Угольки (ЛП) - Кент Клэр (читать книги без .TXT, .FB2) 📗

Кэлу требуется несколько минут, чтобы полностью напомнить резервуар для перевозки. Я улыбаюсь как идиотка, когда бензин поднимается до самого верха. Кэл тоже рад, хотя он не улыбается губами. Теперь я умею читать выражения его лица так, как раньше не могла.

— Не смотри на меня, ребенок, — говорит он ворчливо. — Смотри за дорогой.

Вспомнив про свою работу, я выпрямляюсь и снова сосредотачиваюсь на нашем окружении, пока он переставляет шланг от насоса, чтобы наполнить бак грузовика. Вокруг до сих пор никого не видно. Мы как будто одни в целом мире.

— Ты же знаешь, что не надо отвлекаться, — бормочет он.

Я знаю. Он хорошо обучил меня за последние два года. Та мягкая, напуганная, наивная девочка, которой я была в момент смерти Дерека, теперь не узнала бы меня. Но сложно помнить всю свою выучку, когда мы вот так запросто нашли целое море бензина.

Закрыв резервуар для перевозки, бак грузовика и подземный резервуар, Кэл говорит, что осталось еще так много, что нам стоит вскоре вернуться с пустым резервуаром и забрать все остальное. Затем он занимает мое место в кузове грузовика, чтобы стоять на страже, пока я пойду проверять магазин.

Его явно забросили много лет назад, и его потрепало от времени, запущения и погоды. Я легким пинком выбиваю дверь, чтобы попасть внутрь. В передней части магазина нет ничего хоть отдаленно полезного, так что я проверяю склад в задней части, обыскиваю разваливающиеся коробки и грязные стеллажи. Все такое отвратительное, что мне почти не хочется трогать. Рассыпавшийся крекер, плесневелые шоколадные батончики, чипсы, которые уже превратились в пыль. Но я все же нахожу запечатанную коробку с туалетными принадлежностями. Зубная паста, щетки, мыло, шампунь, дезодорант. Причем много. А еще лосьон для кожи. Дорогой, подходящий для экземы.

Я месяцами искала такой лосьон.

Я с ошеломленным удовольствием смотрю на содержимое коробки, пока не вспоминаю, что Кэл стоит снаружи и наверняка ворчит, что я такая медлительная.

Мне удается кое-как поднять всю коробку. Она тяжелая, и ее сложно нести, потому что картон в плохом состоянии, и я не думаю, что дно выдержит. Но мне все же удается не дать ей развалиться, пока я волоку это добро на улицу.

— Что там? — спрашивает Кэл, мельком глянув через плечо, затем опять смотрит на дорогу. Он не отвлекается так легко, как я.

— О, сейчас сам увидишь, — я не могу скрыть улыбку.

— Что-то хорошее? — он снова быстро косится на меня.

Увидев, что я вот-вот не удержу коробку, он выпрыгивает из кузова и забирает ее у меня. Я освобождаю место, чтобы он мог поставить ее в кузов, и он шарится, проверяя содержимое.

— Класс, — хмыкает он.

Поистине высокая похвала. Я абсурдно горда собой. Я испытываю абсолютно абсурдное желание обнять его, но я не настолько наивна. Кэл не любит прикосновения еще сильнее, чем я, и даже нечаянное касание — это гарантированный способ испортить ему настроение. Вместо этого я обхватываю руками свою грудь и обнимаю себя.

Его серые глаза сверкают, задержавшись на моем лице дольше обычного. Затем он наконец бормочет:

— Поехали домой, ребенок.

***

Поездка до нашего дома на вершине горы получается долго, но это стоит тех усилий и бензина, что мы потратили. Я в хорошем настроении, и даже Кэл более разговорчив, чем обычно. Он отвечает на вопросы, которые я задаю ему про его путешествия и места, где он бывал. Как и я, он никогда не покидал пределы страны, но в отличие от меня, он путешествовал практически по всей территории того, что раньше было Соединенными Штатами.

Прежние географические границы уже практически утратили значение.

Кэл не особо распространяется о своем прошлом, но судя по тому, что я сумела собрать по маленьким озвученным им деталям, он раньше вращался в суровых кругах. Возможно, даже в среде преступников. Я знала, что он, должно быть, нарушал закон, потому что какое-то время сидел в тюрьме. Что бы он тогда ни сделал, кем бы он ни был, он определенно не хочет мне говорить, потому что всегда закрывается, когда я пытаюсь выведать больше информации. Он даже не рассказывает, как получил все эти ужасные шрамы на его левой руке.

Я знаю, что в прошлом он не был хорошим парнем. Дерек тоже это знал. Поэтому его мама так старалась держать Дерека подальше от Кэла, даже когда мы отчаянно нуждались в его помощи.

Мне нет дела до этого всего. Сейчас Кэл — не плохой мужчина. Он до сих пор грубый, ворчливый, с дурным характером, раздражающе упертый, такой же жесткий и неотесанный, как гравий.

Но он не плохой.

Я больше никогда в это не поверю.

Он приютил меня и ничего не потребовал взамен, хотя у него не было никаких причин так поступать.

Он теперь мой единственный друг и семья, но этого как будто хватало в те два года, что мы провели вместе. Я всегда была той, кому хватало одного человека. Сначала это была моя мама. Потом Дерек. А теперь Кэл. Мне не нужна куча друзей или большое сообщество.

Мне всего лишь нужен тот, кому я могу доверять и о ком могу заботиться, и Кэл стал таким человеком для меня.

Я все еще счастлива и обрадована, когда мы приезжаем домой и распаковываем всю нашу добычу. Мы можем наполнить нашу кладовку и оба шкафчика на кухне. Жилье до сих пор представляет собой маленькую хижину из одного помещения, как и всегда, но теперь это место кажется приятным и знакомым. Я поддерживаю чистоту, и Кэл даже нашел мне нормальную кровать. Односпальную кровать с хорошим матрасом. Кровати до сих пор стоят на противоположных сторонах комнаты, и он подвесил большую штору с моей стороны, чтобы я могла задернуть ее, если захочу больше уединения. На полу даже лежит парочка симпатичных ковриков.

Тут не очень просторно или роскошно, но уютно. Это дом.

Кэл идет позаботиться о курах (зимой нам пришлось зарезать последнюю свинью, когда мы не могли выходить за едой, а куры перестали нестись), пока я занимаюсь ужином.

Ужин состоит из яиц, как и почти всегда, но я открываю банку ветчины Spam, которую мы нашли вчера, и поджариваю ее в качестве добавки. Когда Кэл возвращается, мы едим. Мы оба не особо разговариваем, но это нормально. Мы все равно наслаждаемся едой.

Когда мы прибрались, я беру одну из наших новых книг и сворачиваюсь в кресле, чтобы почитать, а Кэл чистит наше оружие и затачивает ножи.

Когда темнеет, я откладываю книгу. Нет смысла тратить батарейки в фонарике или светильнике, чтобы почитать.

— Я пойду готовиться ко сну.

Кэл кивает и выходит на улицу.

Я бы спокойно переоделась за шторой, но он всегда выходит из хижины, когда я снимаю одежду. В первый год я очень ценила его учтивость, но теперь это кажется бесполезным жестом.

Конечно, я бы и не подумала возражать. Это лишь сделает его ворчливым. Иногда, когда у Кэла особенно плохое настроение, он несколько дней почти не разговаривает со мной. Я ненавижу, когда это случается, так что я почти никогда не испытываю его границы.

Я наливаю колодезную воду в ванну и быстро моюсь, после чего надеваю хлопковую пижаму. Она прикрывает меня почти так же хорошо, как обычная одежда, и я все равно больше не стесняюсь Кэла.

Вернувшись, он уже голый по пояс. Он явно мылся снаружи, потому что с его волос и бороды капает вода.

Я предостаточно раз видела его грудь. В одежде он всегда выглядит большим и крепко сложенным. Будто он в любом помещении занимает слишком много места. Но без рубашки он выглядит иначе. Его плечи широкие, мышцы груди и рук хорошо развиты, но его живот плоский и узкий. У него худая талия и мощные бедра. Шрамы на его руке всегда выделяются, но они не уродливые. Они помечают его как сильного. Стойкого. Как Кэла.

Его тело обладает свирепой грацией, и я неожиданно это подмечаю.

И не по хорошей причине.

— Что делаешь, ребенок? — он хмуро смотрит на меня, вываливая на кровать мешок мужской одежды, который я ранее оставила на его половине комнаты.

— Я ничего не делаю.