Высокое напряжение (ЛП) - Монинг Карен Мари (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Христос, это нахер убивает меня, когда ты плачешь, — хрипло сказал он.
Я прорычала сквозь слезы:
— Я возьму это под контроль, просто дай мне минутку.
— Как всегда, — ровно сказал он. Я уставилась на него, поразившись потаённым чувствам в его голосе. Колоссальное уважение, колоссальная печаль. Гигантское раздражение из-за невозможности меня коснуться.
Я заставила себя дышать глубоко и ровно. Я давным-давно поняла, что синоним для «нечего терять» — это не слово «свобода».
Это «бесстрашие».
Мне нечего было терять. Ни мамы. Ни дома. Ни друзей. Ни жизни. Легко быть бесстрашной в таких обстоятельствах.
Теперь мне было что терять, и деструктивная, бушующая часть меня хотела ринуться вперёд и потерять все это разом, покончить с этим, потому что заточение меня разваливает. Как только ты потерял все, ты можешь предпринимать действия: ты либо умираешь, либо справляешься. Но до этого, пока ты смотришь, как все это катится в преисподнюю, ты не можешь ничего предпринять. Ты беспомощен, захвачен убийственным течением. Моя мама была всем моим миром, а я, заточенная в клетке, вынуждена была смотреть, как она по кусочку ускользает, а я ничего не могу сделать, чтобы это предотвратить. Я могла бы украсть для нас еду. С моими супер-навыками, я могла бы украсть деньги, мы были бы богаты. Я могла бы позаботиться о нас.
Но я вынуждена была сидеть там и смотреть, как все разваливается на части.
— Закрой глаза, — мягко сказал Риодан.
Я не спорила, лишь позволила векам опуститься, затем он оказался там, стоя рядом со мной. Я видела его, нас, как будто это действительно происходило. Я задрожала от эмоций, от желания. Я чувствовала запах его кожи, ощущала вездесущий эротический заряд его тела, когда его сильные руки скользнули вокруг меня.
Я уронила голову на его грудь и растаяла на нем как вторая кожа, упиваясь его силой, его жаром, его большим, твёрдым телом. Этот мужчина был единственной вещью в моей вселенной, которая заставляла меня чувствовать себя в безопасности.
Он потёрся подбородком о мои волосы, его руки обхватывали мою спину, и когда он начал работать над моими напряжёнными мускулами, мои слезы остановились, моё тело замерло, моё дыхание углубилось. Даже иллюзия его могла вернуть меня в отправную точку. Я задавалась вопросом, как он пережил своё детство и стал таким чертовски сильным.
«Осторожнее, — сказал он в моем сознании. — Теперь мы связаны. Ты можешь увидеть вещи, которых не хотела видеть».
— Ты знаешь мою боль. Покажи мне свою. Я хочу знать.
«Это было неприглядно».
— Как и моя жизнь.
Шумно выдохнув, он опустил свой лоб к моему в нашем иллюзорном объятии, поднял руки к моим вискам.
Годы назад мы стояли в его офисе в Честер, когда он показал мне, что, как и я, ребёнком он был заперт в клетке, терпел ужасающее насилие, сидел в земляной яме, которая была темной, влажной и холодной.
Внезапно я очутилась там. Заточение. Запах влажной почвы и моих собственных испражнений. Меня никогда не выпускали.
Если только он не вредил мне так сильно, что вынужден был доставить меня к его «докторам», чтобы исцелить меня, и чтобы он мог делать это снова. Это единственное время, когда я видел солнце. Я жил для тех моментов, когда он едва не убивал меня. Я начинал молить о них. Я так сильно хотел увидеть свет солнца. Почувствовать его на своей избитой коже, впитать в свои сломанные кости, ходить «там, вверху» с остальными. Солнечный свет стал синонимом моей жизни.
Он не просто передавал слова в мою голову, он каким-то образом транслировал каждый нюанс детского отчаяния, надежды, ненависти, боли. Я находилась в этой ужасной, вонючей, маленькой яме с ужасной стальной дверью надо мной, запертой так плотно, что ни одна унция света не просачивалась внутрь. Мне было холодно. Я была потеряна. Я была животным. Всем остальным дано было жить. Но не мне.
Я задрожала от интенсивности этого. Я была… ох! Как и я, он уходил в свой мозг. Больше идти было некуда. Мальчик создавал в своей голове роскошные миры, жил в них. Заново проигрывал каждую деталь замечательной, милой жизни, которой он когда-то жил, выдаивая из неё то, что ему нужно было для продолжения попыток выжить.
Почему она не приходит ко мне? Почему она меня не спасает? Мучительный крик. Треск ломающейся кости.
У него не было благословения моего телевизора, моей нерегулярной матери, моих мимолётных взглядов за крепко задёрнутые шторы, когда она выходила и хлопала дверью, заставляя занавески всколыхнуться от стены — не было мира за ними, СНАРУЖИ. Лишь бесконечная, вечная тьма. Никакого стимула. Беспрерывное уединённое заключение.
Как, черт подери, он не сошёл с ума?
В своём сознании я держался за свою семью. Моя мать была прекрасной женщиной, желанной всюду и всеми. Бэрронс был сыном её первого мужа. Когда тот умер, два богатых, влиятельных поклонника просили её руки. Она выбрала моего отца и быстро забеременела мной. У меня было невероятное детство. Мои родители нас обожали. Никакой вред не касался меня. А если бы попытался, мой старший брат избил бы любого до бесчувствия. Но то было беззаконное, варварское время, и мой отец был убит в сражении. Другой её поклонник пришёл вновь, решительно настроенный в этот раз заполучить её. Она никогда не симпатизировала ему, всегда боялась его, позвала друзей, чтобы встали на её сторону, умоляла о времени. Он согласился уйти, только если она разрешит ему забрать с собой её младшего сына до тех пор, как она присоединится к нему. Он назвал это моим усыновлением. Мы все знали, что я был его заложником.
Затем я увидела мужчину, тёмного и свирепого, из далёкого прошлого, и осознала, что Риодан переводит все в слова, которые я могла понять, потому что тогда люди были намного более примитивными. Богатство тогда не означало роскошный дом. Это означало обширное племя, шкуры и огонь.
Она так и не пришла за мной, потому что умерла. Бэрронс говорит, что она мирно скончалась во сне от разбитого сердца, что она не сумела вынести потерю и мужа, и сына. Я прекрасно все понимаю. Тогда женщина, не защищённая мужчиной, была добычей. Я подозреваю, что те же друзья, вставшие в тот день на её сторону, позднее опустились и убили её, захватив наши земли, а Бэрронс едва унёс ноги живым. Он поклялся, что вернёт меня. И он вернул. Но это история для другого времени, Дэни. Наше время может оказаться коротким.
На мгновение я дрейфовала, связанная с ним, ощущая его всеми органами чувств. Я никогда прежде не испытывала такой интимности, намного больше, чем соприкосновение наших тел, слияние наших сознаний. Я чувствовала его вкус: Опасность, безжалостность, свирепость, бесстрашие. И хищная, непоколебимая верность и преданность. Он был прежде всего животным, чистокровным, верным и территориальным как волк.
Семья для Риодана значила все. Он следовал за Бэрронсом через все своё существование, решительно настроенный держаться вместе. Девятка тоже стала его семьёй. Он терпеливо возвращал их всякий раз, когда они разбредались, тысячелетиями собирал их по всему земному шару, следуя за Бэрронсом, пока тот искал способ освободить своего сына, о существовании которого я не догадывалась.
Затем он показал мне сына Бэрронса, клетку, в которой он (и Риодан!) был заключён. Он также поделился со мной финальной сценой: как мучимое дитя наконец обрело покой.
Мои глаза распахнулись от шока, разбивая иллюзию нашего объятия, и я уставилась на него через разделявшее нас расстояние, которое теперь казалось слишком близким для моего комфорта. Я поспешно попятилась назад.
— Ты издеваешься? — заорала я. — Я превращаюсь в единственное создание, способное тебя убить?
Он пожал плечами, на губах играла слабая улыбка.
— Я всегда говорил, что хочу равную себе, Дэни. Похоже, я её и получил.
Я в ужасе уставилась на него.
— Если моя обнажённая кожа коснётся тебя, и я взорву тебя, ты умрёшь окончательно?
