Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ) - Южная Влада (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
— Засудим этого ублюдка, — злобно прищурился Страдающий Отец. — Как он только посмел поднять свою грязную лапу. Считает, что раз сбежал с места преступления, то не будет пойман? Нет, я определенно добьюсь того, что его семья мне по всем счетам заплатит. Их домишко пойдет с молотка, а сам он на эшафот у меня отправится.
— Ты не сможешь этого сделать, — не без удовольствия поспешил его разочаровать Димитрий. — Потому что поднял грязную лапу не он, а я.
Благородная Мать вздрогнула и в ужасе на него посмотрела. Ну наконец-то, хоть что-то смогло вывести ее из ступора.
— От того, что вы будете делать вид, что меня тут нет, я сам собой не исчезну, — пожав плечами, напомнил Димитрий. — И оставьте уже парня в покое. Иначе я приду на суд и дам показания о том, как все было. Как я преследовал свою сестру и лишил ее невинности. Наше прекрасное аристократическое общество будет еще в том шоке. Так и представляю заголовки утренних газет.
Перепуганная Мать побледнела и прижала платок к лицу, а Загнанный в угол Отец соизволил остановиться и обратить на отпрыска свое высокое внимание.
— Да кто тебя будет слушать? — прошипел он, брызгая слюной.
— А кто не будет? — почти развеселился Димитрий. — Кому больше поверят: какому-то безобидному мальчишке, у которого отец — герой посмертно… или МНЕ?
Вопрос был риторическим, и все понимали, что он не требует ответа.
— Чего ты добиваешься? — заорал Проигравший Отец.
К этому вопросу Димитрий заранее подготовился.
— Место в парламенте, — принялся он загибать пальцы, — которое один старый козел мне добровольно уступит, потому что его время давно пришло. Свое имя, свое наследство… то, что еще осталось в драгоценностях и долгосрочных выплатах по паевым долям матери. — Он криво ухмыльнулся. — Любящих маму и папу. Бонусом.
— Этого не будет. Этого не будет, — Раненый в самое сердце Отец затряс головой так, словно его хватила кондрашка.
— Повторяй себе это, — не стал спорить Димитрий, — самовнушение успокаивает и помогает смириться.
На скулах Разгневанного Отца заиграли желваки, но вместо того, чтобы развивать дискуссию с сыном, он повернулся к жене и ткнул в нее пальцем:
— Это все твое воспитание. Ты даже со слугами справиться не могла, а уж с детьми — тем более. Бесполезная дура.
Ольга уронила лицо в ладони и жалобно заплакала, вздрагивая округлыми плечами.
Димитрий поморщился, ощутив, как саднит слева. Ему самому бы тоже не помешал доктор — хотя бы тот эскулап с маслеными глазками наркомана и волшебным саквояжем со шприцами, которого притаскивал из темпла Ян — но посылать кого-то за ним было лень. К тому же, как всегда после срыва, накатило полное внутреннее опустошение, ненависть и отвращение к самому себе, будто душа вся выгорела, превратившись в безжизненную пустыню, и эта слабость, тяжесть в груди и перебои в работе сердечной мышцы казались вполне заслуженной карой. Может быть, даже слишком мягкой карой. Но боги любили его и никогда не наказывали полной мерой, чтобы он ни натворил.
От этой мысли стало смешно, и Димитрий решил, что раз он такой любимец богов, то и вовсе обойдется без лечения. Слабость и головокружение у него от того, что во рту уже давно и маковой росинки не было. Он оставил Безутешных Родителей горевать над своим новым положением, кое-как поднялся из кресла и побрел, опираясь на свою многострадальную трость.
Так как кухарка сбежала вместе с остальными слугами, пришлось довольствоваться холодными закусками. Прямо пальцами он поел с тарелки немного вяленого мяса, отыскал кувшин с молоком и принялся пить из него. Из-за слабости руки дрожали, и молоко потекло по уголкам рта, проливаясь на грудь.
— Мерзкий выродок, — послышалось в спину ворчание Несломленного Отца.
— Угу, — согласился Димитрий, не отрываясь от питья.
— Убирайся из моего дома.
— Не-а, — он поставил кувшин на место и очень не по-благородному вытер губы рукавом. Учитель по этикету, который наставлял его в детстве, помер бы на месте, увидев подобное. — Это мой дом, папенька. И никто меня отсюда не прогонит.
— Тогда мы уйдем, — встал в позу Талантливый Отец. — Мы все. Мы покинем это проклятое место.
— Ну-ну, — махнул ему в знак согласия Димитрий. — Валяйте.
Семейные драмы его смертельно утомили, после еды организм срочно требовал сна. Он почти не спал прошлой ночью, ворочаясь на узкой кровати в своей прежней комнате, бесконечно ощущая в ноздрях запах крови и слушая плач матери и гневную поступь отца. Как же все поменялось с тех пор, как он ушел из дома. Теперь они не находили себе места ночью, а он лежал и слушал их.
Но все же, прихрамывая мимо отца к порогу, он задержался на минутку, чтобы добавить:
— Еще раз заорешь при мне на мать — убью. Давно мечтаю это сделать.
Глаза у Виттора расширились до размера блюдец, и в них читалось то, что и хотел видеть его сын. Бесстрашный Отец его боялся, и это было хорошо.
В холле он в задумчивости постоял перед лестницей, ведущей на второй этаж — массивное творение из мрамора и дорогих ковров, по которому так не хотелось взбираться ползком и лететь потом вниз, не осилив последних ступеней. Плюнул и отправился в комнаты для слуг. Отыскал в каморке прачки стопку чистого белья, вернулся в гостиную и постелил себе на диване. А Страдающие Родители пусть поищут другое место для страданий.
В ночной тиши его тренированное тело проснулось так, как и было приучено просыпаться: размеренное дыхание не сбилось, ресницы не затрепетали, ни один мускул не дрогнул. Он спал секунду назад — а теперь бодрствовал с закрытыми глазами, чутко прислушиваясь к чужаку у постели. Впрочем, уже стало понятно по запаху, что это его мать, и Димитрий осторожно приподнял веки.
Ольга сидела перед ним в простом домашнем халате и с длинными распущенными по плечам волосами, такая, будто только сама поднялась с кровати. В полутьме она казалась совсем молодой, гладкая молочная кожа тускло лоснилась, в серебристых глазах застыла печаль. Она сидела и смотрела на сына сверху вниз, как мраморная статуя, как сошедшая с небес богиня, а он лежал перед ней в той же позе, уткнувшись щекой в подушку, обхватив себя руками и затравленно выглядывая из этого своего убежища.
Мать заметила, что он проснулся, и будто через силу подняла руку. Хотела коснуться его обнаженного плеча, но что-то словно мешало. Заколебалась и отдернула руку, прижав к себе.
— Такой взрослый стал, совсем мужчина, — произнесла в чем-то даже обиженно. — Такой чужой.
Все правильно, он сам виноват в том, что такой чужой и взрослый. Не маленький сладкий мальчик, которого ей так нравилось качать на руках. Одно. Сплошное. Разочарование.
— А я все вспоминаю, как носила тебя вот тут, — мать приложила ладони к животу, растопырила пальцы, словно представляя, что держит их на большом и округлом. — Так радовалась своей первой беременности, так ждала встречи с тобой.
Теперь в ее голосе сквозила вина, но он знал: она винит себя за то, что эту беременность оставила. Если бы знала заранее — наверняка всадила бы в свой живот нож.
— Ну скажи, это ведь не ты… Эльзу?
Сколько надежды таилось в этом вопросе. Надежды на его милостивую, успокаивающую ложь. Он молча выдержал ее взгляд, и Ольга отвернулась первой. Сглотнула, дернув нежной шеей. Он закрыл глаза: сколько раз в видениях на этой шее кольцом смыкались его руки?
— А хочешь, у нас все будет по-другому?
Прикосновение матери застало его врасплох. Он не успел заметить движение и подготовиться, поэтому дернулся, отодвигаясь от ее руки, но мать резко подалась вперед, встала на колени у постели и принялась безжалостно гладить его лоб, виски, скулы. Так не ласкают своих детей, так холят котят или щенят, приглаживают им шерстку скорее для своей радости, чем для их удовольствия, но для него и этого было слишком много.
— Не надо… мама…
Это были первые слова, которые он вообще смог выдавить из себя, и горло неожиданно оказалось пересохшим, поэтому голос вышел хриплым и чужим.
