Край забытых богов (СИ) - Борисова Алина Александровна (читать книги полностью .txt) 📗
— В мире нет абсолютного добра и абсолютного зла, Ларис, — он тяжело вздохнул, втолковывая очевидное. — Не придет непогрешимый судия и по справедливости не рассудит. Реальность такова, что я могу себе позволить избивать, убивать, совращать — и никогда и ничего мне за это не будет. А ты не можешь говорить не с теми светлейшими не теми словами. Или можешь — но лишь пока я стою у тебя за спиной. Вот сколько еще должно пройти лет, чтоб ты поняла эту простую вещь?
— Я поняла. Давно. И мне давным-давно уже не хочется разговаривать — ни с кем и ни о чем. Вот только и жить — я просто не знаю, как? И зачем? Ты прав, про смерть я тогда говорила на эмоциях. В истерике. Мне малодушно хочется жить. Несмотря ни на что. Вот только я давно потеряла и цель, и смысл. Я мечтала вернуться в Страну Людей. И я вернулась, но… — я лишь бессильно покачала головой.
— А вернуться ко мне? Ты никогда не мечтала? В своих зачарованных снах, каждый раз проходя через мою душу, неужели никогда не хотелось остаться?
— Хотелось… — не смогла обмануть. Ни его, ни себя. — Так хотелось порой… Прижаться к тебе, не призраком, человеком. Ощутить твердость твоего тела, и как твое дыхание щекочет мне щеку, и паутину твоих волос на лице… Знаешь, это так… мучительно: можно быть почти рядом, совсем рядом, но если прижаться чуть сильнее — пройдешь насквозь…
— Так может, больше не надо насквозь, Лар? Может, все-таки просто — со мной?
— Может быть…
— Скажи мне это еще раз — что ты останешься. Не потому что я так решил, не потому что заставил. Но потому что тебе этого хочется. Потому что ты — решила. Быть со мной. Не просто в моем доме — со мной. Потому что я тебе нужен. Не защитник в моем лице, не покровитель — я.
Вздыхаю. И улыбаюсь. Давит. Ведь все равно давит. Рассказывает мне по пунктам мое решение, не давая ни малейшей возможности прийти к нему самой. И глупо ждать, что он изменится и перестанет настоятельно подсказывать мне, как правильно жить и что в жизни выбрать…
Вот только то, что выбирала я… быть может, он прав, и ничего хорошего еще не выходило… А сердце все равно только с ним бьется, как сумасшедшее. И хоть я регулярно падаю с ним в самую бездну, но ведь только с ним я взмываю в поднебесье…
И я ведь пыталась с Лоу. С тем, кому я благодарна, с тем, в чьем доме мне тепло и комфортно. Но только узнала, что такое по-вампирски «дружеский секс»…
А если не осталось ничего — ни дома, ни семьи, ни мечты — но есть глаза, глядя в которые я забываю, как дышать, есть руки, чье прикосновение сжигает до тла, есть губы, заставляющие забыть целый мир… Просто принять его таким, какой он есть, ведь именно таким он разбередил мне душу. Именно такого я не смогла забыть, как не пыталась. Он вечно принимает за меня решения? Но ведь он искренне пытается сделать лучше. Все то, что для меня впервые он уже сорок раз проходил, так не мудрее ли опереться на его опыт?..
— А я действительно тебе нужна? В самом деле?
— А разве иначе я был бы сейчас с тобой? Мы были бы сейчас здесь?
— Ты прав…
— И? Ты остаешься со мной?
И хотя вроде уже решила, но сказать, почему-то оказалось слишком сложно.
— Да… — так придушенно вышло, почти шепотом.
— Спасибо, — он осторожно взял мою руку и поцеловал в раскрытую ладошку.
Мы приземлились на крыше какого-то дома возле городского парка Йорыма. Он помог мне выбраться наружу и долго целовал, так и не сумев сразу выпустить из объятий. И время вздрогнуло и остановилось, и не было ничего важнее его губ, соединившихся с моими.
— Ну что, идем праздновать? — поинтересовался он когда-то значительно потом.
— Праздновать? — соображать после его поцелуев у меня всегда получалось с трудом.
— Ну-у… Светлейшая Лариса Алентова оказала мне честь, согласившись вернуться в мою жизнь! По-моему, это точно стоит отпраздновать, — он улыбался. Широко, открыто. А я таяла от его улыбки. Как и всегда, от каждой его улыбки. Только он умел улыбаться так, что хотелось сотворить все, что угодно, лишь бы он улыбнулся еще раз. Только сейчас поняла, чего так не хватало мне в моих снах про него. Он там не улыбался. Ни разу.
— Но мы прилетели сюда, чтобы встретиться с моей семьей. Из этого вряд ли получится праздник.
— Мы, честно говоря, прилетели немного раньше, я думал, мы больше времени проведем в Светлогорске. Так что пока мы все равно будем ждать — я собираюсь развлекаться. Ты со мной?
— Ну, раз уж я решила… Да и не могу же я оставить тебя праздновать воссоединение со мной без меня.
— Вот и молодец, только не надо так обреченно, — он бодро скинул свой идеально-классический пиджак, стянул с шеи галстук, убрал в машину и достал оттуда нечто ярко-сиреневое, с блестящим воротником и лацканами… тоже, в общем, оказавшееся пиджаком. Но кричащая расцветка просто не позволяла предположить, что подобное может носить Великий и Древний, и вообще — крайне серьезный и глубоко уважаемый.
Серьезным он быть и не собирался. Скрыл неземные очи под черными очками, подхватил меня на руки и, коротко разбежавшись, прыгнул с крыши.
Во дворе, где мы приземлились, было пусто. И мы вновь долго и самозабвенно целовались, прежде, чем выйти на улицу и отправиться в парк.
— Нет, знаешь, мне нужно еще шляпу, — заявил мой спутник, заглядевшись в одну из витрин.
— Какую еще шляпу? — нет, я поняла, что у нас маскарад, но ведь в каких-то пределах.
— Соломенную, — серьезен, слишком. — Уже, конечно, не лето, но для фетровой все же несколько рановато.
— Соломенную… — попыталась представить себе мужскую соломенную шляпу. — Это такая, «охотничья», с двумя куриными перьями над ухом, которые из подушки выпали? Или эта… у пасечников обычно бывает, круглая такая, к ней еще накомарник цеплять удобно… ну, в смысле, от пчел защиту, как она там называется?..
— Издевайся-издевайся, — он лишь усмехнулся. — Вот не встречалась ты, Лариска, с модными мальчиками.
— Да нет, встречала парочку. Без шляп. А вот машина модная была, да. На колесах.
— Не, ну так не бывает, — не согласился этот сноб. — Либо модная, либо на колесах.
А шляпу он себе все же купил. Прямо на входе в парк, в каком-то торговом шатре с безделушками. Без перьев и, понятно, без накомарника, но выглядел он в ней, лихо надвинутой на самый лоб… Да еще в модных очках и пиджаке этом его вампироманском… Я смеялась, и просила снять, он кривлялся, но снимать отказывался, а потом мы целовались, и шляпу я с него стянула, и мы даже играли в догонялки… Потом опять целовались, потом рядом оказались карусели — самые простые, с сиденьями, летящими по кругу — и он купил нам билеты.
И его сиденье вечно летело чуть быстрее, чем должно было, он догонял меня, ловил за спинку, раскручивал, отпускал. А я кричала ему, что не надо, и все смеялась, смеялась… Пока взгляд не выхватил в толпе ожидающих своей очереди лицо, бледное от напряжения. Глаза, глядящие на меня неотрывно… Смех замер на губах, веселье исчезло без следа. На меня смотрел мой отец.
Карусель все вращается. Мир делится на фрагменты. Я вижу его лицо. Пусто. Лицо. Пусто. Краткий миг, когда могу его видеть. Слишком краткий, не успеваю рассмотреть. Краткий миг, когда не вижу. Он еще короче, не успеваю собраться с мыслями. Карусель крутится. Оборот за оборотом. От взгляда к взгляду.
Рядом с отцом вижу маму. Она оживленно беседует с Варькой. Уговаривает. Варвара упрямо качает головой, не соглашаясь, и тоже смотрит на карусели. Не на меня — просто на карусели. Ждет, когда остановятся, нервно теребя в пальцах билетик.
И только папа — глаза в глаза. В этом взгляде нет радости. Скорее — шок, дикий, болезненный. Узнавание? Попытка вспомнить? Не успеваю понять, пролетаю. Пролетаю, пролетаю… Мама говорит ему что-то. Он не слышит. Она тянет за рукав — он отмахивается. Она недоуменно поднимает взгляд на карусели… Но не находит там ничего, что могло бы так привлечь ее мужа. Снова недоуменный вопрос. И его крайне резкий ответ, на который мать обижается. Но он не замечает. Все смотрит, смотрит… Круг, еще, еще…
