Бездушная - Кэрригер Гейл (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
— В числе моих лучших инвесторов есть те, кто принадлежит к этой ночной публике, моя жемчужина. А среди кавалеров для наших дочерей, которых ты постоянно выслеживаешь, попадаются и похуже.
— Право, папочка, — пожурила его Ивлин, — тебя послушать, так выходит, что мама как оборотень какой-то во время вспышки ярости.
Миссис Лунтвилл с подозрением посмотрела на мужа:
— Ты ведь не зачастил в последнее время в «Кларет» или «Сангрию», не правда ли? — это прозвучало так, будто она опасается, что Лондон внезапно наводнили оборотни, призраки и вампиры, и ее муж братается с этой публикой без разбора.
Сквайр постарался поскорее закрыть тему:
— Конечно, нет, моя жемчужина, только в «Будлз». Ты же знаешь, что всем этим клубам для сверхъестественных я предпочитаю свой собственный.
— Кстати, о клубах для джентльменов, — перебила его Фелисити, все еще погруженная в чтение газеты, — в Мейфэре на прошлой неделе открыли еще один. Для интеллектуалов, философов, ученых и тому подобных — ни много ни мало. И назвали его «Гипокрас». Какая нелепость! Зачем этим господам вдруг понадобился клуб? Разве им недостаточно общедоступных музеев? — Фелисити нахмурилась, глядя на адрес. — Однако место до ужаса модное, — и, передавая газету матери, спросила: — Разве это не по соседству с городским домом герцога Снодгроува?
Миссис Лунтвилл кивнула:
— Именно так, дорогая. Впрочем, множество ученых, которые станут приходить и уходить в любое время дня и ночи, наверняка ухудшит репутацию этого района. Думаю, из-за вчерашнего происшествия на балу герцогиня в ужасном состоянии. Я собиралась послать открытку с благодарностью за праздник, но теперь думаю, что лучше будет нанести ей визит. Как заботливая подруга, я должна убедиться, что с ней все в порядке.
— Как это для нее ужасно, — сказала Алексия, до крайности раздосадованная семейным разговором. — Прямо по соседству — и вдруг люди, которые в буквальном смысле думают своими мозгами. Это же просто оскорбительно.
— Я пойду с тобой, мама, — сказала Ивлин.
Миссис Лунтвилл улыбнулась младшей дочери, не обратив никакого внимания на старшую.
Фелисити стала читать дальше:
— «Этой весной в Париже в моду вошли широкие пояса контрастных цветов». Какая жалость! На тебе, Ивлин, конечно, такое будет смотреться мило, но с моей фигурой…
Увы, невзирая на нашествие ученых, возможность позлорадствовать по поводу случившихся у подруги неприятностей и неотвратимой угрозы контрастных поясов, маменьку Алексии все не оставляли мысли о мертвеце на балу у Снодгроувов.
— Вчера вечером, Алексия, ты на какое-то время исчезла из виду. Ты ведь не стала бы скрывать от нас ничего важного, правда же, милая?
Алексия адресовала ей подчеркнуто вежливый взгляд.
— У меня произошла небольшая стычка с лордом Макконом, — сказала она, а про себя подумала: «Всегда пускай их по ложному следу».
Это замечание привлекло внимание всей семьи, включая отчима. Сквайр Лунтвилл обычно не утруждал себя долгими беседами. В обществе жены и дочерей ему редко удавалось вставить хоть слово, поэтому он предпочитал, чтобы разговор за завтраком тек, как вода сквозь чайную заварку, и слушал домочадцев лишь вполуха. Но он был не лишен здравого смысла и соблюдал приличия, поэтому заявление Алексии заставило его насторожиться. Пусть граф Вулси был оборотнем, однако он обладал значительным богатством и влиянием.
Миссис Лунтвилл побледнела, и ее тон стал заметно мягче:
— Ты же не сказала графу ничего неуважительного, правда же, дорогая?
Алексия прокрутила в голове события предыдущего вечера:
— Не совсем.
Миссис Лунтвилл отставила в сторону стакан с ячменным отваром и дрожащей рукой налила себе чая.
— Боже мой! — тихо сказала она.
Миссис Лунтвилл так до конца и не смогла понять свою старшую дочь. Она надеялась, что сумеет приструнить несносную девчонку и, держа ее при себе, тем самым убережет от беды. Но вместо этого вышло так, что она, сама того не желая, умудрялась давать Алексии все больше свободы. Возвращаясь мыслями в прошлое, миссис Лунвилл понимала, что лучше бы ей было выдать Алексию замуж. А теперь им всем приходилось иметь дело с ее возмутительным поведением, которое, кажется, делалось тем хуже, чем старше она становилась.
Алексия желчно добавила:
— Сегодня утром я проснулась с мыслями обо всех тех грубостях, которые могла бы сказать, но не сказала. Вот это и есть самое досадное.
Сквайр Лунтвилл испустил долгий протяжный вздох.
Алексия решительным движением положила ладонь на стол:
— Я думаю, нынче утром мне следует пройтись по парку. Что-то нервы у меня разгулялись, и чувствую я себя совсем не так, как следовало бы после такой неожиданной встречи.
Этими словами она вовсе не намекала, как можно было предположить, на нападение вампира. Мисс Таработти не принадлежала к числу тех барышень, что любили вести бессодержательные разговоры, переливая из пустого в порожнее. Она была полной их противоположностью. Многие джентльмены, впервые встретившись с ней, ощущали себя так, будто махом осушили бокал коньяка вместо фруктового сока, — иными словами, поражались жжению в груди. А теперь разгулялись нервы самой Алексии — и все из-за графа Вулси. Покинув библиотеку, он оставил ее в ярости. Всю ночь она кипела от гнева и проснулась поутру с ощущением, будто в глаза насыпали песка, а внутри все еще бушуют благородные чувства.
Ивлин сказала:
— Но подожди же! Что случилось? Алексия, ты должна все нам рассказать. Как вышло, что ты встретилась на балу с лордом Макконом, а мы — нет? Его даже не было в числе приглашенных. Я заглянула в список через плечо лакея…
— Нет, Иви, не может быть! — ахнула потрясенная Фелисити.
Не удостоив сестер ответом, Алексия покинула столовую, чтобы отыскать любимую шаль. Миссис Лунтвилл даже не пробовала остановить ее, поскольку отлично знала: толку не будет. Выяснять что-то у Алексии, когда та не расположена отвечать, — все равно что выжимать кровь из призрака. Вместо этого миссис Лунтвилл потянулась к руке мужа и успокаивающе сжала его пальцы.
— Не тревожься, Герберт. Мне кажется, лорду Маккону может даже нравиться грубость Алексии. Во всяком случае, он ни разу не приструнил ее на публике. Мы должны возблагодарить судьбу за эти ее маленькие милости.
Сквайр Лунтвилл кивнул.
— Пожалуй, оборотня таких почтенных лет подобное поведение может взбадривать? — с надеждой предположил он.
Восхищенная столь оптимистичным подходом жена ласково похлопала сквайра по плечу. Ей ли не знать, как раздражает нынешнего супруга ее старшая дочь? Увы, о чем она только думала, когда выходила за итальянца? Конечно, она была так юна, а Алессандро Таработти казался таким красавчиком… Но в Алексии проглядывало что-то еще, какая-то возмутительная независимость, в которой миссис Лунтвилл не могла винить исключительно первого мужа. Однако и себя считать виноватой она, конечно же, решительно отказывалась. Такой уж, видно, Алексия уродилась на свет — набитой логикой, разумом и резкими словами. В который раз миссис Лунтвилл пожалела, что ее первое дитя не родилось мальчиком; это существенно облегчило бы жизнь всей семье.
При обычных обстоятельствах ни одна благонравная юная леди не должна прогуливаться по Гайд-парку в одиночестве, не сопровождаемая матерью или, возможно, одной-двумя пожилыми родственницами. Но мисс Таработти полагала, что это правило не имеет к ней отношения, поскольку она была старой девой, причем столько, сколько себя помнила. В особо неприятные моменты ей казалось, что она прямо-таки родилась старой девой. Миссис Лунтвилл даже не озаботилась тем, чтобы устроить старшей дочери подобающий первый выход в свет или дебютный сезон. «Право же, дорогая, — сказала ей тогда мать до невозможности высокомерным тоном, — при твоей-то коже и носе просто нет смысла идти на расходы. Мне надо думать о твоих сестрах». Так в возрасте пятнадцати лет Алексия, нос которой был не слишком велик, а кожа не особенно смугла, была сброшена с матримониального счета. Не то чтобы она и впрямь грезила о узах брака, но все же было бы приятно думать, что, если ее мнение переменится, она смогла бы обзавестись супругом. К тому же Алексия любила танцевать, действительно любила, и поэтому ей хотелось хотя бы на одном балу оказаться в числе танцующих, вместо того чтобы вечно отсиживаться в углу. Сейчас она посещала балы исключительно в качестве компаньонки младших сестер и практически не вылезала из библиотек. Зато, имея статус синего чулка, она имела полное право бродить по Гайд-парку в одиночестве, и возражать против этого осмеливались разве что отъявленные ревнители традиций. К счастью, подобные ретрограды, вроде писак из «Монинг пост», не знали ее имени.
