Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗

- Будем считать, - чешу я животное где-то в районе тщедушной шеи, - свой корм на сегодня ты отработал.

«Мя», - отвечает чудовище, не отрываясь от своего занятия.

А я хватаю пульт и несусь к двери. А в гараже замираю, потому что…

Вторая тачка у Зарецкого… ну…. Неожиданно, на самом деле: не кроссовер, не выпендрежный спорткар, не паркетник. Это классический внедорожник, потрепанный и потасканный, огромный. Практически танк, на миг вызвавший во мне чуть ли не священный ужас.

В салоне – минимализм, в баке бензина – ровно наполовину. И я искренне надеюсь, что этого количества мне хватит, чтобы добраться до города, вставляя и поворачивая ключ в замке зажигания.

Процесс выруливания из гаража – мой страшный сон. Это чудовище действительно чудовище: ни чувствительности, ни послушания, все равно что вывести пса Мары на прогулку. Хрен его знает, куда собаку понесет и удержишься ли ты при этом на ногах. Молодой и дурной.

Мотор рычит, адекватный ноль на руле – только в моих мечтах.

Правда свое мнение о монстре я меняю, стоит только выехать за ворота. Дороги тут нет вообще никакой. Ямы, рытвины, ухабы, слегка утоптанная колея, и эта тачка тут как дома. Берет препятствия с легкостью молодого жеребца.

А еще через сорок минут я почти забываю о том, на что ворчала, как только завела механическое сердце зверя. Все ок, все просто прекрасно, и я даже позволяю себе прибавить газ.

Зарецкий к трубке все еще не подходит, автодозвон равнодушно считает количество звонков в молоко.

Я еду медленно и неуверенно, почти не обращая внимания на окружающее пространство, пропускаю несколько почти таких же разбитых и невнятных ответвлений, борюсь с периодически стреляющей в виски болью и мушками перед глазами.

Немного расслабляюсь только тогда, когда, к моему же удивлению, заросшая, разбитая колея выплевывает меня сначала на нормальную дорогу, а потом и на Ленинградку. Даже позволяю себе короткую остановку, чтобы взять кофе и сэндвич, залить бак.

Правда сэндвич я выкидываю в мусорку почти сразу же: еда кажется старой бумагой. Это нервы. Я не хочу ехать в Ховринку.

Заброшка – голодный монстр, и у нее давненько не было новых жертв в достаточном количестве для того, чтобы можно было снова уснуть. Я помню, как приходила туда чуть ли ни каждый день, помню, как забирала нескольких сатанистов из Немостора, кажется, что помню даже запах от разлагающихся трупов собак и кошек.

Мерзкое место.

Машину в итоге я бросаю в ближайшем дворе и уже от него мерцаю к больнице, ставя мобильник на беззвучный.

Время: без пятнадцати два. Я опоздала на пять минут.

Небо серое и тяжелое, лежит на крыше Амбреллы, кажется, что вот-вот заплачет, под ногами скрипят битое стекло, кирпич и мелкий мусор, ветер толкает в спину и ерошит волосы на затылке. А мне отчаянно хочется назад. В нутро неповоротливого, но надежного чудовища Зарецкого.

Я давлю в себе бредовые мысли, прячу лицо в шарф и иду к проволочному забору, всматриваясь в кажущееся обманчиво пустым и мертвым здание Ховринки.

Игоря не вижу.

Как всегда тут мне кажется, что на меня кто-то смотрит, что кто-то за мной наблюдает, ждет, пока я зайду. И, к сожалению, я знаю, что это не игра моего воображения.

Ховринка похожа, на самом деле, на «Безнадегу». У нее тоже есть сознание. Вот только если сознание «Безнадеги» не вызывает сомнений в нормальности, сознание этой заброшки, как разум параноидального шизофреника, остановившегося в своем развитии. Да и разумом бар все-таки наделил Зарецкий, а Амбрелла… сменила нескольких хозяев за десятилетия своего существования, напиталась от них адом и пороком, взяла то, что лежало ближе всего, сама, то, что никому не было нужно. Мусор. 

Немостор ситуацию только усугубил.

Все то, что они творили в стенах Ховринки, не могло не оставить следов. Убийства, неправильные ритуалы, кривые жертвоприношения, оргии, наркотики. Расчлененка и крики, боль, мучения.

Это место непредсказуемо почти так же, как непредсказуема московская погода, и сейчас я чувствую, как оно пробирается ко мне под кожу, сдавливает голову, лезет внутрь с грацией и упорством медведя-шатуна.

Скрипят и трещат деревья, мимо которых я прохожу, бестолково мечутся в небе птицы, слышны чуть дальше от меня, внутри самой Ховринки, чьи-то шаги. Возможно, Игоря, возможно, кого-то из постоянных обитателей. Тянет сыростью и плесенью из пустых окон.

Я подхожу с восточной стороны, огибаю здание, потому что отчего-то кажется, что бывший смотритель будет ждать меня внутри, в главном корпусе, и отправляю сообщение на тот номер, с которого он звонил, ускоряю шаг. Убраться с открытого пространства хочется почти до зуда.

Собачьи инстинкты. Инстинкты злой, бездомной шавки, твердят мне, что стоит поторопиться, что я и так слишком долго на виду. На грудь давит, сильнее ломит в висках, и слезятся от ветра, поднявшего в воздух строительную пыль, глаза.

Стоит проскользнуть внутрь Амбреллы, как к прочим приятным ощущениям прибавляется запах испражнений: острый и сильный.

Этот день, однозначно, меня радует.

Я вздыхаю в шарф и еще прибавляю шаг, пробую почувствовать Игоря среди всего того, что уже чувствую тут.

Боль, крики, слезы, мольбы о помощи, страх, надежда и неверие, психоз, безумная эйфория, злость. Все смешалось в кислотный, ядовитый клубок.

Присутствие мертвых.

Я стараюсь отбросить чужие, старые и новые чувства, стараюсь не обращать внимания на призрак ребенка по левую руку от меня, осторожно пробираюсь вперед. У призрака сломана правая нога и размозжен череп, кровь такая яркая, что кажется свежей. Мальчишка сидит на полу и чертит в пыли цифры: от одного до шести. Пропадает совсем из моего поля зрения, вырисовывая круг шестерки, только через несколько минут.

Призраки здесь… как Кит у Шелестовой: их не принимает ни ад, ни рай, они не могут уйти в Лимб. Эти духи - блуждающие души, слишком слабые и измученные в момент смерти, чтобы услышать зов и переступить черту, слишком привязанные к месту. Прикоснись я к такой душе, и ее сотрет. 

Или, наоборот, слишком сильные, слишком крепко держащиеся за жизнь на земле, притянутые к месту, людям, событиям уже по собственному желанию и воле. Вытащить их отсюда и отправить в Лимб не уничтожив, впрочем, тоже невозможно.

Вот и бродят по Ховринке, питая это место собой, питаясь от него сами.

Одни копят силы, другие не могут порвать связь. Пугают любителей пощекотать нервы, бомжей, случайных прохожих и… ведут некое подобие жизни.

Страх – очень сильная эмоция, в ней много энергии. И Амбрелла эту энергию проглатывает с благодарностью.

Я наконец добираюсь до нужного мне проема, проскальзываю внутрь, чуть ли не врезаясь в другого призрака, и осматриваюсь.

Игоря нет.

Ответа на мое сообщение тоже нет.

И я лезу в карман, достаю мобильник и набираю номер, вслушиваюсь в телефонные гудки и окружающую относительную тишину.

А в следующий миг опускаю руку со все еще набранным номером бывшего смотрителя, чувствую, как появляются первые мурашки на шее сзади.

Я слышу тихую вибрацию откуда-то сверху. И больше не слышу ничего.

Чудесный, мать его, день!

Второй, третий, четвертый этажи.

Чем выше я поднимаюсь, тем громче жужжание. Тем отчетливее я понимаю, что телефон такие звуки издавать не может. Не настолько громко.

Лестничные пролеты, выбоины и сколы, мусор на ступеньках, холод по лодыжкам, подвальный запах. Возможно… Только возможно я чувствую металлический привкус на кончике языка.

Пока поднимаюсь все выше и выше, концентрируюсь не на собственных ощущениях, но на инстинктах собирателя, так и не успевших, по сути, уснуть.

Тело ломит нещадно, даже небольшие изменения приносят гораздо больше боли, чем обычно, кажется, что болит даже кровь венах. На миг, где-то между четвертым и пятым этажами, перед глазами снова появляются мерзкие черные мушки.

Но мне некогда на это отвлекаться, потому что чем выше я поднимаюсь, тем отчетливее назойливый, мерзкий звук. Зудит, нервирует, похож на скрежет иголки по стеклу, на вату на зубах.