Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана "Змея" (полные книги txt, fb2) 📗
Когда я вхожу, Вель вздрагивает и поднимает на меня печальные глаза.
— Как ты? — устало спрашивает и взглядом предлагает мне сесть.
— Неплохо, — опускаюсь на стул напротив и вглядываюсь в ее лицо. — Новички еще совсем зеленые, запуганы до икоты. Впереди целая неделя, но, боюсь, им предстоит долгое обучение, и к субботе они будут не готовы. Хотелось бы в следующий раз получить соперников посильнее.
При этих словах Вель закусывает губу и низко опускает голову.
— Что-то случилось? — спрашиваю напрямик.
— Ничего, — отвечает слишком поспешно, пряча глаза.
— Вель, не лги мне. Что ты скрываешь? Тебя обидел муж?
— Нет, нет, — нервно вскидывается, встает и зачем-то подходит к камину. — С чего бы ему меня обижать?
— Тогда что? — поднимаюсь вслед за ней и подхожу ближе. — Говори.
Она стоит ко мне спиной и молчит, ковыряя ногтем лепнину над камином. Кладу ладонь ей на плечо и говорю мягче:
— Скажи мне, Вель. Что тебя тревожит? — Пытаюсь понять и вдруг вспоминаю, как поймал на себе самодовольный взгляд бывшего хозяина, с которым мы столкнулись у выхода из Арены. — Это Вильхельмо?
Вздрагивает, как от удара, и вся будто съеживается — значит, угадал.
Значит, ее гнетет нечто, связанное с Аро. При мысли о мальчишке сердце начинает ухать, будто кузнечный молот. Помимо воли вижу его распластанным на холодном полу подземелья, окровавленным, мертвым.
— Он отказался продать Аро? — решаюсь задать вопрос и в напряжении жду ответа.
Острые лопатки еще сильнее выпирают под тонкой тканью рубашки.
— Нет, он… ну… в общем, да, — лепечет она что-то бессвязное, и я разворачиваю ее лицом к себе.
Кусает губы, пытается отвести глаза, но я приподнимаю ее голову за подбородок и заставляю смотреть на себя. Сердцем чувствую, что она юлит, не договаривает, и это начинает меня злить.
— Вель? Что он сказал? Говори правду.
Она испуганно смотрит, кончиком языка проводит по губам и чуть слышно отвечает:
— Он поставил условие.
— Какое?
— Сказал, что продаст Аро, если ты победишь в поединке Несущего Смерть.
— Несущего Смерть? — мои брови удивленно ползут вверх, а в следующий миг губы сводит в злой ухмылке. — Что ж, от Вильхельмо следовало ожидать.
Вель всхлипывает, но камень с моей души уже сброшен, а в голове кружится вихрь из обрывочных воспоминаний: финальная схватка, глухие удары огромных кулаков, свирепое рычание наводящего ужас великана, тело мертвого раба, верхняя часть которого превратилась в кровавое месиво. Страха нет, зато в мыслях один за другим проносятся варианты, как его одолеть. Мне еще не попадался такой большой и сильный противник, но и я пока ни разу не проигрывал.
— Ничего, Вель, — шепчут губы; ладонь гладит ее по спине, пока голова занята раздумьями. — Вильхельмо меня недооценивает, и это сыграет против него.
— Ты не понял! — она вскидывает голову и в смятении смотрит на меня. — Он требует поединка насмерть!
— Насмерть? — во рту становится кисло. — Вот же ублюдок. И не жаль ему такого молодца? Представляю досаду Вильхельмо, когда он в один день потеряет и Несущего Смерть, и Аро.
— Ты с ума сошел? — оторопело хлопает ресницами Вель. — Ты не будешь биться с Несущим Смерть. Я отказала Вильхельмо.
— Что?! — на меня вдруг накатывает злость, и я с силой сжимаю худые девичьи плечи. — Что ты сделала?!
— Отказала ему. Я не позволю тебе выйти на верную смерть.
— Ты не можешь мне запретить! — вне себя от гнева грубо встряхиваю ее за плечи.
Вообще-то может, ведь я ее раб, — мелькает на задворках сознания здравая мысль, но тут же тонет в волне животной ярости.
— Джай! — Вель испуганно распахивает глаза и пытается вырваться. — Прекрати! О чем ты только думаешь? Этот Несущий Смерть — настоящее чудовище!
— Он живой человек! — собственный голос кажется звериным рыком, я делаю над собой усилие и толкаю ее к стене, чтобы не раздавить ненароком хрупкие кости. — И его можно убить, как любого другого! Ты завтра же отправишь Вильхельмо письмо с согласием.
— Нет! — упрямо трясет головой, и светлые глаза вспыхивают в отблеске лампы. — Нет, ни за что! Я не позволю тебе умереть!
— Ты не будешь решать за меня! — рычу я, подступая ближе.
— Джай! — она испуганно вжимается в стену и вскидывает руки в защитном жесте. — Подумай, что ты делаешь! Ради одного человека ты хочешь загубить все, о чем мечтал!
— А может быть, этот человек стоит целого мира! — вулкан внутри клокочет, затмевая мысли. — Хочешь быть вершителем судеб? Выбирать, кому жить, а кому умирать?
— Если ты погибнешь, никто не спасет остальных! — срывающимся голосом восклицает она. — Я запрещаю тебе…
— Только попробуй мне запретить!
Одной рукой хватаю ее за горло, другая нащупывает легкую ткань у ворота, рвет книзу. Больше ни одна упрямая сучка не будет решать, как мне жить и как поступать. С силой хватаю ее за бедро и тяну на себя.
— Джай, нет! — упирается, старается прикрыться и вырваться одновременно. — Отпусти! Я не хочу!
— А почему не спросила, чего хочу я?! — зло бросаю в ответ, рывком разводя ее ноги.
— Джай!
Глухой звук смазанной пощечины вдруг отрезвляет. Слепящие всполохи перед глазами рассеиваются, возвращая способность видеть. Вель дрожит в моих руках, из сдавленного горла рвутся хрипы, глаза распахнуты в пол-лица. Отпускаю ее, помогаю встать на ноги; она пытается откашляться и прикрыться обрывками рубашки.
Из остатков утихшего гнева рождается стыд.
— Ты не можешь запретить мне биться за Аро, — вырывается у меня вместо извинения.
— Делай что хочешь, — хрипло произносит Вель, потирая горло и, пошатываясь, уходит к кровати. Придерживая на себе разорванную рубашку, неловко взбирается на постель и ложится спиной ко мне, подтянув к груди колени.
Смотрю на худые плечи, на торчащие лопатки и острые локти, и жгучее чувство вины разъедает нутро. Почему снова так взъярился? Ведь она не со зла. Она по наивности боится за мою жизнь. Все бабы одинаковы — им только позволь, будут век держать при своей юбке.
— Вель, — голос кажется чужим, незнакомым. Виноватым. — Прости. Я не хотел тебя напугать.
Молчит, не двигаясь. Плечи вздрагивают, будто в рыданиях. Ну что за дурак? Воевать с бабой, в которой еле душа держится…
Слишком рано возомнил, будто могу ею командовать. И в самом деле едва не разрушил все, что задумал и в чем она мне помогала. А что, если теперь пошлет меня на все четыре стороны?
Делать нечего — надо мириться. От ее благосклонности зависит многое.
Ноги будто свинцовые, но я не даю себе послабления, подхожу ближе. Поколебавшись, ложусь рядом, чувствуя, как прогибается матрас под моим весом.
— Вель…
Провожу рукой по плечу, по спине. Медленно, прядь за прядью, убираю рассыпавшиеся волосы, обнажаю тонкую шею. Наклоняюсь, осторожно целую за ушком.
— Вель. Не злись. Я не хотел… так. Тебе не понять, что значит для меня этот мальчишка.
Молчит, и я понимаю, что говорю что-то не то. Но что еще говорить? Вроде бы уже извинился, повторяться бессмысленно. Вместо этого бормочу что-то невразумительное:
— Но ты тоже хороша. Могла бы сказать мне, прежде чем отказывать Вильхельмо…
Нет, опять не то. Худые плечи становятся еще острее. Глупец. Разве так мирятся с женщиной?
Виновато выдыхаю ей в затылок, зарываюсь носом в волосы и касаюсь губами шеи, обхватываю нежную мочку. Хочется шептать ей на ухо какие-то глупости, чтобы простила, откликнулась, обернулась, но на ум ничего не идет.
— Вель…
Ее запах пьянит, мысли в голове расплываются. Хочется прикасаться к ней бесконечно, целовать ее всю, но мешает треклятая рубашка. Тяну рукав вниз, оголяю хрупкое плечо, впитываю губами сладость ее кожи дюйм за дюймом. Рука сама нащупывает голое колено под длинным подолом, тянется выше, к стройному бедру. Вель упрямо подбирается, закрываясь еще больше, но не отталкивает. Может, у меня еще есть шанс загладить вину?
