Ведьмина дочь. Руны судьбы (СИ) - Богданова Екатерина (1) (лучшие книги читать онлайн .TXT, .FB2) 📗
К возвращению Ронияка горелая каша была выброшена, а котёл отчищен и наполнен свежей, на этот раз не подгоревшей, кашей с кусочками зайчатины и кисленькими лесными ягодами.
- Всё, с управой договорился, и денег даже не взяли, только придётся устроить маленькое представление для семейства градоначальника. Майни, возьмёшь девочек и завтра вечером, после выступления, покажете детишкам пару сценок и танец с лентами. – Ронияк просто светился от счастья. Ещё бы, вся прибыль от выступления пойдёт в "казну". Многие градоправители требовали от пятнадцати до сорока процентов от вырученных монет. Мало кто откажется от дармовых денег, да ещё и народ к себе попутно расположит, позволив бродячим артистам потешить горожан.
- Ну давайте ужинать и спать, завтра тяжёлый день, – засуетилась Зария, накладывая мужу горячей каши.
День действительно предстоял сложный, особенно для меня. И начался он тоже со сложностей, благо не моих. Ширан заболел, его рвало чёрным, и глаза помутнели.
- Ты что, гарью его накормила? – прошипела злющая Зария, хватая втянувшую голову в плечи Майни за рукав. – Старая дура! И что теперь с ним делать? – разорялась цыганка.
Я проснулась от криков, и вышла из вагончика как раз к тому моменту, когда Зария замахнулась, чтобы отвесить пожилой женщине затрещину.
- Не смей! – крикнула, сбегая по ступенькам. Подбежала и загородила дрожащую Майни собой: – Ты забываешься, Зария. Ронияк не рабовладелец, а ты не жена императора. Имей уважение к возрасту тётушки Майни, она тебе в матери годится.
- Я же только светлое собрала, горелое за клеткой закопала, – лепетала Майни, утирая слёзы.
Я метнулась за клетку, так и есть! Этот негодник разрыл схрон с горелой кашей, и нажрался горелок вместе с землёй!
- Майни не виновата, сколько раз уже говорили о том, что Ширана нужно выгуливать, давать точить когти и копаться в земле. А на ночь надо было в дорожную клетку перевести. От того, что зверь поспит на земле, он не нагуляется, – отрезала я, обняла тётушку за плечи и увела подальше, оставив оторопевшую от моей отповеди Зарию.
Ронияк жутко разозлился, когда узнал о случившемся, но он хотя бы не срывал зло на Майни. Только отчитал за испорченную крупу. Ширана попытались отпоить отваром, но он никого не подпускал и отказывался пить. И я решилась войти в клетку. Зверь рычал и шипел, но не бросался. Напротив, жался к задней стенке клети и трясся, будто боится меня. Шепча ласковые слова и уговаривая, я медленно опустилась на колени и протянула руку к коту. Он зашипел ещё громче и попытался ударить лапой по моей руке.
- Прекрати! – прикрикнула я.
Зверь заскулил, лёг и прикрыл морду лапой.
Дикие коты не такие крупные, как большинство их собратьев, не больше средней собаки, но они прирождённые охотники, и знают, как мгновенно обездвижить жертву в два раза крупнее себя. И я решилась подойти к больному, взбесившемуся Ширану только потому, что была уверена – зверь меня не тронет, не посмеет. Откуда пришла эта уверенность, я и сама не поняла, но точно знала – не нападёт.
Кот тяжело часто дышал и боязливо косил на меня жёлтые глаза. Я положила руки на его вздувшийся как барабан живот, закрыла глаза и представила, как желудок животного очищается, как ему становится лучше, а из глаз уходит болезненная мутность. В животе будто появился большой, тяжёлый камень, я застонала и упала на бок, свернувшись калачиком. Ширан заскулил, подполз ко мне и лизнул в щёку.
- Всё будет хорошо, малыш, – прошептала одними губами, погружаясь в спасительное беспамятство.
Как меня обнаружили и вытаскивали из клетки, наблюдала, будто со стороны. Ширан рычал и не хотел меня отдавать, но Ронияк прикрикнул, положив руку на прикреплённый к поясу кнут, и зверь отступил. Потом меня отнесли в вагончик и Зария силой влила мне в рот горький отвар.
- Вот, пей. И только посмей мне выплюнуть, – бубнила цыганка, заставляя меня глотать гадкую жидкость. – Ишь какая умная стала, будет ещё указывать, как мне себя вести. Не доросла, соплячка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Зария ещё долго ворчала на меня, пока отпаивала, потом придерживала за плечи, когда меня рвало чёрными комьями. Даже засыпая я слышала её недовольный голос.
Проснулась я в прекрасном настроении, и самочувствие было отличным. Повозка покачивалась и подпрыгивала на каменной мостовой, а вокруг шумел город.
Осознание того, шум какого именно города я слышу, мгновенно стёрло улыбку с лица. Я в Верне! Тело покрылось холодным потом, захотелось забиться в угол и накрыться одеялом с головой. Вдруг показалось, что я та самая пятнадцатилетняя девочка, истекающая кровью на грязной мостовой, рядом с дотлевающим пеплом родителей. В сознание ворвались возбуждённые крики толпы и запах гари. Ненавижу толпу! И я уже не та девочка, я Амируна - несравненная повелительница небес, лёгкая как пёрышко, и улыбающаяся толпе, стоя над пропастью.
Но сегодня мне предстоит встретиться лицом к лицу с теми, кто лишил меня всего. Мне предстоит улыбаться тем, кто убил маму и папу, и танцевать для тех, кто бил и забрасывал камнями меня. И я станцую над бездной, это будет мой главный танец. Это будет их последний танец…
Облачилась в сценический костюм, закуталась в большую цветастую шаль, прикрепила к лицу вуаль, оставляющую открытыми только глаза, и смело открыла дверь вагончика.
Поёжилась, осматривая площадь, ту площадь, на которой закончилась моя счастливая жизнь, и пошла искать мужчин, чтобы вместе решить, где лучше натягивать канат. Обычно это делали в центре предоставленной балагану площадки, потому, что мой номер считался самым зрелищным, но сегодня центр балагана означал и центр площади, а это то самое место, где четыре года назад пылал костёр, унёсший жизни моих родителей.
Но, как оказалось, я потратила слишком много времени на одежду и грим, опоры уже установили, осталось только канат натянуть. Сегодня я буду танцевать над пылающим огнём, там, где несколько лет назад в огне погибли самые близкие мне люди. У судьбы жестокое чувство юмора, и шутки её черны, как уголь.
Но я перенесу это, ради того, что задумала, я перенесу всё. Теперь нужно найти Зарию. Завидев меня цыганка попыталась скрыться за вагончиками, но я её уже заметила и быстро догнала.
- Зария! – окликнула, следуя за женщиной по пятам. – Зария, стой! Нам нужно поговорить.
- Мне это не нужно, – пробурчала цыганка.
Но я не собиралась отступать и нагнала её возле уже установленного шатра.
- Я сказала, стой, – приказала, хватая женщину за плечо.
Зария замерла, только спина мелко подрагивала.
- Ты меня боишься? – спросила, поворачивая её лицом к себе.
Цыганка не ответила.
- Отвечай! – начала терять терпение и прикрикнула я.
Зария застонала сквозь зубы, злобно глянула на меня, но ответила:
- Я не доверяю тебе.
- Что ж, ты права, – пришлось признать. – Но сейчас это неважно. Я готова принять то, что может дать мне гримория. Готова именно здесь и сейчас. Ты достанешь книгу оттуда, куда её спрятала, и отдашь мне, сразу же после моего выступления. Ты поняла, Зария?
- Поняла, – почти прорычала цыганка. – Что ты со мной делаешь?
- Всего лишь помогаю принять верное решение, – улыбнулась я. – Ты принесёшь книгу прямо к канату, и будешь ждать внизу окончания выступления. Иди.
Возможно, я неправа, возможно, поступаю плохо по отношению к своим друзьям, возможно, всё что задумала – ошибка, возможно… Но я не отступлю, потому что дышала последние годы ради этого дня, ради шанса отомстить. И даже если я не справлюсь и превращусь в того монстра, которого показала гримория, я готова пойти на это во имя отмщения. Ведь, покарав убийц родных, я потеряю смысл существования, а потому, совершенно неважно, что будет со мной после этого. Я умерла на этой площади ещё тогда, глядя, как родителей пожирает безжалостное пламя.
До начала представления я просидела в своём вагончике, стараясь отрешиться от шума и ни о чём не думать. Да, я боялась, что передумаю, что малодушно отступлю в самом конце длинного пути. Но я не могла позволить себе такую роскошь, как сомнения и жалость. Мама никогда не отступала, даже перед лицом смерти она не склонилась перед толпой, и я не склонюсь. Это они падут к моим ногам, моля о пощаде, но я не пощажу… никого. Пусть в душе пусто и черно, пусть потом будет больно, сейчас больнее.