Попасть в отбор, украсть проклятье (СИ) - Мамаева Надежда (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Но чего я не ожидала, так это того, как Арнсгар изменится в лице. Маска его невозмутимости пошла трещинами, как весенний лед на реке. Еще мгновение назад все было гладко, и вот уже – полыньи и торосы. А под ними – стремительный поток эмоций.
– Росс?! Демон меня раздери, Росс!
Его острые скулы побелели, отчего в отсветах ночных огней, что через стекло заглядывали в салон магомобиля, ворон показался мне покойником.
А потом он схватился за грудь. Там, прямо напротив сердца, обугливалась ткань черного мундира.
Я впервые видела действие клейма клятвопреступника. Арнсгар шипел сквозь зубы. По его виску стекла капля пота, он откинул голову. Кадык на открытой шее дернулся. Но я уже знала: эта беззащитность обманчива. И рискни я попытать удачу снова – точно так же попаду под удар заклинания.
– Чуть меньше десяти лет назад я принес клятву, – не дожидаясь моего вопроса, заговорил ворон: – Найриша Росс вытребовала ее у меня. Я обещал, что никто из ее семьи не пострадает от моих действий и действий моих подчиненных. Правда, это было до того, как твоя, я полагаю, сестричка предала Родину и слила всю информацию нашим врагам.
– Арнсгар, знаешь, хочется тебя послать, но я смотрю и вижу, что ты везде уже побывал. И не раз, – вырвалось у меня.
Он приоткрыл левый глаз. Синий.
– Что же. Рад, что у нас есть что-то общее. Хотя бы ненависть друг к другу. – резюмировал он. – Мне будет проще вести допрос.
Кто там говорил о женской логике, что она странная? Выверты мужской, точнее одного ненаследного князя, можно было описать только законами всемирного хаоса.
– Странно, а мне всегда казалось, что разговаривать проще и уж точно безопаснее с тем, кто не хочет тебя убить, – на последних словах мне едва хватило воздуха.
Пришлось шумно вдохнуть. Все же в живом состоянии было много плюсов – например, привычка дышать.
– Да, проще, - уголком рта улыбнулся ворон, - но ещё ненависть – эмоция сильная. Именно она порою и мешает сохранить лицо невозмутимым, когда подозреваемый пытается солгать на допросе.
Я же краем глаза оглядела карателя. На его мундире зияла дыра, обугленная, а в ней – месиво из спекшейся крови и плоти. В салоне наверняка пахло жженой кожей, но я этого не чувствовала. Да и боль, подозреваю, была адская. Обычно от такой умирали: чем серьезнее клятва, тем больше клеймо. У ворона оно было внушительным – едва не на половину груди. ? он не только не отправился за грань, но даже сознания не потерял.
Мой взгляд пробежал по наглухо застегнутым пуговицам мундира выше, к шее, подбородку, стиснутым в линию чуть обветренным губам. А потом я увидела, что ворон точно так же изучает меня. И резко отвернулась.
На запотевшем стекле капля дождя оставила след–змейку. Осень не плакала. Она всего лишь заваривала крепкий чай из желтых листьев. Накрывала всех и каждого пледом тихой печали, стучала в окна дождем в ритме протяжного блюза. А вместе с запахом прелого покоя душа, укачиваемая в колыбели из смурных туч, засыпает до весны.
– Жаль, что ты не умер от печати. Тогда мы бы были квиты, - произнесла, не оборачиваясь.
– Под твоими словами подписались бы многие – отозвался ворон. – Ибо многих в империи расстраивает, что я до сих пор не убит. Касательно же клейма: оно вступает в силу, когда носитель клятвы сам осознает, что ее нарушил. Так что даже хорошо, что ты назвала свою фамилию сейчас, а не в департаменте.
– И чем же? - любопытство было слишком велико, и я невольно снова повернулась к ?рнсгару.
– Тем, что меня бы так скрутило, когда начался бы допрос по всей форме. Но уже при подчиненных.
– А водитель, выходит, не подчиненный? – хмыкнула я, кивнув на свидетеля слабости высочества.
– Почему же, подчиненный, - ?рнсгар выпрямился и, повернувшись ко мне, добавил: – Подчиненный по всем правилам некромантии зомби, преданный исключительно мне. К тому же язык Кейри вырвали ещё при жизни.
Вот ведь! Уел.
– Что, так важно быть непогрешимым и непобедимым в глазах других? - вскинулась я.
– Нет, не важно. - отрезал высочество. - Непростительно показывать слабость. Потому что в моем случае она в прямом смысле убивает. Но даже не это главное. Важнее, то, что это может обронить тень на остальных носителей первородной крови, а значит, и императора.
– Слушай, а ты никогда не хотел поменять приоритеты? – обескуражено спросила я. Все же как-то привыкла считать, что ценность жизни, особенно собственной, выше мнения толпы.
– Скажи, все девицы семейства Росс такие недалекие? - подался вперед Арнсгар. В его разноцветных глазах полыхнуло пламя.
Что же, я могла себя поздравить: за одну поездку дважды довести карателя до состояния «душа просит тепла». Точнее – шквального огня, которым так и хочется сжечь одно наглое умертвите, сидящее рядом.
– Так просвети меня, о, далекий, в чем я не права.
– Хотя бы в том, что спокойная и благополучная жизнь простых имперцев зависит от правителя и совета семи главных домов. Власть зиждется на уважении подданных, страхе сопредельников и вере тех и других в то, что первородная кровь безукоризненна. Что ее носители априори сильнейшие. Что они способны защитить. Всегда. И покарать – тоже. И любое проявление слабости – удар по этой вере, а значит, и по благополучию моей страны.
Слова ворона, этого благородного негодяя, заставили меня задуматься. И сдается, сейчас он говорил не обо мне. Не только обо мне.
– Тайрин. Никогда не наступит мира во всем мире. Равенства и всеобщего благополучия. Всегда будет борьба за власть. И всегда нужно будет кормить свою армию, чтобы не кормить чужую. Поэтому так важно быть сильнее, не показывать и толики своей слабости. Опережать противника. Поверь, мне очень жаль, что ты оказалась во все это втянута…
– Втянута? - я ударила кулаком по сиденью так, что дубленая кожа, не выдержав, затрещала. - Да я мертва!
По моим щекам потекли слезы, а голос сорвался. Меня заколотило в банальной истерике: я начала осознавать случившееся. Не просто фиксировать, принимать к сведению, а именно понимать.
Магомобиль замедлил ход. В окне мелькала витая чугунная ограда, а за ней тянулась серая громадина здания. Отдел карателей, о котором ходило множество слухов.
– Кейри, еще один круг по кварталу, - приказал ворон.
Он не добавил «чтобы она успокоилась», но я поняла. Но за то время, пока магомобиль колесил по улицам, я действительно сумела взять себя в руки. ? когда вышла из него, то мои глаза были абсолютно сухи. Мундир карателя, к слову, тоже был вне подозрений: целым и невредимым. И если в моем случае на помощь было призвано самообладание, то Арнсгар использовал магию иллюзий. Причем высшего порядка. Так, что ткань казалась невредимой не только на вид, но и на ощупь. И неважно, что под ней было кровавое месиво.
Ворон ничем не выдал то, что еще четверть часа назад корчился от дикой боли. Даже не поморщился, пока шли по аллее, коридорам, отнюдь не безлюдным, несмотря на ранний час. В отделе карателей кипела работа.
Меня проводили в допросную, где сразу же появились стенографистка, маг в черном мундире с записывающим кристаллом, ну и, собственно, ворон. Последний-то и доставал меня вопросами добрых два часа. Между нами лежали злость, усталость и артефакт абсолютной правды. Последний пару раз мигнул красным, когда я думала, что какая-то деталь незначительна и не стоит ее упоминать.
Пару раз в кабинет забегала блондинка в черном мундире, принося ворону какие-то бумаги. Глянув на них в последний приход вестницы, Арснагр откинулся на спинку стула и произнес:
– Зато теперь понятно, почему территорию кладбища повторно не прочесали перед началом операции, – и уже застывшей статуей блондинке: – Молодой жене погибшего выплатить компенсацию. Его новорожденному сыну – обеспечить стандартное пособие.
А когда черномундирная ушла, я в упор посмотрела на ворона. Без всяких слов. Они казались мне лишними. ?н все понял и пояснил:
– Капитан, отвечавший за зачистку, найден убитым. Кто-то по его кристаллу связи прислал отчет, что погост чист. В это время картель уже был мертв. А это значит, что все гораздо хуже, чем я предполагал… – он оперся локтями о стол и сцепил пальцы в замок. На миг задумался. А затем прозвучало: — На сегодня допрос окончен. Я отвезу тебя домой и принесу личные извинения твоей семье.
