Случайные люди (СИ) - Кузнецова (Маркова) Агния Александровна (библиотека книг .TXT) 📗
Вода убралась, как только я встала на плиты, и я оказалась сухая, но все равно долго отряхивалась.
— А посветить как-нибудь? — пробормотала я, поправляя лиф. Факела я никакого не взяла. Чем дальше, тем лучше оказывается продуман мой план, загляденье просто. — Если вам не сложно.
В водяном пузыре, который снова висел над дамой, вспыхнули искры, отделились, каждая в своем пузырьке, полетели вперед. Я выдохнула и шагнула следом, глядя под ноги. Тут снова не было растительности, только обгоревшая строительная мелочь, а крупные обломки с нашего пути убирали водяные щупальца. Двигались мы медленно, я оглядывалась, трогала стены, прикидывала, сколько кусков не хватает для того, чтобы списать узор полностью. А ведь его надо писать полностью и правильно, один разрыв линии — и вот что вышло.
Пахло водой, штукатуркой и горелым, как на отдыхе, когда ведро шашлыка вручили неумелому повару. Я стояла в центре зала и вертела головой, и едва ли не случайно заметила, как лежит упавшая колонна. Указала на нее. Водяные щупальца с грохотом подняли, опустили у другой стены.
Запахло сильнее. Туфли мои словно пристрелили к полу гвоздометом. Я с трудом подалась вперед, отшатнулась, снова кинулась и замерла, а дама подошла, присела, тяжко уложив юбки на пол. Подняла за плечо и перевернула. Пузыри с искрами слетелись ближе, как мухи на дыню. Я разглядела — и отвернулась, и все вино, которое я выпила за сегодня, рванулось из меня прямо на тщательно вырезанный на полу секрет истинной жизни.
Глава 14
— Вы можете… что-нибудь сделать? — я махнула рукой в сторону тела, утерла губы второй и третий раз. Попросила воды в горсть, прополоскала рот, сплюнула за обломки. Утерлась снова, и на тело старалась больше не глядеть.
А я ведь даже не знаю, как тут хоронят. Я бы и сама не сказала спасибо, если бы меня, положим, бросили волкам после смерти, даже если по местному обычаю это самое почетное, на что может надеяться человек.
Дама молчала. Я возвела глаза к утопающему в тени потолку, вдохнула и выдохнула. Глазам было горячо. Он не был красивый, но был ни на кого не похож, и волосы эти его… а теперь и волос нет. И ничего нет, только… вот это. Черное.
И я виновата. Где-то тут щербина в узоре, которую я нанесла, потому что думала, что знаю, как лучше. Полла жива, и это много, но…
— Пожалуйста, — сказала я. — Я не знаю, могу ли просить, вы и так уже много сделали для меня. Но он… — я быстро глянула на тело, сжала зубы, — он был моим другом. И хорошим челове… эльфом. Правда. Может быть… вы… хоть что-нибудь. Вы ведь так много можете. А в Лесу не умирают окончательно, верно?
Дама молчала. Неужели все зря?
Но я хотя бы вернулась. Я не оставила его.
— Тогда, пожалуйста, давайте его наверх. Чтобы не лежал тут. И умыть бы, привести в порядок… вы, случайно, не знаете, как хоронят эльфов? Я не знаю его сословия, но… он был несвободен при… при жизни.
Воздуха стало совсем мало, я села на пол, распинала подол, вытянула ноги. Горелым воняло так, что к горлу подкатило, я мучительно кашляла, держалась за живот, который стискивали спазмы. Господи боже.
Дама повела плечом, и вода с плеском пала на пол, забрызгала меня. Я утерла лицо и руки, а вода поползла по полу, собирая грязь, огоньки выпрыгнули из нее в маленьких каплях, закружили вокруг дамы, а черная от сажи лужа объяла тело, подняла над полом, пузырь забурлил и сделался грязно-коричневый. Огоньки кружили, и у меня закружилась голова. Я оперлась на пол сзади, уставилась в угол, где дергались тени, и плясал, словно живой, секрет истинной жизни.
Хрустнуло. Я вздрогнула. В животе сделалось холодно. Я утерла рот, посмотрела на руку. Показалось, значит. Слюна бежала кислая, я дышала, приоткрыв рот, и шумно глотала. Из пузыря глухо хрустело, вода бурлила, словно кипела. Я обхватила себя за плечи.
— Ты пришла в сердце войны за рабом.
Я растерла плечи, шурша тяжелыми рукавами. Сказала невесело:
— Тут не сердце, тут нет орков, видите? Так что…
Да и все равно. Даже если б были. Я потерла лоб, да так и оставила ладонь. Уставилась на свою юбку. На что я надеялась? Чудес не бывает. Только потому, что я чего-то хочу, оно не появится. Даже если нужно больше всего на свете. Как не появилась дорога домой.
Я же хочу домой, вспомнила я. Дома все будет лучше, дома все забудется, и совесть притихнет, если уж не видать мне искупления.
Слово-то какое. Искупление — это у людей лучших и больших, чем я. А я так…
— Смерть не ходит за тобою, но ты ходишь за смертью, — сказала дама. Она держала руки над бурлящим над полом пузырем, и огоньки в каплях сновали между ее пальцами. Мне сделалось тошно, и я снова отвела взгляд. Проговорила сипло:
— Да, вы говорили. Наверное. Как-то так получается. Я не специально.
— Ты пришла за рабом.
— А какая разница, раб или нет? Ну пришла. Толку-то, — буркнула я зло. Дернула юбку, с силой провела ладонью, разглаживая. Цветы какие-то, вышивка… одним — парча, другим — отработал свое, и черт с тобой. — Он не заслужил такого конца. Тут никто не заслужил того, что он получает, да? Вы вон тоже… всегда найдется какой-нибудь… который слушает совета своих золотых бубенцов. Мудак, — сказала я по-русски. Хихикнула, зажала рот ладонью. — Прошу прощения. Но правда, всегда найдется мудак, у которого только собственная польза в глазах, а кого для этого придется убить, растоптать — неважно. А может, те, кто думает не о пользе, а о, — я сделала в воздухе кавычки, — высшем благе и справедливости — еще больше мудаки. А? Польза наций, всякое такое. Слава. Милосердие. Я болтаю, да? Извините. — Я кашлянула в кулак.
— Милосердие? — переспросила дама.
— Ну да. Знаете, — я вяло шевельнула рукой, — не все глупости и даже подлости совершаются оттого, что хочешь навредить или сгрести под себя богатства и что там еще. Влияние. Иногда просто бывает… жалко одних — подставляешь других. — Я прижала кулак ко лбу. Пристукнула тихонько раз и два, потом сильнее. Замычала.
Пузырь перестал исходить пузырями, из него на пол полились тонкие черные струйки, густые, как кетчуп. Завоняло сильнее — уже не только горелым, но и железным. Кровью. Я прижала ладонь к носу и дышала теперь пылью и запахом кожи. Пробубнила:
— Вы знаете Эбрара?
— Он тревожит Лес, — сказала дама. Руки она теперь опустила, и огоньки вились перед нею, складывались в клубок и распадались. — Он жил до меня и после меня. Его сразили после меня. Тогда появился Лес.
— Да, мне рассказывали что-то такое. Ну вот, — я кашлянула снова, вытерла запястьем глаза, снова спрятала нос в ладони, — он тоже весь такой «спаси мой народ», а сам…
— Он побеждает, — сказала дама. — Его призывают, когда хотят победить. Когда нет иных путей.
— Откуда вы знаете?
— Вода есть везде, — сказала дама. — Под водою слышно все.
Я кивнула. Какая-то польза от утоплого бытия. Хотя что я понимаю? Не больно-то и привилегия, если ты мертв. А может, мертвым и лучше. Меньше тревог.
Я впилась пальцами в щеку, с силой зажмурилась, открыла глаза, глянула на пузырь. Чернота собралась на дне, утекала из него на пол, а вверху вода была еще мутная, но уже можно было разглядеть тело.
Мастера. Я не знаю его имени.
Я опустила голову.
— Он — ваш?
— Что? — прошептала я. Подтянула колени, уткнулась в них.
— Вы владеете им?
— Нет, — сказала я тихо.
— Он задолжал вам?
Что за вопросы? Я сказала, с трудом ворочая язык:
— Нет.
— Он чародей. Эльф.
Я качнула головой. Голова была тяжелая, как августовский арбуз.
— Ну да. А что?
Дама молчала, и все звуки помалу прекратились, даже журчание струек.
— Мы можем идти? — спросила я.
— Через мгновение, дитя.
«Дитя»? Я подняла голову. Королева меня так звала, а дама — еще нет, к чему бы…
Огоньки сплотились в один яркий шар, метнулись вперед, нырнули в пузырь, и он вспыхнул. Я вскочила, наступив на платье, упала обратно на пол, заскребла ногами, отползла, собирая подолом мусор, а по воде проскакивали разряды, трещало и пахло свежо и страшно, как в грозу, когда грохочет над самой головой. Пузырь лопнул, как водяной шарик, и вместе с водой на пол шлепнулось голое тело. Я, чувствуя, как сердце подскочило к горлу и теперь душит, поднялась.
