Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Глава 4. БЛИЗ ДАННОТТАРА
Квинт.
Не было ничего, кроме опустошающей безысходности. Я сидел на берегу возле матери и вкушал отвратительное чувство беспомощности, которое не коснулось окружающей вокруг меня жизни. Совершенно. Ни этих наперебой галдящих чаек, раздражающих самим своим присутствием — сродни поганому воронью, они метались по берегу, подхватывая выброшенную прибоем рыбу, с жадностью набивали себе брюхо и, заклёвывая менее удачливых соперников, испускали омерзительный крики. Ни серых крабов, спешно снующих по песку в стремлении вернуться в привычную себе подводную среду. Ни раскинувшегося за моей спиной леса, будто в насмешку оживлённо шелестящего листвой вековых деревьев. Ни этого чёртова моря, выбросившего нас обоих на сушу. Ветер. Солнце. Воздух… Безысходность не притронулась к ним. Она лишь нещадно свербела где-то внутри груди, ибо я чувствовал, как жизнь покидает эльфийское тело.
Распростёртое тут же, почти нагое, белизной тосканского мрамора оно поразительно походило на разрушенные и осквернённые изваяния римских богинь, что после набегов дикарей нам с сослуживцами доводилось видеть в опустевших усадьбах римских патрициев. Страшные раны на нём, оставленные сталью и когтями зверей, были столь глубокими, что даже закалённая в сражениях, тренированная плоть декуриона более не способна была оставаться обителью жизни, и единственное, что ещё удерживало командора среди живых — свободный дух непобеждённого воина.
Командор никогда не сдавалась. Никогда! Любой, бросивший ей вызов, неизбежно отправлялся к праотцам. И сегодняшнее нападение не сошло убийце с рук. Очухавшись у чёртова утёса, я сам видел размозжённое о камни тело поверженной твари — обугленный демон, выжженный изнутри своим сатанинским пламенем, с пустыми глазницами и застывшей в зверином оскале почерневшей мордой. Отвратительная и страшная смерть, но если бы её было довольно, чтобы вернуть командора к жизни…
Наконец, собственное бессилие слепым гневом вылилось на умирающую женщину. Едва осознавая, что творю, я подполз к ней, схватил за плечи и стал нещадно трясти:
— Не смей поступать так со мной, слышишь?! Не смей, равнодушная ты стерва! — я понимал, что ни хрена не слышит, что не зависит от неё ничего, что несломленная душа декуриона уходит в Арванаит к праотцам, но не смел отпустить. — Найди в себе силы выжить и мужество сказать, что я твой сын! Ты должна! Обязана… чёрт возьми!
Гнев угас так же внезапно, как и начался. На смену ему навалилась какая-то дикая, вселенская усталость, будто огромной глыбой придавило сверху. Опустошённый, вымотанный физически и эмоционально, я завалился на один из валунов, коих на берегу было в избытке, подтянул ближе бесчувственное тело декуриона и положил её голову себе на колени, пальцами сжал запястье, прощупывая слабый пульс. Ожидая, когда биение его остановится, я закрыл глаза, отстранённо сожалея, что рядом нет Алексы, которая обязательно что-нибудь бы придумала.
— Кажется, я обречён терять всё, что дорого, — прошептал я, горько усмехнувшись.
— Не пойму я тебя, юноша… Взываешь мать к жизни, а бездействуешь так, как если бы хотел ей смерти, — вдруг прозвучал в моей голове недовольный мужской голос.
Я дёрнулся, резко открыл глаза и осмотрелся по сторонам:
— Кто здесь?
— Здесь — понятие субъективное, а кто я, слишком долго объяснять. У тебя минуты три, максимум пять, не больше, если, конечно, хочешь спасти её. Так что не будь расточительным и займись делом.
Странно. Голос мне точно знаком, но не могу вспомнить, где я его слышал.
— Но что я могу поделать? Как её удержать?
— Тебе предстоит зализать её раны.
— Что значит зализать?!.. — опешил я.
— Языком, юноша, языком, — абсолютно невозмутимо уточнил он.
— Дьявольщина! Чёртов утёс! Лихо я приложился головой о камушки, — мрачно усмехнулся я, серьёзно опасаясь, что тронулся умом, раз слышу бредовые советы бестелесного духа, да ещё и разговариваю с ним. — Хрень какая-то…
— Время, демэльф! Делай, что говорю, — резко оборвал неведомый советчик мои сомнения.
Кому бы не принадлежал настырный голос, он умел убеждать. Требовательный тон его, либо осведомлённость о моей сущности, а скорее оба фактора вкупе с надеждой на чудо сыграли свою роль. Я решился. В конце концов, что я теряю?! Я ж не намерен осквернить тело командора, а так, чёрт его знает, вдруг дух дельный совет даёт? Испытывая нечто сродни стыду, я наклонился и лизнул языком одну из ран от клыков насильника на груди женщины, стараясь не думать, кто она для меня. Но, дьявол! Я узнавал исходящий от её кожи запах. Именно он, почти забытый, изредка подсознательно тревожил меня в снах. Теперь я мог не выпытывать у неё признания, окончательно убедившись, что меня родила Лайнеф Зартрисс.
— Её раны срастаются? — между тем напомнил о себе голос.
— Да, — приглушённо пробормотал я, не веря собственным глазам, когда колотый порез от меча на животе её стал затягиваться. — Как такое возможно?
— Время, парень, время, — настойчиво твердил дух. — Как только закончишь, точь-в-точь произнесёшь то, что я скажу, и дашь ей своей крови.
— Но…
— Не спорь со мной, мальчишка! — гневный тон таинственного доброжелателя вновь заставил задуматься, что раньше его уже слышал, но перечить более я не стал. Я перевернул тело матери, на спине которой были не менее губительные повреждения и, прислушиваясь к речи говорившего, принялся спешно зализывать раны.
— Видать, не учила тебя мать премудростям Темного мира. Демоны и тёмные эльфы, как это не парадоксально, были сотворены богами, чтобы дополнять друг друга. Ты — сын отца демона и матери эльфа, ярчайший тому пример. Ты унаследовал способность отца исцелять эльфийскую плоть своей слюной. Будь родительница твоя светлой, ничего бы не вышло, но, к счастью, тёмному эльфу и кровь демэльфа подойдёт. Скорее, юноша. Поспеши!
— Готово, — я вновь перевернул командора. Теперь она походила на уснувшую на берегу девушку. Слишком бледную, правда, почти обнажённую, не считая разорванного белого платья, едва державшегося на талии, но, по крайней мере, тело её было невредимым. Я надкусил себе запястье и подставил руку к губам командора. — Говори своё заклинание, дух. Да не бормочи, а говори чётко, чтобы я разобрать мог.
— Хорошо, будет тебе чётко, — раздался хриплый смешок, но тут же оборвался на непонятные мне слова. С нарастающей интонацией бестелесный голос стал произносить магическое заклинание на диковинном языке, не имеющем ничего общего с теми, о которых я имел хоть какое-то представление. Повторяя их, я поистине испытал благоговейный трепет, ощущая, как нечто темное и безграничное по своей мощи проникает в меня, наполняет необычайной силой, просачивается сквозь вены в кровь и вместе с нею переходит к матери.
— Что дальше? — спросил я, не спуская глаз с порозовевшего лица декуриона, но ответа так и не дождался. Дух ушёл, оставив меня наедине с матерью.
— Надо бы раздобыть одежду. В таком виде далеко не уйдём, — вспомнив о припрятанной торбе и собственной рубахе, я поспешил за ними и очень вовремя оказался недалеко от утёса, чтобы видеть, как данноттарские стражи прочёсывают побережье в поисках декуриона. Я злорадно оскалился:
— Ну уж дудки вам, ублюдки. Не знаю, за каким чёртом моя мать сдалась вашему вожаку, только хер ему в зад, а не командора на блюде.
Прячась за валунами, я прокрался к кустарникам, где были припрятаны мои вещички, забрал всё и, оставаясь незамеченным, благополучно вернулся обратно. Лайнеф ещё не пришла в себя. Между тем нужно было убираться отсюда, не ровен час, и до этого места доберутся. Подхватив мать на руки (я и не предполагал, что она такая лёгкая), я поторопился углубиться в густой лес.
Лайнеф.
Пение птиц ласкало слух, но пробудилась я от восхитительного аромата жаркого, смешанного с запахом ельника. Щекоча ноздри, это благовоние пробуждало зверский аппетит. Поддакивая ему, желудок громко заурчал, а рот наполнился слюной. Давненько я не чувствовала такого зверского голода. Интересно, кто сегодня кухарит, Люций или Аврелий? Судя по тому, что нет этой отвратительной вони куркумы, определённо Люций. Тем лучше. Его готовка никогда меня не разочаровывала. Аврелий же, вечно стремясь угодить, щедро сдабривал мясо всевозможными экзотическими приправами, которые, по правде сказать, я терпеть не могла, вполне довольствуясь жгучим перцем. Хотя, я бы сейчас не отказалась и от того кульминационно-провального его шедевра в виде пересоленных и передержанных в винном уксусе бычьих мозгов, после которого половина турмы посчитали позорный столб для горе-повара слишком мягким наказанием.
