Ясная ночь (СИ) - "Джиллиан" (читать полную версию книги txt) 📗
Додумать не успела, как он тоже приподнялся на локтях и, словно добродушный кот, приласкался ко мне, проехавшись небритой щекой по моей щеке и назад, и застыл - губы к губам. Одновременно - специально или нечаянно, я не поняла, - он прижался всем телом ко мне. Его ладони, придерживавшие меня за талию, скользнули по моей спине к плечам, вызвав у меня непроизвольный стонущий вздох: я не ожидала, что на ласку так сильно откликнется моё собственное тело. А он продолжал мягко и нежно поглаживать меня по спине, даже не столько поглаживать, сколько прикасаться к коже. И кожа вообще исчезла, превратилась в нечто чувственное, на поверхности которого вспыхивали электрические разряды, отчего я вскоре дрожала и то и дело мучительно вздрагивала. Неудивительно, что в секунды моё тело напряглось в томительном ожидании. А ведь он даже не целовал меня, гладил - как кошку... Блаженствующую...
Но любимое лицо - вот оно, передо мной... И я сама потянулась к нему. Благо, что Андрей держал меня основательно, я запустила пальцы в светло-русые волосы обнять его голову (из тайного опасения, как бы не сбежал) и попробовала на вкус его крепкий и такой желанный рот. Прикосновения моих пока не самых решительных губ Андрей терпел недолго. Я почувствовала, как мои робкие поцелуи прервались его решительным натиском... А потом, плотно прижатая к нему, только ахнула, когда он легко и просто перевернулся на постели вместе со мной, опустив меня на своё место, в тёплое и уютное гнёздышко. Застыл на секунды, глядя на меня с невообразимо отчётливой улыбкой собственника "Моё!", и я заглянула в его тёмно-синие глаза... Он выдохнул - я глубоко вздохнула, провела пальцами по его содрогнувшемуся телу и потянула его на себя, с блаженством ощущая его, такого тяжёлого и такого нежного: "Я люблю тебя...
...Хотелось мурлыкать... Но замурлыкала не я, а мой живот. С хорошими такими, голодными интонациями: "Есть хочу!" Тем самым напомнив, что время к обеду, а мы...
А мы валялись на постели, взглядывали друг на друга, неудержимо улыбаясь...
Потом Андрей приложил ухо к моему животу и довольно сказал:
- Хорошо быть предусмотрительным. В мастерской у меня кое-что из заначки есть на небольшой перекус. Пошли?
Заначкой оказалась бутылка шампанского, запечённые в сырном кляре кусочки мяса со вчерашнего завтрака и парочка салатов - всё в дорожной сумке-холодильнике. Потом пришлось нагнуться в сторону, откуда я вытащила припрятанный им небольшой термос - как оказалось, с горячей картошкой. Андрей расставил всё на небольшом журнальном столике, подвинул к нему единственное в пустынном помещении мастерской большое кресло с широким сиденьем. Очень неплохо поместились в нём. Не знаю, как Андрею, но мне очень понравилось, что ему пришлось меня обнимать, прижимая к себе. Особенно понравилось ощущать, как мягко двигаются мускулы прижатого ко мне большого тела, пока он командовал нашим обедом.
- Всё, я больше не могу! - взмолилась я, тряся головой на очередную протянутую ко мне ложку. - Сам-то меньше ешь, а меня укормил совсем!
- Такое слово бывает, что ли, - "укормил"? - озадачился Андрей, поневоле сам съедая содержимое ложки.
- С тобой всякое может быть, - счастливо вздохнула я.
Он налил ещё по бокалу шампанского.
- Когда я тебя увидел на кухне, такую растерянную, с разбитой солонкой...
- ... ага, с солонкой, - вполголоса проворчала я. - С банкой из-под аджики!
- ... я тоже здорово растерялся. Ты стояла, закрыв лицо, и плакала - из-за какой-то мелочи, - не обращая внимания на поддразнивание, задумчиво продолжил Андрей. - А я стоял и чувствовал сильнейшее желание обнять тебя и утешить. Даже - несмотря на половник, за который ты потом схватилась.
Хотелось засмеяться, но он оказался слишком серьёзен, и, поглядывая на него сверху вниз, я заставила себя слушать дальше.
- Держи бокал лучше! - скомандовал Андрей и приподнял меня, обхватив под мышками. Я послушно пошла рядом с ним по мастерской. - Вообще-то я обычно теряюсь, если женщина рядом со мной плачет, и стараюсь как можно деликатней смыться подальше. Может, поэтому рядом со мной плачущих женщин бывает мало, - улыбнулся он, а я уже смотрела не на него, а на картины, висевшие на стенах мастерской - укрытые тонкой тканью. Когда только он их успел повесить? В то время, когда мне казалось, что он где-то пропадает? Он остановился перед одной из них. - А потом мы поехали в магазин - за солью и за приправами. И я опять понять не мог, почему меня постоянно тянет держаться к тебе поближе... Хуже того... Меня тянуло на то, чего я себе обычно с незнакомыми, в сущности, женщинами не позволяю, - опять-таки обнять тебя и не отпускать от себя дальше, чем на два шага. И Таисья ещё... Ничего не подозревая, она оттащила меня от тебя, а значит, и от окна магазина... И я увидел... - Он помедлил и снял с первой в ряду картины ткань.
Полотно картины сияло солнцем, проникающим в неведомое помещение через еле обозначенные рамы окна. А в середине картины виднелась фигурка девушки в белом платье. Всё как-то смутно. Но мои глаза прикипели не к фигурке, а к дате в нижнем правом углу холста - судя по ней, картина написана три года назад. Я даже пальцы протянула - потрогать, правда ли, что краски на полотне сухие. Себя-то узнала.
- Вообще-то я даже по жизни реалист, - сказал Андрей. - Никогда отсебятины не писал, на всякие фантазии меня не тянуло. Из головы, как говорят, никогда не писал. Я работал тогда на Мальте. В одном богатом доме мне предложили написать несколько картин для галереи - с определёнными мальтийскими пейзажами. Я стоял на берегу, на камнях, писал. И вдруг так захотелось этой самой отсебятины, что, пока не нарисовал, не мог успокоиться. До боли в сердце... Эта картина стала первой. После магазина я стал присматриваться к тебе. Про Барона как-то не подумал, хотя ты постоянно возилась с ним у магазина и постоянно была в той самой позе. Но... Помнишь, как ты бежала через дорогу?
Он шагнул к следующей картине и сдёрнул тряпку.
- Я сам тогда немного был напуган, так что сразу и не сообразил...
Девушка, в белом платье, с холста шла прямо на зрителя, держа в руках голубя, а белоснежная стая сопровождала меня в воздухе. Шла по асфальтовой дороге - судя по серому покрытию под ногами.
- А потом я ждал тебя в твоей комнате и не мог понять, куда ты девалась, - продолжил Андрей всё так же задумчиво. - А потом услышал такое, что едва не взорвался со злости: ты кого-то уговаривала войти в свою комнату! И в момент, когда я чуть не взорвался, пришло прозрение. Никогда не верил всем этим байкам о любви с первого взгляда. И... понял, что влюбился. В тот момент я оч-чень хорошо понимал деревенских ребят, которые, бывало, дрались до большой крови из-за девчонок - которая и с кем из них должна гулять. Я не выдержал и включил свет - несмотря на прозрение, несмотря на готовность к драке. А увидел тебя и Барона.
Он снял ткань со следующей картины.
Девушка, прикрыв колени подолом белого платья, присела на корточки рядом с огромным чёрным псом, который лежал у её ног, положив голову на лапы... Я беспомощно оглянулась на Андрея. Три года назад?
- И в тот же вечер я спросил у тебя, любишь ли ты пионы? Ты сказала, что обожаешь. И утром, пока тебя не было в комнате, я принёс тебе букет.
Он откинул ткань со следующего портрета.
Девушка, всё в том же белом платье, лукаво поглядывала на зрителя из-за громадного букета пёстрых пионов. Позади, фоном, цвели те же пионы.
- По-моему, ты тогда спросил про садовые цветы, а не про пионы, - снова как-то беспомощно сказала я, с восторгом и ужасом глядя на картину.
- Нет. Ты тогда немного задремала. Возможно, поэтому не помнишь моего точного вопроса и путаешь.
- Но как же ты догадался... Ведь и эту картину ты написал не в России? Как? Как ты понял, что должен вернуться?
