Одуванчик в тёмном саду (СИ) - Смирнова Ирина "cobras" (книга жизни .TXT) 📗
Возможности у меня были не только ментальные. Ничего не стоило направить разговор в ту сторону, что мне нужно, и девочка сама рассказала все, что знала. А что не рассказала, то я сама подсмотрела и подслушала. Да, я тоже не идеальна, женского любопытства не чужда и вовсе не так добродушна, как сама о себе думала.
Естественно, я ни с кем не собиралась делиться своими открытиями, и меньше всех — с Виландом. Ревновать мне никогда не нравилось, да здесь и не ревность… кажется. Или все-таки она?
Эта женщина когда-то была любима, но предала и исчезла из его жизни на долгих сто лет. Он не вспоминал о ней, но и не забыл. Добавим сюда то, что Оливия, как сестра, в свое время была очень близка с этой Тамишей и весьма одобряла выбор брата — магиня, менталист, человек — самое оно для продолжительного и плодотворного размножения.
Конечно, предательство все изменило. Теперь, если Оливия и вспоминала бывшую пассию Виланда, то, в основном, неодобрительно, хотя и с нотками сожаления.
И вот эта женщина здесь, и чтоб мне ни единой ноты не сыграть, если она не пытается вернуть утраченное. Не знаю, с чего я это взяла, но уверенность была железной.
Что же теперь делать мне? Не знаю…
Знаю, чего я делать точно не буду. Выяснять отношения с Виландом. Не буду ни о чем его спрашивать. Не стану даже пытаться встретиться с самой Тамишей — вот еще.
Он взрослый, умный, опытный и достаточно благородный мужчина. Мы друг другу ничего не обещали. Да, я неожиданно обнаружила, что другая женщина рядом с Вилом мне откровенно неприятна. И что? Это мои проблемы.
В моей власти сейчас одно: быть готовой ко всему. Нет, я не мучаюсь дурными предчувствиями, я прекрасно знаю себе цену, а еще отдаю себе отчет в том, что Повелитель не тот человек, который легко простит предательство. Здесь все зависит только от его выбора. Значит… подождем и посмотрим.
Вот только очень хочется, чтобы сегодня он пришел… но здравый смысл в ответ на это желание только тяжело вздыхает, пожимает плечами и уходит грустить куда-то вдаль.
— Леди? Вам плохо? Я принес мясо… — ой, точно, он же обещал каких-то респераторов… валидаторов… кого-то поймать. — Но, наверное, я приду в другой раз.
Ох, чудо восьминогое, как же вовремя ты появился! Еще не хватало сидеть здесь и киснуть! Сама от себя не ожидала такой меланхолии. Даже несчастного паука напугала — он, судя по всему, весьма опасается, когда у дамы плохое настроение. Инстинкты… Оставить еду и свалить от греха подальше.
— Все у меня хорошо, не беспокойся, — беглеца удалось поймать за лапу в последний момент. — Я не голодна, не расстроена, просто устала после охоты. Приготовлю твою добычу завтра, хорошо? А пока давай, отнесем все это в холодильник, — я кивнула на уже привычно здоровенную корзину, полную какой-то незнакомой битой птицы. Если судить по расцветке, это были попугаи, но очень… крупные. Не всякий индюк дорастет до середины такого попугая.
Поэтому даже не подумала сама тащить корзину на кухню. Кто принес, тот и грузчик!
— Тушки ощипать надо, — Ррашшард водрузил свою ношу на кухонный стол и озабоченно свёл брови на переносице. — Не знал, что вы так устали…. принес бы завтра, уже без перьев, — парень совсем сник, но пояснил: — Торопился, пока свежие. Парные — вкуснее.
— Сейчас и ощиплем, уговорил, — я кивнула. В конце концов, способ проверенный — стоит занять руки делом, как грусть-тоска сама собой куда-то девается. Видимо, ленивая зараза, работы боится. — Вытаскивай своих попугаев, я поставлю кастрюлю с водой, как закипит и ошпарим.
— Варить… в перьях? — не понял паук и захлопал на меня своими сногсшибательными ресницами так, что я едва удержалась, чтобы не потискать его, за что дотянусь.
— Не варить, а ошпарить, — молодец я какая, тискательный рефлекс подавила, первую добычу из корзины выудила. Как есть попугаище, и хохолок в наличии, и клюв такой, что гвоздодер позавидует. — Так легче потом ощипывать перья. Ты сам их никогда не готовил, что ли?
Ррашшард с неожиданной тоской и недоумением смотрел, как я достала из шкафа все необходимое, набрала воды и поставила греться.
— Но, кипятком… промокнут же… испортятся… — он помотал головой и вздохнул, словно сам себе что-то доказывая. — Хорошо. Если таково желание гррау.
— Кто испортится? — удивилась я, одновременно примеряясь, как бы этого разноцветного ирода запихнуть в имеющуюся кастрюлю. Вымахал на местных харчах, не лезет, зараза. А между тем кипяточек уже парит — тут какая-то магическая прибамбасина с плитой, вода закипает почти мгновенно. Сейчас я его… вот так…
— Что ты делаешь?! — вдруг громко заорали у меня прямо за спиной, когда я уже почти свернула дохлого попугая в достаточно компактную дулю, чтобы он хоть с трудом, но поместился куда надо.
От неожиданности мои руки дернулись, кастрюля с грохотом покатилась с плиты, а птиц этот, чтоб его, вообще, вырвался и как живой улетел под стол.
— Тьфу на тебя, — с чувством сказала я, когда отдышалась. Хорошо распроклятый кипяток выплеснулся не на меня, а на стол и на пол.
Зельма, даже не оглянувшись на едва не ошпаренную подругу, с причитаниями полезла за попугаем, бесцеремонно отодвинув одну из мешающих паучьих ног.
— Чего это она? — несколько скептически оглядев внушительный гномий филей, обтянутый клетчатой юбкой, я потерла ушибленный локоть и посмотрела на Ррашшарда, ожидая пояснений.
Напрасно.
Арахнид выглядел странно. Во-первых, он пытался собрать покомпактнее лапки, чтобы занимать как можно меньше места, и дай ему волю, вообще, свернулся бы в клубочек и укатился под стол, к птицу. Во-вторых, старательно смотрел в пол и только в пол… чтобы не встречаться взглядом с великолепной Ришшикой, изваянием застывшей в дверях. Встречаться взглядом нельзя, чтобы не провоцировать самку, как я поняла…
Ей-нотки, она никогда еще не выглядела настолько потрясающе и величественно: этот царственный поворот головы, это мягкое колыхание шерстки на лапках, это бурно вздымающаяся девичья грудь в разрезе синей жилетки… будь я пауком, тоже впечатлилась бы по самые попугаи.
Ко всему прочему, запоздавшая к представлению арахнидка с разбегу решила, что во всем этом погроме виноват, естественно, самец, и теперь прожигала его взглядом, как боевым лазером.
— Эй-эй, тормози, подруга, — вступилась я за несчастного парня. — У тебя сейчас клыки из пасти расти начнут. Будешь некрасивой, показательно прожорливой, и ни один приличный паук к твоему гнезду близко не подойдет…
Ришшика в ответ недовольно фыркнула что-то в духе: “Клыков самцы не боятся, а хелицеры я умею держать при себе. Я цивилизованная аррграу, а не дикарка”, но тут же расслабилась. Уловив, что я веселюсь, Зельма, обнимающаяся под столом с дохлым попугаем, довольна, как слон, а воспитуемый паук достаточно напуган, Ришшика милостиво кивнула. Но в сторону арахнида укоризненно добавила:
— Глупый самец! Тавуров надо дарить уже ощипанными, а ценные перья рассортировать и преподнести отдельно!
“Глупый самец” почтительно припал на передние лапки, как перед Раушшаной в день приезда, прямо брюшком в горячую лужу. Густая шерстка на глазах впитала почти всю воду с пола. Ну… зато вытирать меньше. Кипяток наверняка уже остыл достаточно, чтобы не беспокоиться о сохранности его пуза.
— Она собиралась сунуть его в кипяток, прямо с перьями! — пожаловалась тем временем гномка, выбираясь из под стола и бережно баюкая свою добычу. — Это же, минимум, двадцать золотых, глупая ты женщина! Бесхозяйственная!
— Сама такая, — огрызнулась я, но без особого энтузиазма, так как во все глаза наблюдала за невероятным действом.
Вредная паучиха подобралась к жертве вплотную, явно наслаждаясь моментом, одним шевелением бровей подняла несчастного ребенка с пола и теперь ме-едленно, интимно, можно сказать, вытирала его мокрое брюшко моим белым кухонным полотенцем!
И еще пояснила, стерва, таким незнакомо-томным голосом голодной гадюки:
— Что за дурной самец, теперь будешь по всему гнезду воду разносить? Стой смирно.
