Синяя Борода, или Художница и Чернокнижник (СИ) - Нехищная Алена (книги онлайн txt) 📗
Мать с сестрой и даже Надин пораскрывали рты. Мама пыталась возражать:
— Но так неожиданно… Чему ты радуешься? Теодор… Между прочим я, как мать, тоже имею право голоса и я…
— Молчать! Это надо отпраздновать! Мать, неси вино!
— Поздравляю… — пролепетала ошеломленная Бьянка.
Аделаида больше не пыталась возражать. Отец принял решение, и, хотя ей очень хотелось стукнуть папашу по голове чем-то тяжелым, дабы привести в себя и стереть с его физиономии эту неестественную, дурацкую улыбку — в глубине души она была рада, что ей решать — уже не надо. Она ведь послушная дочь, а папа тут ведь самый умный?
И пусть все идет, как идет.
— За молодых! — сказал отец, салютуя бокалом.
Барон широко и нагло улыбался Аделаиде. Ты-то чему рад, дурак? Не видишь, что ли, как даже родной отец от "сокровища" издыхаться спешит, это тебя ничуть не настораживает?
Мама стояла в стороне, смертельно-бледная. Бьянка удивленно-недоверчиво улыбалась. Из кухни пахло горелым, но на это обратила внимание одна Адель.
— Надин! — закричала она, кивнула жениху. — Вы ведь согласитесь остаться у нас на обед?
Луна, почти полная, заливала сад своим тусклым, таинственным светом, не помогающим увидеть предметы ясно и в их истинном обличьи, а только создающим иллюзию видимости.
— Солнце. Я так хочу солнышка… — бессознательно бормотала сидящая у подоконника Адель, впервые в жизни осознавая, что одного зрения недостаточно. Во тьме нужна хотя бы свеча. Раньше она этого не знала, потому что тьма пришла в ее жизнь впервые. Раньше все было очевидно. Никогда еще она не знала такой мучительной неопределенности завтрашнего дня, такого внутреннего страха. Даже когда мама едва не умерла после рождения Бьянки, даже когда одной зимой какая-то страшная простуда свалила всю их семью — в глубине души Адель точно знала, что все будет хорошо. После недель страха, противных микстур и слез в уголках маминых глаз дни потекут по-прежнему, будет лето и будут вечера за столом под старым вязом и запах красок в папиной мастерской, самый любимый запах после маминых волос и свежесорванной земляники…
В дверь постучали, вошла мама, села на кровать, растерянно и горестно глядя на Аделаиду.
— Я даже не знаю, что сказать… Я не могу вот так просто тебя отдать кому попало! — почти крикнула она.
— Мам — Адель пересела к ней, обняла, уткнулась в плечо — Послушай, если бы ты отдавала Бьянку, тебе следовало бы волноваться, а я… Я еще та зараза. Видишь, меня даже крестьяне боятся. Если мне не понравится замужем, через год я вернусь к вам домой веселой и очень богатой вдовой, обещаю.
— Глупая моя девочка…
— Я уже взрослая, мам. Мне двадцать шесть, меня все считают старой девой. Так случается со всеми родителями — дети уезжают. Я буду писать тебе письма каждый день…
— Так ты поэтому? — отстранилась мать — Потому что тебе двадцать шесть? А теперь послушай, что я тебе скажу. Когда я рожала, я завидовала всем своим незамужним подругам. Ты вообще знаешь, что такое эта проклятая женская доля… До Бьянки двое родились недоношенными, один уже мертвый, один умер на следующее утро. Как я рыдала… А потом я уже не могла забеременеть, к счастью, наверное. Доктор сказал, следующие роды я не переживу… И хорошо, когда рядом человек, который любит, который все поймет, мне было ради кого… Я даже представить не могу, какой это ужас, если тебя еще дополнительно унижают, издеваются… Ты не представляешь, сколько я знаю историй, ужасных историй, сколько я видела…
— Мам, хватит, пожалуйста! Жизнь вообще полна опасностей и страхов, что ж, из-за этого отказываться жить?
— Моя сводная сестра вышла замуж в двадцать пять за человека, которого любила. Ей тоже все кричали: старая дева, хватай первого попавшегося, пока не поздно!
— Если б я цеплялась за первого попавшегося, я б уже давно была замужем за Клодом.
— Может, и хорошо бы было! Хороший мальчик, и мы эту семью сколько знаем, и жили бы недалеко… У него уже сын родился, образцовый муж, говорят! Мог бы у меня уже внук быть!
— Я не хочу замуж — сказала Аделаида резко — Я… если честно, я иногда всерьез задумывалась остричься под мальчика, одеться в мужской костюм и отправиться в путешествие… Стать странствующим художником…
— Что за бред! — воскликнула мать.
— Это для тебя — бред. Мы все-таки с тобой разные, мам. Папа меня всегда понимал лучше…
— С ним я завтра поругаюсь — деловито решила мать — Допонимался, ишь ты!
— Слушай, ну чем тебе мой жених не нравится?
Мать пожала плечами. Барон остался не только на обед, но и на ужин, был на удивление разговорчив и успел переменить мамино мнение о себе в несколько лучшую сторону, Бьянка заливисто хохотала над его шутками, краснела от комплиментов и потащила смотреть цветник, шпиц Бося, недружелюбный к чужакам, милостиво разрешил себя погладить, а уж отец весь день лучился благодушием. Одна влюбленная невеста оставалась холодна и держалась поодаль, предпочитая молча наблюдать. Как ни странно, даже будучи самым говорливым из присутствующих, барон умудрился выведать всю их семейную историю с момента переезда сюда, детские шалости Адель, папины политические воззрения и даже вкусовые пристрастия Боси — и почти ничего не рассказать о себе. Мимолетно упомянул, что был женат, ныне вдов и бездетен, о своем большом, но довольно неблагоустроенном и решительно нуждающемся в женской руке поместье на севере страны, особенно охотно говорил о младшем брате, капитане военного судна. Брата он, кажется, любил. Адель показалось, что о родственнике ему говорить намного приятнее, нежели о себе.
— Я не знаю. Я боюсь тебя так далеко отпускать. Может, я все придумала. Он вроде неплохой человек, очень здраво рассуждает… Я думала о нем хуже. И богат, и титулы, конечно, хоть и не в этом счастье… На сердце неспокойно, и все. Я весь день стараюсь себе успокоить, уговорить — и не могу. Просто он меня чем-то настораживает…
Минуло четыре дня. День свадьбы был назначен на завтра. Барон уехал в город, договариваться с католическим священником, должен был вернуться нынешним вечером. Со дня помолвки они виделись всего один раз, на следующее утро, мимолетно — он торопился. В доме кипели лихорадочные приготовления. Мама с Бьянкой то и дело рыдали. Никогда еще призрак настоящей и долгой разлуки не колотился в дверь их семьи. Отец ходил задумчивый, все ронял, что-то бормотал под нос и был сам на себя непохож. Адель все-таки стукнула его по голове самой тяжелой книгой, какая нашлась.
— Я не понимаю… — сказал тогда Теодор, глядя на дочь беспомощными синими глазами — Все ведь хорошо, да? У меня так болит голова, я с трудом соображаю… Ты рада? Скажи мне, я ведь сделал правильно, что дал согласие?
Аделаида ужасно переживала за отца. За себя как-то не очень. Все вокруг суетились, бегали, шумели и только она одна в центре этого водоворота оставалась неподвижна и внешне невозмутима. Она могла остановить весь этот балаган. Ей хотелось заорать "Прекратите! Свадьбы не будет!" Она останавливала себя каждый раз в последний момент.
"Я как заблудившийся путник иду на болотные огоньки за призраком счастья… Ведь призрак же, не больше… Люблю ли я? Разве? Зачем это все со мной случилось, как такое могло быть?"
Прибежала Бьянка:
— Пойдем, Адель! Там посыльный от барона! С подарками!
— А сам он где?
— Говорят, еще задержался в городе, приедет к ночи…
Аделаида неохотно спустилась вниз. Там копошилась куча народу — пришли три дочки Моро под предлогом помочь с приготовлениями и любопытствующими своими расспросами Адель вконец достали, а уж когда обе старшенькие за компанию с мамой тоже прослезились… Счастливой невесте нестерпимо хотелось кого-нибудь придушить, она уже готова была на брак хоть с самим дьяволом, хоть просто сбежать из дому куда глаза глядят — только бы все это наконец закончилось!
— Ты только посмотри… Чудесно… — с отчетливой завистью вздыхала Энни. На черном бархате шкатулки сияла нить молочно-белого крупного жемчуга. Адель подошла к зеркалу, поднесла ожерелье к лицу и покачала головой:
