Сказка зимнего Синегорья (СИ) - Рудышина Юлия (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
И ежели, как Снежка, сам, по доброй воле, идешь в лес волшебный, что на Той Стороне растет, так нужно чужие обычаи блюсти.
…К тому же мертвяки вроде не трогают никого, даже путь не заступили, сидят себе и сидят, лишь костьми гремят. Страшные, с ошметками гнилой плоти на ребрах… но такое чувство, что не настоящие, что морок это зимний, как туман над горой…
Снежка попыталась сердце унять да спокойно мимо пройти. Шепот-шелест и стих. Неужто это на трусость проверка была? Обернуться хочется, но сдержалась, не зря во многих сказках запрет на это. Не будет она рисковать…
Откуда ни возьмись волки призрачные на дороге показались, словно из снега их кто слепил. Глаза — льдинки, шерсть белая-белая, аж слепил глаза, когда на нее лунные лучи попадают. Глядят волки на Снежку, а она — на них.
И тут вспомнила девушка, что ей блазни-то сказывали… волки снежные — охранники Морозко, жениха ее. Значит, в помощь присланы? И сразу потеплело на душе — может, и не злой-то зимний царь, как говорят. Заботится о ней, отправил сторожей в помощь… И почему-то мысли даже не было убежать или спрятаться… Не было страха, вот что странно!
И как подумала Снежка о том, волки сразу рядом пошли — пристроились по бокам от нее и идут, словно и впрямь стерегут. Вот и перекресток, а там вихрь из снежной крупы — Встречник, видать, балует, дух зимний, что путников с пути сбивает, в чащу уводит. Что с ним делать, нечистым?
Волки рыкнули, словно из пещеры звук раздался — гулкий да протяжный, вихрь и улетел к Шиханке, но на вершину побоялся, там крест стоял, а прежде, до войны, часовенка была. Все ж есть на них управа, на нечистых-то. Обошел гору и исчез в тумане…
«Это хорошо, что они креста боятся… — подумала Снежка. — Для людей хорошо… Не стоит живым с миром Иным соприкасаться, не все к тому готовы…»
Вот и перекресток. Вышла Снежка на него, волки взвыли, будто зовя кого-то, и из тьмы, с вершины Медведь-горы, спустились сани ледовые, расписанные морозными узорами. Кони такие же призрачные были, как и волки, гривы их вуалями на ветру трепетали, а вместо глаз сверкали синие камушки. Сбруя золоченая, ленты голубые, как тень на снегу в день солнечный. Снежка в сани забралась, крепко шкатулку тетки Марейки прижала к себе, страшновато было — кто ж знает, куда сани волшебные умчат? — но и любопытно в то же время. Зря, что ли, она решилась позади всю свою жизнь оставить да с людьми проститься?
Волки рядом с санями помчались, когда те взмыли над горами, и весь Усть-Катав как на ладони оказался. Вот пруд заводской в окружении огоньков — то светились окошки домов, а вот поселки все — Паранино, Шубино, Колония, вот казенные дома, что на горе сроить недавно начали. Все разглядеть можно, да так хорошо, будто Снежка в темноте видеть научилась, как кошка.
Кони фыркали, по-над холмами неслись, куда везли — кто знает? Да вот скрылся город, лес да лес поплыл под санями, гребни елей то и дело мелькали, вспарывая острыми верхушками черный шелк ночного неба, и Снежке казалось, можно и звезд коснуться — руку лишь протяни, вон они сверкают, подмигивают, совсем рядом.
Но вдруг зимняя тишь огласилась дикими криками, и наперерез саням бросилась лохматая тень. Старуха всклокоченная оказалась. Схватилась она за узды, и замерла повозка, кони заржали громко да испуганно, шарахнувшись от ведьмы зимней.
— Не пущу дальше! — каркнула она, сверкая глазищами золотистыми, а во взгляде ее метели да вьюги кружили. — Не бывать тебе зимней владычицей Синегорья! У меня и своя дочка есть, ее Морозко просватаю! А ты в услужении у меня жить будешь, есть варить да избу прибирать! Не пущу, окаянная! Иш-ш-шь, позарилась!..
Волки заскулили, испугались старухи, но тут было чего бояться, взглядом своим жутким могла она и заморозить, и Снежка глаза отводила, чтобы не застыть статуей ледяной. Издалека стражам Морозко ветер вторил, словно целая стая лютых зверей. А Снежка не растерялась да ленту из косы выдернула, бросила ведьме.
— Держи подарок для дочки, пусть не серчает, что я жениха увела! — крикнула девушка звонко, на «авось» надеясь, но ведь не зря же ей Метелица гребешок с лентой вручила! Небось, знала, что в дороге разные чудища да страхи встретятся.
Ведьма тут же выть да ухать прекратила, схватила подарёнку, а кони, свободу почуяв, всхрапнули и помчались дальше над спящим зимним лесом.
Снежка немного успокоилась, села удобнее, на подушки облокотившись. Смотрит на просторы уральские, любуется красотой, нравится ей над холмами лететь, нравится ощущать себя хозяйкой этих мест дивных.
Только подумалось о том, что вот-вот царицей она станет, как захотелось шкатулку открыть да поглядеть, что там внутри-то. Небось украшения какие или камушки самоцветные. Никто и не узнает, что она смотрела — нет ведь никого вокруг. Да и она одним глазочком — лишь приоткроет крышку и тут же захлопнет.
Достала Снежка шкатулку, погладила ее дрожащей рукой и вдруг в отражении крупного лилового камня, который крышку украшал, увидела себя — рот перекошен, глаза как у совы, черты обострились, и стала она чем-то похожа на безумную зимнюю ведьму, что на ленту Метелицы польстилась… Страшная девка в отражении, как шишига лесная. Неужели это она, Снежка, невеста зимняя?
И волки тут же взвыли протяжно, словно упреждая о чем.
Испугалась Снежка да и спрятала шкатулку — вот что алчность с людьми делает. Дальше, пока сани мчались над лесом, почти не шевелилась, вниз и по сторонам не смотрела, страшно было от мысли, что едва своими же руками себя едва не сгубила. Только синева морозного неба с россыпью алмазных звезд манила и успокаивала. В шубе тепло было, а подушки — мягкие, как стог сена. Век бы так лететь над миром.
Но вот повозка снизилась, даже коснуться можно было ветвей еловых. Снежка оглянулась — леса вокруг дикие, жуткие, сосны и березки встали стражами у одинокой скалы, а возле нее гнилым зубом одинокая хоромина торчит, бревна у нее подгнившие, темные от времени, просела изба, видно, что старая-старая, а править то ли некому, то ли не хотят.
Волки, что всю дорогу Снежку охраняли, в лес умчались белыми стрелами, поземка их следы тут же и замела — видимо, кончилась их власть. А из домишки, в котором окошки едва светились, словно там всего-то пара свечек зажжена была, показался старик согбенный — в тулупчике овчинном, холщовых штанах да шапке-ушанке. Простой такой, вовсе и не сказочный. Нос картошкой, брови седые, бороденка рыжеватая торчит, взлохмаченный весь, будто пес, что свое отслужил. Но ни жутью от него не веяло, ни Той Стороной запредельной, да и глаза обычные были, без той пронзительной морозной стыни или бедовой зелени малахитовой, что присущи были волшебным духам гор и лесов. Сероватые глаза его были, прозрачные, с опаленными белесыми ресницами. Но как старик этот среди леса дикого да запредельного оказался? Неужели люди простые и тут жить могут? Хотя мало ли, подумалось Снежке, может, он сторож или лесник?.. Что она вообще про приграничные земли знает — она впервые пытается на Ту Сторону Синегорья попасть. Может, положено так, чтобы человек какой дорогу охранял?
Снежка вышла из саней навстречу старику, все гадая, кто же он такой да что в зачарованной чаще делает. Хоромина его так перекосилась, что казалось, вот-вот в снег упадет… летом, видать, трава до самых окошек зарастает — вон и сейчас сухие палки какого-то кустарника торчат, да еще с шипами острыми. А на них красное что-то, будто выкрасили ветки соком ягодным. Жутковато стало, когда подумалось, что это может быть и кровь.
— Куда путь держишь, девушка, да как тебя по батюшке звать-величать? Что привело к моему порогу? — важно спросил старик, бороденку свою поглаживая. Так мог бы выглядеть заводчанин какой лет сто назад — сейчас иначе люди себя вели, и даже не в одежонке его старинной дело, а скорее в повадках да речи.
— Снежанна Николаевна я, а вы кто таков будете? — осторожничая, ответила Снежка, пытаясь подражать ему в манере вести беседу, и шкатулочку к себе прижала, будто испугавшись, что отберут. — А еду я к жениху своему, Мороз Иванычу, не знаете ли, куда мне дальше? Кони вон встали, что статуи ледяные, с места не могу их сдвинуть…