Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗

- По поводу копий, Аарон, - останавливает меня в дверях Глеб, - Ковалевский сейчас возится с твоим подкидышем. Они должны быть на Смоленке. Сам понимаешь, электронную версию я тебе выслать не могу.

Я только раздраженно киваю и закрываю за собой дверь. С Куклой снова пересекаться нет совершенно никакого желания, но, видимо, придется.

В морге я провожу не больше часа, осматриваю тела ведьм и мертвой собирательницы. Итак, он убил двоих, ладно, двоих с половиной ведьм и одного собирателя, Игорь был уверен, что следующим тоже будет собиратель, говорил, что все началось и связано с Ховринкой, пытался вытащить у Элисте ее список, хотел ей что-то рассказать и показать в Амбреле, но не успел…

Я стою над телом маленькой ведьмы, ничего не чувствую, кроме вязкой дряни внутри нее вместо души. Дрянь незнакомая - это не ад и не демон, никто и ничто из того, что мне встречалось, что я видел раньше. Ни одна адская тварь не оставляет таких следов после себя.

Я застегиваю пакет на девчонке, пряча под синим пластиком темно-русые волосы, разрезанную грудную клетку и пустые глазницы, и иду к последнему трупу, к останкам бывшего смотрителя.

Он будто разорван пополам: ошметки кожи, мышц, вен, осколки костей, от лица ничего почти не осталось, черты неузнаваемы, искажены. Органы действительно изъедены, испорчены: прогнившие, скукоженные, черные, будто вымазаны смолой. И кроме этого ничего. Мой ад молчит, не реагирует, не резонирует, не узнает.

Что ты знал, Игорь? О чем не успел рассказать?

Само собой, бывший смотритель уже ничего никому не скажет.

Я выхожу из морга, потом из здания, замираю возле крыльца. Куда сначала: к Ковалевскому, в квартиру Игоря или в Ховринку?

Ладно, Ковалевский не убежит. А Ховринка… в Ховринке все равно уже испорчено все что можно и нельзя, большая часть Контроля не особенно аккуратна, скорее всего, придурки уже затоптали и замазали даже те крохи, что могли там остаться.

Я достаю мобильник и нахожу сообщение от Саныча с адресом бывшего смотрителя из его личного дела. Глава совета уверял утром, что в квартире Игоря никого еще не было и в ближайшее время не предвидится. Я мерцаю на Фрунзенскую, надеясь, что за те два часа, что я потратил на Доронина и трупы, ничего не изменилось.

Квартира встречает меня странной темнотой и тишиной. Обычная двушка, в обычной старой панельке, шестой этаж, железная дверь.

Вот только темно, как в подземелье Горного короля. Пахнет пылью и затхлостью, такое ощущение, что Игоря здесь не было несколько недель, если не месяцев. Не удивительно, на самом деле, Элисте считает, что он от кого-то прятался.

Я щелкаю выключателем в коридоре, толкаю первую попавшуюся дверь и застываю на пороге. Матерюсь. Громко и от души.

Во что ты влез перед смертью, придурка кусок?

В комнате пусто, только стол у заклеенного газетами окна, и везде: на деревянных истертых досках пола, на обшарпанных светлых обоях, на замызганных газетах - символы и знаки. Не клинопись, не руны, не иероглифы, что-то другое. Снова зудит на подкорке, пока я рассматриваю испещренные багряными знаками стены: от пола до потолка, на самом потолке тоже. Мелкие значки, прижатые друг к другу так тесно, что черточки и палочки почти сливаются, рискуя превратиться в бессвязную кашу, рябят азбукой Морзе перед глазами, шрифтом Брайля. Неаккуратно, как будто Игорь слишком торопился. Кое-где подтеки и пятна, смазанные линии, кое-где символы обведены несколько раз, кое-где перерисованы. Не сомневаюсь, что сделаны они не краской, полагаю, что это кровь. Возможно, самого смотрителя, возможно, животного, а может и человеческая. Сделаны достаточно давно, чтобы я мог понять, что же все-таки послужило чернилами.

Я достаю мобильник, делаю фотографии, стараясь ничего не упустить, по ногам тянет сквозняком, сверху доносятся шаги соседей, гудит стояк, запах плесени тут сильнее, чем в коридоре.

На столе ворох каких-то бумаг, потрепанные книги, фотографии и карты. У Озерова убористый, мелкий почерк. Буквы, как и символы на стенах, трусливо жмутся друг к другу, как будто боятся чужих взглядов.

Я просматриваю несколько верхних листков, мало что понимаю: бессвязные обрывки фраз, смесь из символов защиты, похожих на заклинания Мизуки, каких-то цифр. На картах и фотографиях –   Ховринка. Летом, зимой, осенью, весной. Внутри и снаружи. Чаще все-таки внутри – подвальные помещения и крыша, кажется, западного крыла, но уверенности нет.

Книги – несколько Библий, Коран, Тора, ничего такого, что было бы сложно достать, издания хоть и не новые, к реликвиям не имеют никакого отношения.

Я пролистываю Библию и Тору, замечаю пометки на страницах все теми же мелкими буквами, но тщательно не присматриваюсь, еще будет время. Под книгами и картами какие-то листовки и вырезки, распечатки, несколько вудуистских брошюр, что-то из этого исписано, что-то нет, что-то измазано в крови, на чем-то жирные пятна. Полная каша, действительно похожая на бред.

Что ты искал, Игорь?

Я отворачиваюсь от стола, еще раз пробегаюсь взглядом по стенам, потолку и полу. Эти символы напоминают семитские, но… только напоминают. Тут перевернутые девятки, дрожащие молнии, «ж», похожие на пентаграммы, и лежащие на брюхе восьмерки.

Мне здесь не особенно нравится, стены давят, эти символы сковывают и как будто приглушают мои ощущения, пытаются загасить ад, но… как-то не так. Чувство, что на меня действуют в полсилы или даже меньше. 

Не понимаю.

Я снова отворачиваюсь, сгребаю все бумаги, фотографии и книги в одну кучу и сваливаю у входной двери. С этим придется повозиться, но… какие у меня варианты? В Доронина и его бравых парней я верю примерно так же, как и в воздаяние.

За второй дверью комната дочери Игоря, тут ничего не тронуто: учебники, игрушки, аккуратно застеленная кровать, безделушки и фотки когда-то счастливой семьи, розовый рюкзак в углу.

Я напрягаю память.

Сколько было Алине, когда она пропала? Восемь или девять, кажется…

Я плохо помню подробности того дела, практически совсем не помню. Игорь ко мне не приходил, дело вел Контроль, может быть, лично Волков.

Я закрываю дверь в застывшую во времени, замороженную воспоминаниями, наполненную болью Озерова комнату и иду на кухню.

Здесь полный завал: одежда, посуда, два кресла, книги, еще какое-то барахло. Игорю надо было освободить место, и то, что не смог выкинуть, бывший смотритель свалил сюда. Я бегло осматриваю шкафы, до которых могу добраться, стол и холодильник. Но ничего интересного не нахожу. Еда, покрытая плесенью, какие-то травы, брюки и рубашки, воняющие затхлостью – свалка забытых, ненужных вещей. В холодильнике несколько банок с кровью, такой старой, что она вязкой жижей растекается по дну, хлопьями пыли оседает на стенках.

Здесь же на столе несколько самодельных оберегов из веток, камней, стекла и глины: славянские, китайские, индийские, еще какие-то. Ржавые ножи, вилки с присохшими остатками еды, кружки, банка с чем-то терракотово-болотным. Как и кровь в холодильнике, оно вязкое и липкое. Я не рискую открывать, просто поднимаю. В жиже что-то чернеет. Требуется несколько мгновений, чтобы понять, что это мелкие кости. Может, крысиные, может, кошачьи или птичьи.

Я возвращаю банку на место, еще раз осматриваюсь и выхожу. Проверяю ванную и туалет, шкаф в длинном, узком коридоре. Больше ничего не трогаю, потому что не вижу необходимости.

А через двадцать минут я все-таки выхожу из квартиры, с ворохом бумаг подмышкой, прижимаю телефон к уху плечом, раздраженно слушаю гудки в трубке.

Мне нужна информация и лучше из первых рук.

- Только не говори, что у тебя в «Безнадеге» очередная дама в беде, - усмехается Волков.

- У меня дома две дамы в беде, - отбиваю, бездумно разглядывая улицу. Людей немного, можно будет зайти под арку и наведаться в Ховринку. – Но разговор сейчас не о них, что…

- Ты сказал «дома», Зарецкий? Погоди, дай сяду, - Гад усмехается, но голос не звучит особенно удивленно.