прозрачными. Он не собирался сдаваться, но понимал, что для бунта нужно подходящее время.
Я кратко кивнула и расслабленно привалилась к стене, до тех пор, пока не услышала до боли знакомый хриплый голос.
— Он просил передать? Что ж, как не подсобить своему учителю.
Я похолодела и распахнула глаза, озираясь по сторонам. У входа стояли гвардейцы, и держали закованного в наручники Тринадцатого…
Давний страх сковал позвоночник. Нервные окончания пульсировали, проверяя живо ли тело, однако ни руки, ни ноги не отзывались на приказ головного мозга.
— А ничего, что я полезу в башку нынешней Королевы? В первый раз-то она была разведчицей. Молодой, невинный разум…
— Она не Королева, — сухо ответила стража.
— Ну, тем проще, — пожал плечами Тринадцатый и вошел в мою камеру.
— Руки развяжете?
— Они тебе не понадобятся. Ты ее не лапать пришел. А вот это, пожалуй, снимем.
Надзиратели сдернули железный обод, несколько лет сдавливавший выпуклый треугольный лоб.
Глаза, янтарные с черными вкраплениями на радужке, смотрели прямо на меня. Даже у Ники они несколько раз мелькали во снах. А теперь вот, настоящие, совсем близко. Завораживали, подчиняли. Такое уже было однажды! Я не родилась предательницей, мне насильно запихнули дурные мысли в голову. И гены здесь были совершенно ни при чем.
От этого открытия, от осознания собственной невиновности в груди разлилось приятное тепло, сердце, невзирая на обстоятельства, застучало радостно и гулко.
«Не бракованная, просто сломанная».
— Давно не виделись, девочка, — сказал мой оживший кошмар. И в полумраке сверкнул двойной ряд мелких полусгнивших зубов.
— Давно… — прошептала я задумчиво, не обращая внимания на его масляную улыбку. — Почему ты живой?
Сегодня не иначе как день воскресших мертвецов!
— Когда твоя восьминогая гадина выпила из меня большую часть силы, я стал как отверженный — слабым и немощным. Не мог даже стоять на ногах, передвигался ползком. И представляешь, Королева забыла обо мне! Оставила в клетке, не отпустила на волю, как остальных. Долго-долго не кормила… — Тринадцатый сделал плаксивую рожу. — А вот он нашел и выполнил свое обещание. Я живу, хоть и жизнью назвать это сложно. Почти никаких радостей не осталось. Но вот сегодня, например, день начался просто чудесно!
Наконец, вернув телу чувствительность, я начала пятиться в дальний угол камеры. У входа возникло столпотворение. Надзиратели, гвардейцы, даже предатель Четвертый маячил позади всех. Красивое, некогда родное лицо выражало высшую степень напряжения. Губы плотно сомкнуты, скулы выпирают, глаза прищурены, сверкают зеленью. Нервничает и злится.
Если это его план по моему спасению, пусть засунет его себе в…
— Не сопротивляйся, Вторая. Пусти меня в свою умненькую головку. Мы ведь это уже проходили. Знаешь же, боль стерпеть можно.
Я оказалась в самой настоящей ловушке. И выхода из нее, кажется, не было.
— Что ты со мной сделал, скотина?
— Всего лишь научил тебя любить и желать больше положенного. По-моему, ты должна сказать мне спасибо.
— За любовь, которая душит и убивает? Или за жажду власти, что съедает все чувства?
Взгляд сам по себе, вопреки желаниям хозяйки, вновь уперся в Четвертого. Тот стоял за спинами гвардейцев угрюмой несокрушимой скалой и смотрел прямо на меня.
Благодарна ли я? Пожалуй, да.
— Я не могу вложить в твою голову мысли, что окажутся непримиримы с твоей сутью. Могу лишь шепнуть, дать легкий толчок в нужном направлении, воззвать к человеческому наследию. Знаешь, у людей более широкий эмоциональный спектр. С тобой было невероятно приятно работать. Сейчас я надеюсь получить не меньше удовольствия. Ну же, откройся! Вот умница…
Его лицо оказалось совсем близко. Черные зрачки сузились, затягивая меня в транс. Ненавижу янтарь…
Эпилог
Эпилог
