Оковы для ари (СИ) - Чернованова Валерия М. (серия книг TXT) 📗
Её Лучезарность не ответила, продолжила кусать губы и впиваться взглядом в цветок Арделии. В небесно-голубых глазах снова стояли слёзы, но на этот раз Скальде готов был поклясться, это были не слёзы страха. Ревность, обида, злость — вот что сейчас испытывала алиана.
— Скоро твоё желание исполнится, — мрачно пообещал ей тальден, забирая цветок.
В последний раз бросил взгляд на девушку, безмятежно уснувшую на плече другого. Того, кого уже почти что ненавидел. В последний раз позволил яду ревности отравить ему душу.
В последний раз позволил себе чувствовать.
Глава 4
Снежка хлебом не корми, дай с утра пораньше «умыть» хозяйку и от души по ней потоптаться. Вот и сегодня кьёрд не отличился оригинальностью, устроил мне топтально-умывальную программу. Массаж, душ, будильник — всё в одном флаконе, вернее, кьёрде. Который явно не собирался оставлять меня в покое, продолжал мять лапами шею, проводил шершавым языком по подбородку и всё пытался подцепить когтями одеяло, дабы стянуть его с меня, очевидно считая, что лентяйке уже пора просыпаться.
— Снежок, милый, будь другом, пойди кого-нибудь другого полижи, — попросила сквозь дрёму, натягивая повыше простыню.
Веки, словно спаянные, никак не желали разлепляться. А я, несмотря на назойливое внимание снежного хулигана, ни в какую не желала отлепляться от матраса. Зевнула сладко, вновь погружаясь в сон, и пообещала самой себе, что посплю ещё совсем немножко. Самую малость, чуточку, капелюшечку.
Ну, может, несколько капелюшечек, пока голова не перестанет напоминать якорь, который неумолимо тянуло ко дну, то есть к подушке.
Не успела отчалить в страну Морфея по морю наиприятнейших сновидений, как на кухне некто неизвестный загремел посудой.
Так, стоп! А откуда в покоях алианы взяться кухонной утвари? Титаническим усилием открыла глаза, чтобы тут же лицом к лицу (или скорее лицом к морде) столкнуться с другим своим питомцем — Котением Котеньевичем, будившим меня с самым корыстным намереньем: чтобы скорее насыпала ему еду. Хоромы алианы вдруг сузились до размеров двушки, а вместо белоснежной туши по мне прохаживалась полосатая и ещё более наглая.
Вздохнула печально и почесала кота за ухом. Вот так всегда. Не успеешь проснуться, а настроение уже ниже потолков в хрущёвке. При воспоминании о кьёрде сердце тревожно заныло. Как он там? С лжехозяйкой. Блодейна ведь привязала его только к телу Фьярры, но вот чёрную душонку алианы к кьёрду привязать не успела. Вдруг из-за этого он страдает? Или того хуже — медленно, мучительно умирает.
Всё, всё, всё, не могу! Не могу больше о нём думать! От всех этих мыслей недолго и свихнуться.
Зашипел кофе, выползая из гейзерной кофеварки и дразня своим ароматом.
— Мам? — Спихнув полосатый будильник на пол, выпуталась из плена одеяла, села на кровати. Чтобы тут же со стоном повалиться обратно и уставиться на рой кружащих под потолком хрустальных бабочек. Это был подарок свекрови — люстра с крылатыми висюльками.
Наверное, голова закружилась из солидарности с бабочками. В последний раз я так паршиво себя чувствовала после возвращения из Адальфивы. Сжавшись в комок, сидела посреди заледеневающей комнаты и смотрела на предателя-мужа.
Явившегося домой после работы с тортом и розами.
Для Котёночка.
Вот меня и накрыло.
— Ань, это ты? — поникли в руках у благоверного цветы, а с ними и уголки губ, некогда приподнятых в улыбке.
— Я. И, как вижу, тебя это не радует.
Шоколадный бисквит превратился в торт-мороженое, огненно-красные лепестки тусклыми стекляшками рассыпались по полу.
Хорошо, что Воронцов в тот вечер не рассыпался и не стал мороженым. Хоть верхнюю одежду я ему хрустящей корочкой всё-таки покрыла.
Выплеск магии и сильнейшие потрясения сделали своё дело. Высказав Лёше всё, что думаю, о нём и его приживалке, я потеряла сознание. Должно быть, вчера в клубе случилось то же самое. Я дала волю чувствам, а заодно драконьей силе, после чего благополучно отключилась, так и не дождавшись появления бывшего.
Что случилось потом — хоть убейте не помню. И вот кто-то хозяйничает у меня дома, и что-то мне подсказывало, что никакая это не мама.
— Доброе утро! — вошла в спальню «не мама».
Вошла (ну то есть вошёл) по-хозяйски: в пижаме и домашних тапочках, которые уже давно следовало отправить в утилизацию. В руках поднос, на губах улыбка и голос мягкий-мягкий, как сахарная вата, и такой же приторно-сладкий.
— Нют, я тебе яичницу пожарил. С сыром и ветчиной. Всё как ты любишь, — завилял хвостом бывший.
Нам, конечно, ещё только предстоял развод, но для меня Воронцов уже точно, окончательно и бесповоротно, был бывшим.
Шикнув на Котения Котеньевича, явно перевозбудившегося от запаха яичницы, Лёшка уселся на кровать со мною рядом, а кот принялся крутиться у нас под ногами.
— Ты нас вчера так напугала. Ань, опять чудит твоя ледяная магия?
— Ты что, здесь ночевал? — хмуро покосилась на Воронцова, увеличивая между нами расстояние с вытянутого пальца до вытянутой руки.
Видок у него был так себе. Волосы взъерошены, под глазами следы усталости и хронического недосыпания. Не только для меня это был непростой период в жизни, но жалости к предателю я не испытывала.
— Боялся оставить тебя одну. Ты вчера была вообще никакая. За кем ты там в клубе всё гонялась?
— Надеюсь, ночевал на диване?
Вздыхает.
— Ань, ты ведь знаешь, какой он скрипучий и неудобный.
— Воронцов, ты у меня сейчас станешь сугробом!
Увы, на создание сугроба пока силёнок точно не хватит. А вот на то, чтобы остудить незваного гостя соком — сейчас узнаем.
Выплеснув содержимое стакана в лицо экс-супруга, сразу почувствовала себя лучше. Чего не скажу о Лёшке. Поднос с его коленей переместился на кровать, превратившись в добычу полосатого охотника, а бывший муж, перестав изображать из себя мистера Заботу и Внимание, негодующе подскочил на ноги.
А нечего было спать со мной на одной кровати.
— Может, уже повзрослеешь, Королёва? — принялся вытираться рукавами.
— Может, наконец отсюда уберёшься? — успела подцепить кусочек сыра, прежде чем до него добралась усатая котячья морда.
Я сейчас не в том состоянии, чтобы готовить, а организм требовал калорий.
— Аня, нам надо поговорить, — с явным усилием беря себя в руки, выцедил Воронцов.
— После наших с тобой разговоров мне приходится сушить обои! — Будто откликаясь на мои слова, одна из бумажных полосок, с унылым шелестом отставая от стены, поползла вниз. — И зачем было впутывать во всё это Дашку? Рассказывать о моей якобы измене. И маме нафига названивал?!
— А это не ты ли повторно вышла замуж?
Ещё и обвиняет? Ну знаете ли…
— После того, как ты променял меня на лгунью, нагло присвоившую себе моё тело, жизнь и мужа!
Благоверный (да и благого в нём тоже замечено не было) потёр ладонями лицо и резким движением пригладил волосы.
— Аня, ты даже представить себе не можешь, как я поначалу злился на неё. После неудавшегося медового месяца, во время которого она не подпускала меня к себе, а я всё голову ломал, что между нами происходит, мы вернулись домой. Спустя пару недель Фьярра призналась, что сбежала из своего мира, испугавшись свадьбы с драконом. С драконом, мать вашу! Я тогда чуть не свихнулся и тебя, её то есть, не отправил в психушку. А когда окончательно осознал, что ты — это действительно не ты, готов был её убить. Несколько раз порывался даже выгнать. Но ведь это бы всё равно ничего не решило. Это было твоё тело, и я не мог им рисковать. Не мог её отпустить. А потом…
— Все твои мыслительные процессы незаметно переместились в другое место.
— Сам не знаю, как так вышло, — не то соглашаясь с моей ремаркой, не то размышляя вслух о чём-то своём, пробормотал Лёша.
Весь такой из себя потерянный и уставший опустился в кресло, приставленное к туалетному столику, который мог запросто сойти за рабочую зону бьюти-блогера. Фьярра была беспощадной в отношении семейного бюджета, и мне так и не хватило духу подсчитать, хотя бы примерно, сколько кровно заработанных, заработанных Воронцовым, ушло на бижутерию, тряпки и косметику.
