Карт-Бланш для Синей Бороды (СИ) - Лакомка Ната (книги хорошего качества TXT) 📗
— Ты не рада, Бланш? Тебе не нравится? — спросила матушка с тревогой.
— Оно красиво, — сказала я. — Но ты зря потратила деньги. Я не пойду на бал.
— Хватит упрямиться. Тебе надо пойти вместе с сестрами.
— Мама! — только и сказала я, и убежала в спальню, чтобы никто не увидел слез, которые против моей воли готовы были пролиться.
Но матушка не пожелала оставлять меня одну и поднялась за мной.
— Что случилось, Бланш? Отвечай немедленно!
Всю правду ей знать не было необходимости, но кое-что можно было объяснить.
— Так получилось, что граф де Конмор видел меня в лавке господина Маффино, когда делал заказ на праздник, — сказала я как можно безразличнее. — И принял за служанку. Мы не очень изящно поговорили. Будет неправильным, если я после этого заявлюсь к нему, как благородная леди.
Некоторое время матушка обдумывала мои слова, а потом решительно воспротивилась:
— Это не может быть причиной. Насколько я знаю, граф — рассудительный и воспитанный человек, даже если он узнает тебя, все равно не упрекнет даже взглядом.
«Воспитанный, если дело не касается смазливых простолюдинок», — подумала я, но вслух сказала:
— Не только мне, но и графу будет неприятно. Чего доброго, он посчитает, что надо извиниться. Мы же не хотим, чтобы хозяин праздника чувствовал себя неловко?
— Неловко? Да что ты, Бланш! Если он захочет перед тобой за что-то извиниться — это не самое страшное, что случается в жизни. Да он и не узнает тебя, так что не волнуйся. Господа его уровня никогда не обращают внимания на служанок.
«Вот это едва ли», — снова неуважительно подумала я.
— К тому же, бал не сошелся клином на милорде графе, — матушка взяла меня за руки и ласково сжала. — Вернулся Реджинальд, и он спрашивал о тебе.
7
— Реджи? — переспросила я невольно. — Когда он вернулся?
— Сегодня. И сразу нанес нам визит. К сожалению, тебя не было дома.
— Ты сказала ему, что я работаю в лавке?!
— Сказала.
— Мама!
— Не пугайся так, он отнесся к этому с пониманием. И сказал, что хотел бы встретить тебя на балу у графа, он тоже приглашен.
— Надеюсь, не в качестве возможной невесты? — пробормотала я.
— Что ты сказала? — не расслышала матушка.
— Нет, ничего, — сказала я громко. — Что ж, отличная новость, что Реджи вернулся. Но моего решения это никак не изменит.
— И все же я настаиваю, — матушка ласково погладила мои руки — в пятнах от вишен, с огрубевшей кожей на кончиках пальцев. — На балу будет много молодых людей — граф позаботился, чтобы кавалеров хватило всем любительницам потанцевать. Кто знает — вдруг кто-то из них станет твоей судьбой. К тому же, Реджинальд… Я помню, вы очень нежно относились друг к другу.
— Мы были просто детьми, — возразила я.
Но помимо воли воспоминания унесли меня в те далекие дни, когда все было хорошо и легко, и папа еще был с нами, и мы жили в большом загородном доме, по соседству с Оуэнами, и Реджинальд — их единственный сын, каждое утро швырял камешки в окна нашей спальни, вызывая меня и сестер для милых детских игр.
Впрочем, не всегда игры были милыми, и порой мы возвращались домой с расцарапанным носом и в синяках, если Реджинальду приходила в голову идея обследовать старую мельницу или устроить качели на дереве, росшем на краю оврага.
Он был большой выдумщик, Реджинальд. И как же я горевала, когда сэр Оуэн решил продать дом и перебраться в столицу, потому что устроил сына пажом к герцогу.
В вечер перед отъездом Реджи вызвал меня из дома, схватил за руку и побежал к старому дубу, увлекая за собой. Там он показал вырезанные на коре наши имена — Бланш и Реджинальд, одно возле другого, и сказал, что обязательно вернется в Ренн и женится на мне. Мы поцеловались с ним там, под дубом, и даже клялись помнить друг друга… Мне было двенадцать, Реджи — на год старше. Совсем дети. Что значат детские клятвы? И поцелуи? После смерти отца мы продали дом и переехали в Ренн, в черту города. С тех пор я ни разу не встречала своего товарища по играм, и не бывала у старого дуба. Но надо думать, наши с Реджи имена и по сию пору были там — палимые солнцем, поливаемые дождями, но вырезанные рядом.
— Он стал таким красивым — Реджинальд, — матушка поцеловала меня в лоб и подоткнула одеяло. — Высокий, широкоплечий. И у него тоже очень славная улыбка.
— Мама, мы были детьми…
— Иногда детская любовь — самая крепкая. Поэтому ложись спать и отдохни хорошенько, чтобы на завтрашнем балу не было никого прекраснее моей милой Бланш.
8
Отдохни хорошенько!
Я вскочила с третьими петухами, нашаривая в темноте платье и чулки, и стуча зубами от холода, потому что печь еще не топили. Всю ночь мне снилось, будто я на графском балу, танцую с Реджинальдом, но вдруг обнаруживаю, что стою посреди зала в заплатанном платье, перепачканная взбитыми сливками и карамельным сиропом. Я просыпалась в ужасе и думала, что ни за что не отправлюсь в дом графа.
К полудню, когда все конфеты и пирожные были отправлены по назначению, я села на скамейку и вытянула гудевшие ноги. После такого и ходить будет тяжело, не то что танцевать. Танцевать… Но я ведь решила, что не пойду на прием в дом графа.
Господин Маффино появился наряженный в красный камзол, с шелковым шарфом зеленого цвета, обмотанным вокруг короткой шеи в три раза. У меня попросту рот открылся от этой картины, а господин Маффино приосанился, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Куда это вы собрались? — только и спросила я.
— На бал, конечно же! — почти обиделся Маффино. — Я тоже приглашен. И тоже холостяк, как и милорд де Конмор. Если он намерен обзавестись невестой, может и мне повезет.
— Никто не согласится стать вашей женой, — сказала я скорбно.
— Почему это? — испугался господин Маффино. — Я в самом расцвете лет и очень недурен!
— Никто не согласится, — продолжала я, — потому что выйти за вас — это значит через два года растолстеть. Кто сможет устоять перед вашими бриошами?
— Вечно ты надо мной подшучиваешь, насмешница! — он вынул из кармана надушенный платок, приложив его к щекам и подбородку.
— Запах корицы это не перебьет, — напророчила я.
— Пора бы тебе домой, — сказал он с досадой. — Гости начнут прибывать через два часа, а ты даже не причесалась. Не забудь только забросить корзинку Вильямине.
— Не волнуйтесь, передам ей ваш подарок с наилучшими поздравлениями, — ответила я.
Вильямина была городской прорицательницей. И хотя церковь запрещала ходить к гадалкам, ведуньям, колдунам и прочей темной братии, весь город бывал у нее — разумеется, все тайно.
Что касается господина Маффино, он был ее ярым поклонником. В свое время Вильямина нагадала ему, что он разбогатеет, если отправится на юг изучать тонкое поварское искусство — так и произошло. И с тех пор он отправлял ей подарки каждый новый год, как родной мамочке.
В корзинке, что была приготовлена в этот раз, лежал хороший кусок окорока, свежее сливочное масло, круглая пшеничная булка и кулек самых лучших шоколадных конфет. Я сама делала их — с марципанами и ликерами.
Набросив накидку, я зашагала по заснеженным улицам в сторону дома. Господин Маффино был прав — я даже не причесывалась сегодня. А вот мои сестренки, наверняка, умылись сывороткой — чтобы кожа была белее, натерли волосы кусочком шелка — для блеска, и с самого утра жевали мятные пастилки для свежести дыхания. Реджи увидит меня рядом с ними и разочаруется.
Я вздохнула и ускорила шаг.
Вильямина жила в покосившемся доме с кривой трубой, совсем недалеко от нас. Поэтому-то господин Маффино и поручил мне эту почетную миссию — сам торопился в графский дом, чтобы проследить за сервировкой столов.
Окно на втором этаже было занавешено красной шторой, и это был знак, что Вильямина принимает посетителей, и беспокоить ее нельзя.
Я вошла в дом и уселась на лавку возле самых дверей, поставила корзину на колени и приготовилась ждать, когда прорицательница освободится.