Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
— Вот оно как, — пробормотала Айями после ошеломленного молчания. — И твое имя в этом списке есть?
— Да.
— И мое?
— И ваше.
— Для чего им список? — спросила Айями, встревожившись. Захотят подшутить и вывесят на площади. Публично. И гулящих женщин забьют камнями. А за неимением камней утопят в проруби.
— Аррас сказал, так положено. Только не говорите никому! — взмолилась Мариаль. — Это служебная информация.
— Не скажу. Не сомневайся, — уверила Айями.
Вспомнился начальственный тон Имара и его обращение на "ты" к заболевшей девушке, на которое Айями не обратила внимания. И вообще, на что она обращает внимание в последнее время? Погрязла в своих проблемах и не видит дальше собственного носа.
— Как же так? Я бы заметила, — продолжала недоумевать Айями.
— Я бы тоже, — согласилась Мариаль.
Вот по её лицу можно читать как по книге. Любое упоминание о В'Аррасе или его появление на пороге — и девушка краснеет и смущается. Да и Айями катастрофически не хватает хладнокровия, когда речь заходит о господине подполковнике.
— Думаю, между ними нет ничего предосудительного, — сказала Мариаль неловко. — Договоренность и не более.
— Но зачем? И каким образом господин Л'Имар сумел её убедить?
Мариаль пожала плечами.
— Не знаю о мотивах господина Л'Имара. А для неё — сплошная выгода. Вы и сами видели, после его приезда Рия сидела как на иголках. Собиралась просить о заступничестве, но почему-то передумала.
— Ишь, партизанка, — покачала головой Айями. — Скрывала, а мы и не догадывались.
— Разве таким хвастают? — взглянула на неё Мариаль.
Пристально посмотрела и грустно, и Айями стало неловко.
Мариаль права. Об отношениях с даганнами не говорят. Кому надо, тот увидит и поймет.
Теперь и так небольшой коллектив переводчиц временно сократился до двух человек. Имар появлялся как обычно, проверял готовые задания и раздавал новые. Он вернулся к прежнему шутливому подтруниванию и с охотой поддерживал разговоры на отвлеченные темы. Не жалея времени, помогал с переводом сложных речевых оборотов и терминов, и Айями довольно-таки быстро расквиталась с накопившимися задолженностями.
Иногда она исподтишка наблюдала, как Имар листал черновик, пробегая наметанным глазом по строчкам, и исправлял неточности. Посматривала искоса и гадала о причинах, подвигнувших Имара к сближению с Риарили. Конечно же, он — мужчина со своими потребностями. И не унывает. Подумаешь, не получилось с одной амидарейкой. Получится с другой.
С Мариаль работалось легко. Прежде всего, потому что обе женщины чувствовали себя сопричастными. Порой Айями казалось, что напарница в одночасье повзрослела, догнав если не по возрасту, то по жизненному опыту.
Айями не раз порывалась спросить, не пожалела ли Мариаль, обратившись к господину помощнику за покровительством. В'Аррас ничем не выказывал ей особого расположения. Как говорится, первым делом — служба, а уж потом всё остальное.
Порывалась Айями — и не спрашивала. Невоспитанно и нетактично лезть в чужую жизнь. Во всяком случае, Мариаль не помышляет о хику.
Сблизили женщин и совместные обеды, когда из сумок вынимались баночки со съестным, и трапеза проходила под тихое звяканье ложек. Переводчицы усаживались на подоконнике и ели, поглядывая из окна на заснеженную площадь.
Мариаль знала много полезного. Например, о том, что мехрем — не обязательно проститутка. У этого понятия — размытые границы. В Даганнии у женщин три статуса: свободные, замужние и мехрем. По сути, замужние женщины — тоже содержанки, но имеют больше прав, а дети, рожденные в браке, наследуют имущество в первоочередном порядке. И нет ничего оскорбительного, в том, чтобы быть мехрем. Унизительный смысл это слово приобретает в устах людей недалеких и злых.
Также в Даганнии принято, что мужчина обеспечивает семью, а женщина хлопочет по хозяйству и смотрит за детьми. Правда, сперва индустриализация, а позже война перевернули многовековые традиции с ног на голову. Женщины встали к станкам и научились водить машины. И приближали победу в тылу, пока мужчины шли к ней на фронте.
Три-четыре дня. Может, раньше, а может, позже.
Он вернулся через неделю.
Отсутствовал достаточно долго, чтобы Айями извелась предположениями. Ранен? Убит? Начальство задержало на месяц-другой? Взял отпуск и отбыл на родину?
И убеждала себя, что строит версии исключительно из интереса, а не от зудящего беспокойства. И не считала дни на перекидном календаре. И не прислушивалась к шагам в коридоре. И не высматривала фигуру Веча на крыльце ратуши. И сердце екало, обознавшись, по чистой случайности.
И соглашалась со словами Эммалиэ: пусть уезжает почаще и отсутствует подольше.
И не решалась спросить у В'Арраса. Зато наблюдала и делала выводы. Если господин помощник невозмутим и спокоен — значит, и у его начальника дела в порядке.
Когда В'Аррас принес записку, она почти не удивилась. Потому что успела привыкнуть к ожиданию.
На сероватой бумаге — знакомый размашистый почерк. Строчки, повелевающие подняться на третий этаж по завершению рабочего дня.
И кому она врала о хладнокровии? От волнения задрожали руки, и зачастил пульс. И ноги стали ватными.
Когда он вернулся? Определенно не на обеде. Айями с большим вниманием изучала из окна машины, подъезжавшие к ратуше, и даганнов. Уж она бы не пропустила появление Веча.
Выбрит, в офицерской форме. Успел отдохнуть с дороги. И выжидающе смотрел, присев на краешек стола.
За его спиной, на столике — знакомые кастрюльки. Сервировка. Ужин.
Айями машинально поправила прическу, заробев под внимательным взглядом.
Хотя и разволновалась, однако ж, не испытывала боязни из-за предстоящего. Потому как день за днем настраивала себя и готовилась. Но не потому что противно и по принуждению, а потому что глупо скромничать и заливаться румянцем. Чай, давно не девочка.
И восприняла как данность, что ей не дали насладиться поварскими шедеврами. Веч оставил ужин на второе. А на первое — тахта, и на ней — Айями.
Не раздеваясь. Потому что ему не хватило терпения. Разве что успел сбросить китель. И Айями как есть — в платье, собравшемся на талии, и с оголенными ногами.
Получилось без лишних нежностей. И в очередной раз ошеломило Айями, не привыкшую к напористости.
Он увлекся. Как человек, глотающий первое поспешно, большими ложками, чтобы унять острый голод. Закричи Айями — не услышал бы. И навалился, подмял, забывшись. Обдал горячим выдохом, успокаивая дыхание.
Ох, задавит, — пискнула она полузадушено.
Веч опомнился и поднялся на локтях. Оглядел Айями — довольно, по-хозяйски. Потому что в отъезде успел накрутить домыслов и сомнений, и решил, что взаимность померещилась, а на самом деле он не более чем ненавистный оккупант.
Пасмурный зимний день растаял в ранних сумерках, и в кабинет наползли тени. Заполнили углы, растеклись по щелям. Приглушенный свет настольной лампы сглаживал грубоватую казенность помещения.
Они расположились за столиком. Веч — вольготно, забросив руку на спинку тахты. И Айями подле. Словно пичужка под защитой большого и сильного зверя.
Он опять надумал побаловать. И снова — ужином, приготовленным по особому заказу. Кивнул, поощряя Айями, неуверенно снявшую крышку с кастрюльки. И благодушно улыбнулся в ответ на удивление необычным вкусом шипучего напитка.
В глиняной миске — кусочки нежного мяса с овощами. А у соуса легкий вяжущий вкус с ноткой терпкости. И неожиданно тяжелая ложка с длинной тонкой рукояткой и глубоким черпачком…
— Господин Л'Имар помогал с переводами, — посчитала Айями нужным сообщить. Точнее, упреждая обострение, покуда зверь расслаблен и удовлетворен.
— Я знаю.
Эти слова стали первыми с момента их встречи.
Айями могла бы болтать, не закрывая рта. Расспрашивать о том, о сём. Но сегодня чрезмерная общительность была бы лишней. Вместо слов говорили взгляды — вопросительные, посмеивающиеся, смущенные.
