Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
***
Эльф еще два дня бродил по дорогам Эйлиса, хотя никто не ведал, что это бывшие просторные тракты, потому что они заросли сначала травой, а потом окаменели. Страннику не встречались ни великаны, ни орлы. Только изредка под подошвой тяжелого сапога с загнутым окованным носком хрустели рассыпающиеся пылью цветы, что превратились в холодный гранит. Снег лишь в отдельных местах поземкой укрывал растрескавшуюся почву, что едва ли напоминала землю.
«Этот крематорий душ… — рассматривал бесконечный картины Сумеречный. — Эйлис, Эйлис, кто же разбудит тебя?»
Раньше все представлялось предельно ясно, и страж почти смирился с ролью наблюдателя, безмолвного, почти неуловимого. Но черная пелена неведения отныне давала немало преимуществ и долгожданную свободу. Сумеречный осмыслял это, пока пешком добирался до башни Раджеда. В лицо, совсем как старые времена, ударял привычный ветер, сбивал капюшон и превращал свисавшие до плеч каштановые волосы в сосульки. Но холод, пронизывающий тело, отрезвлял и отвращал от преступных мыслей о безысходности и тьме.
Если уж Нармо намеревался так или иначе довести Сумеречного до состояния бессилия, то оставалось лишь одно — не поддаваться ни на какие провокации. Истрепанные нервы последнее время слишком часто давали непростительный сбой, и мрак прорывался через створки сознания, точно петли верных ворот срывал ураган.
Да еще тяжелым камнем на сердце жгла ссора с Раджедом. Раньше удавалось поделиться с ним своей болью, выслушать и его. Раньше Эльф свято верил, что у него и правда есть друг. Но после случая с Софьей убежденность растаяла. С одной стороны, Сумеречный ни в чем не винил себя, ведь он поступил по совести, да и девушку защитил. Но с другой — Раджед бессчетное число раз проклинал его, в каждом уголке Вселенной острым ударом плети доносились его возгласы.
«Прости меня, но так нужно. Но… Прости. Это для твоего же блага», — вздыхал Сумеречный, пока где-то далеко в янтарной башне сыпались лепнины и рвались когтями гобелены. Ярость чародея не ведала границ, он метался, точно зверь в клетке. Пару раз он пытался напасть на владения Нармо, но мощная защитная магия не пропускала его, отчего он погружался в еще большее недовольство. И в последнее время во всех бедах обвинял Сумеречного.
Побитый пес — лучшее определение того, как чувствовал себя Эльф, притом незаслуженно побитый. Он отчаянно старался в своей светлой форме быть для всех хорошим, но в итоге все его обвиняли, все находили повод напомнить, что безмерно сильная магия способна принести куда больше пользы. Да вообще в ход шли самые неприятные аргументы, которые пронзали сердце пиками. И в нем пробуждалась тьма. Ошибка мироздания, тот, кого не должно было существовать, он приходил странной нелепостью в любой ситуации, словно бестактный гость, который на похоронах пошутил о смерти. Казалось, он запоздало прибывает туда, где требовалось его вмешательство, и неуместно влезает, когда никто не просит. Но лишь он видел, что скрывается за тончайшим узором судеб. Впрочем, все это не имело ничего общего с человечностью.
И раз ему представился шанс на свободные действия, он безнадежно отправился в башню к Раджеду. Стоило лишь пройти через стену и очутиться в тронном зале, где на стенах все еще сохранялись следы от когтей, как и на подлокотниках трона. Янтарный льор нашелся там же. Точно безумный, он стоял напротив зеркала, проводя по нему чуть подрагивавшими пальцами. Но не страх или печаль являлись причиной озноба, а бесконечный сжигающий гнев.
— Сломал… фамильное сокровище… какой-то выскочка… София… — бормотал в полубредовом состоянии чародей, что вызывало серьезные опасения за целостность его рассудка. Впрочем, очередной золотой камзол его выглядел по-прежнему шикарно, рассыпчатые волосы безукоризненно отливали оттенком спелой пшеницы, даже ногти блистали чистотой. Разве только морщин возле глаз и губ словно прибавилось за короткое время. Да в башне не до конца зажили следы недавней вспышки ярости тигра в клетке.
— Здравствуй. Друг, — стараясь сохранять твердость голоса начал примирительным тоном Сумеречный, сцепляя руки, но не закрываясь ими.
— Ты мне не друг, здоровья тебе не пожелаю, — обернулся Раджед, в его горящих глазах отпечаталась нескрываемая ненависть. Сумеречный отступил на шаг, чувствуя, как камень на сердце делается тяжелее. Одно дело где-то в других мирах слушать в общем гомоне отголоски чьей-то неприязни, и совсем иное — предстать друг напротив друга. Алчные дети Эйлиса — чародеи в башнях — не желали слушать ни слов примирения, ни предупреждений, ни иных советов.
Сумеречный тонул в растерянности и неуверенно подбирал слова для невозможного в сложившейся ситуации разговора. Веселые шутки не спасли бы, легкие подколки тем более. В который раз страж убеждался, как бесполезны все его знания и сила, ведь они за две тысячи лет так и не научили находить верных слов поддержки и объяснения.
— А я вот пришел… на скрипке сыграть, — нарочно беззаботным тоном ответил Сумеречный, вжимая голову в плечи. Нет тяжелее встречи, когда один все еще верит в их почти братские чувства, а другой уже навесил ярлык врага.
— Только не надо в моей башне, — повелительным тоном прошипел Раджед. Все в нем буквально клокотало от рвавшихся наружу противоречивых чувств. Прошло достаточно времени, чтобы понять: Софья не вернется, а собственная магия не в силах починить разбитое зеркало. И ни в ком не удавалось найти поддержки, чтобы хоть как-то выплеснуть эту бурю, эту великую боль, этот уязвленный эгоизм.
— Я-то думал, мы дуэтом сыграем Моцарта. Я — на скрипке, ты — на альте, как обычно, — успокаивающе говорил Сумеречный, но нервно запинался, потому что и сам прекрасно понимал, что представление идет ужасно. Да, он вмешался в самый неподходящий момент, когда Раджед предполагал вкусить сладкий мед победы, да, не так ожидал льор защитить Софью, не столь бескорыстной ценой.
— Да что ты говоришь? Прямо так и думал? — чародей дрожал от гнева, порывисто негромко отрезав: — Будь ты проклят! Будь ты еще сотню раз проклят своим даром! Ты разрушил все, что я так упрямо выстраивал.
Слова пронзали вернее меча. Сумеречный сжал кулаки, напористо приближаясь, поддерживаемый сознанием своей правоты:
— А что я разрушил? Не позволил тебе заполучить очередную куколку? Разрешил остаться ей личностью? Сберег тебя от очередной душевной пустоты? Ты не янтарь, а полая порода, раз не понимаешь этого.
Прорывалась сущность стража, это всепоглощающее желание всех поучать, всем советовать. А ведь сам-то совершенно запутался, особенно, когда стоял напротив потерянного от ярости Раджеда.
— София не со мной! Вот что я понимаю! И ты заблокировал портал! — восклицал, как в экстазе, льор. Он почти выл, точно раненый зверь.
— Для твоего же блага! — убеждал отчаянно Эльф, ведь он пообещал и Соне защитить ее. Но сколько же боли отразилось в золотистых глазах чародея, будто вся вселенная опрокинула в них юдоль скорбей. Казалось, если бы прямо в тот миг доставить мановением чуда Софью, то всем бедам вмиг настал конец. Если бы Сумеречный обладал только силой, то так бы он и поступил, но знание твердило ему и твердило: «еще не время». И он терпел словесные побои.
— Хочешь объяснить это опять высшей целью? Ты лишил меня моей добычи! — прорычал Раджед, точно слова ему подсказывали львы с массивных кованых замков и чеканки дверей.
