Модификаты (СИ) - Чередий Галина (прочитать книгу .TXT) 📗
Элизабет Кюблер-Росс в свое время писала о пяти стадиях горя при потере близкого человека, и, кажется, я прошла четыре из них до того момента, пока настало время улетать, и странным образом мои внутренние стадии страдания совпали с внешними событиями.
Мое сознание действительно полностью отрицало окончательность ухода любимого, переключаясь на миллион сиюминутных дел, заботу о чужих мне людях, но каждый раз, оглядываясь, я продолжала искать моего энгсина, предвкушая увидеть его сосредоточенный на мне одной взгляд, окунуться в его утешающую улыбку и объятия, когда смотреть на последствия жестокости становилось невыносимо.
Злость же нашла свой выход на третий день, когда мы с доком решили, что все достаточно оправились для объявления о скором неизбежном отлете на родину. Собрав всех, я взобралась на большой бетонный осколок и, потребовав тишины, кратко и четко обрисовала план действий на ближайшее время, озвучив причину: нас здесь не хотят видеть и терпеть, и выбор стоит лишь между обратным полетом и смертью. Я, конечно, ожидала раздражения и непонимания все еще измученных людей, но все же не того потока ярости и неприятия, что обрушился на меня.
— С какой стати мы должны улетать, — закричал высокий парень с уродливым шрамом через правую щеку. — Мы уже столько выстрадали тут и хотим наконец начать заниматься тем, ради чего летели — строить новую жизнь в чистом мире. Кто ты такая, чтобы указывать нам? Всего лишь биолог из экипажа. Вот и занимайся своими букашками и бактериями, чтобы обезопасить нас.
— Она та, кто пришла и привела для вас помощь, освободила вас, хотя у вас самих должно было хватить храбрости и решимости сделать это уже давно, — раздраженно парировал Питерс.
— Помогла — спасибо ей за это, — поддержал первого оратора еще кто-то из толпы. — Но это не дает ей теперь никаких властных полномочий и права решать, что нам делать дальше. Мы должны проголосовать, выбрать руководство, и оно уже станет думать…
— Думать за вас? — не выдержав, взорвалась я. — Вам не хватило до сих пор? Да в гробу я видала все эти ваши властные полномочия, но осознайте своими зашоренными умишками, что вы хоть заизбирайтесь, но это не придаст вашему долбаному вновь провозглашенному руководству сил и возможностей сделать так, чтобы мы остались на этой планете. Мы здесь не хозяева, а крайне нежеланные вторженцы, терпеть которых никто не намерен до бесконечности. Нам отпущено местными силами, о величине которых вы имеете смутное представление, всего пятьдесят суток на то, чтобы убраться к черту или сдохнуть всем до единого. Не. Вы. Тут. Решаете.
Поднялся ужасный гвалт, все спорили со всеми, в мой адрес полетели сотни возражений, а то и просто оскорблений, напоминающих о той репутации, что создал мне Тюссан. Питерс встал ближе и обхватил за плечи, удерживая, а меня прямо-таки колотило от гнева и возмущения. Вселенная, и ради этих людей, что сейчас готовы растоптать меня и вцепиться в глотки друг другу, я отказалась от своего единственного шанса на счастье? Да что же я за идиотка такая? Да гореть им всем в аду и мне вместе с ними за проклятое геройство, что никого, похоже, не спасло в полном смысле этого слова.
— Почему мы должны верить тебе? — орали мне из толпы. — Ты уничтожила Компенсаторы. Твои родители — сволочи, из-за которых озверели Модификаты. Они вообще их создали. У нас нет большей части команды, как нам лететь? Если бы ты была достойной землянкой, то рассказала бы нам, как заставить аборигенов подвинуться и дать нам жить тут. Вы с Питерсом жили среди них и должны знать их слабые места.
— Да провалитесь со своей верой, кому она нужна, недоумки, — Часть меня понимала, что вести себя так — недостойно, и понимания, оскорбляя и бесясь, не достигнуть, но неистовая боль от пустоты в груди рождала такую же свирепость. — С Компенсаторами Тюссан превратил бы вас в гребаных зомби и марионеток, хотя, глядя на вас, я думаю, что он и без них справился. Хотите знать о слабостях местных, тех самых местных, что всего пару суток назад пришли и спасли от участи быть униженными рабами и племенным скотом ваши жалкие задницы, а вы им, естественно, за это бесконечно благодарны? Так вот: у них нет никаких слабостей. Ни одной. Но у них есть Духи, в существование которых вы можете не верить хоть сто раз, но если мы не уберемся с планеты в положенный срок — сдохнем. Так понятно?
Спрыгнув с куска бетона, я зашагала прочь и не остановилась до тех пор, пока не очутилась в лесу, где упала в траву лицом и зашлась в яростном крике, колотя землю кулаками и заливаясь горькими злыми слезами.
Спустя пару часов меня нашел Джеремая, молча поднял, умыл и напоил из принесенной с собой бутылки.
— Ваш мужчина ушел насовсем? — спросил он, когда я немного успокоилась.
— Да, — сухо ответила ему, чувствуя, как невольно кривится лицо в пренебрежительной гримасе. — Потому что я эгоистичная дура с манией героини, а такая ему ни к чему.
— Не говорите ерунды, София, — предложил он мне снова бутылку. — Я хоть и не слишком хорошо успел узнать Рисве, но не нужно быть великим чтецом по лицам, чтобы понять: для этого мужчины Вы были всем и он ни за что не оставил бы Вас по собственной воле. Я лишен поэтического дара, но сравнил бы его восприятие Вас с солнечным светом, без которого нет жизни. Для меня странны столь сильные чувства, возникшие практически одномоментно между существами настолько разными, но, если подумать, сколько чудесного и искреннего мы утратили с нашей рассудочностью, цивилизованностью, верой исключительно в доказанные наукой факты. Например, надежду на существование твоей единственной во всей Вселенной второй половины, которую стоит ждать хоть вечность и, встретив, принимать без единой тени сомнения.
— Ну что же, я настоящая дочь своей цивилизации, — недобро усмехнулась, глядя в небо Реомы. — Я встретила-таки своего единственного, получила шанс на истинное счастье и променяла его на сиюминутное геройство, не сумев договориться со своей чертовой совестью. И Вы правы, док, Рисве не ушел бы сам. Это я просила Духов стереть меня из памяти его и всех хротра. Такая дура-дура-дура. Да лучше бы я попросила вырвать из своего мозга все воспоминания о Земле, "Ковчеге" и Тюссане. Жила бы себе дальше с любимым в блаженном неведении ни о чем.
— Да, София, может, так и лучше, не мне судить, но то, как поступили Вы — правильно. И для меня Вы теперь навечно пример того, какими следует быть всем нам.
— Правильными и бесконечно несчастными? — фыркнула я раздраженно.
— Настоящими людьми, как бы пафосно это ни прозвучало.
Этап жалкого торга с судьбой начался для меня спустя еще неделю, когда стали переправлять первые партии землян челноками обратно на "Ковчег". Перед этим случился еще один отвратительный момент, когда женщины, насильно оплодотворенные Модификатами, собрались и потребовали у Джеремаи прервать их беременности, невзирая на сроки. Не все, но процентов восемьдесят желали этого и подходили с подобными просьбами к Питерсу поодиночке и до этого. По моему настоянию он упорно отказывал им, хоть в тюссановском "пентагоне" и уцелел медкабинет. Я была просто уверена, что местные Духи сочтут массовые аборты буквально плевком им в лицо после проявленной терпимости, и последствий нам не избежать. Поэтому было принято решение переправить всех наседавших на него скандалисток в головной модуль "Ковчега" и там уже приступить к операциям. А это значило, что теперь я оказалась совершенно одна, даже без дока, который делал мое перманентное состояние потери хоть немного терпимее. Конечно, я могла тоже полететь с ним, но никак не находила в себе сил решиться покинуть Реому, пусть для меня тут уже не осталось ничего. В первую же ночь после отлета дока на орбиту, я выскользнула за раздолбанный периметр и, отойдя подальше в лес, стала просить. Сначала про себя, потом потихоньку вслух. О снисхождении, о великой милости, о щедрейшем чуде, да плевать на все и на всех, о шансе передумать, переиграть все назад. Клянчила, предлагала безмолвным небесам торг, готовая заплатить любую цену, наступить на горло всем принципам и никчемной совести, лишь бы вернуть моего Рисве, лишь бы унять ту невыносимую боль, что истязала меня каждую секунду без него. Я кричала, просила забрать всех этих проклятых спасенных в обмен на него одного, выдыхалась несколько часов спустя, плелась назад, весь день снова помогала в сборах и переправке, а следующей ночью повторяла все заново.
