Тонкий лёд (СИ) - Цыпленкова Юлия (книга регистрации .txt) 📗
Вскоре горничные навели порядок в комнатах, убрав осколки, цветы поставили в новую вазу, а я села писать поздравления агнару Тагнилсу. А когда закончила и запечатала письмо, ко мне пришли удовлетворение и голод.
— Несите завтрак, — велела я. — И побольше. Мне кажется, я сейчас проглочу живого быка и даже не замечу этого.
— Ох, ваше сиятельство… — вдруг прикрыла рот рукой одна из старших женщин. — Уж не ребеночка ли вы ожидаете? И беспорядок учинили, и на его сиятельство ругаетесь, и аппетит…
— Радость-то какая! — воскликнула еще одна горничная.
— И что же это их сиятельство вам тут поселиться позволили? И сами ютятся в гостевых покоях, только требуют, чтобы мы о вас несколько раз в день сообщали? Или не знают еще? — вставила третья.
О моем положении ни я, ни супруг еще никому не объявляли. О чем мы говорили с ним, никто не слышал, да и как тут объявить, когда мы сами еще с этим положением не разобрались? Но более опытные женщины умудрились подметить, и теперь дружно смотрели на меня с восторженным ожиданием. А я… А я вдруг скривилась и уже привычно разрыдалась.
— Ой-й, — протянула первая, коротая так верно всё поняла.
— Да как же… — охнула вторая.
— И что же? — вопросила третья.
— И ничего, — истерично ответила я, утерла слезы и сурово велела: — Завтрак.
— Конечно, ваше сиятельство, — засуетились женщины.
Ну вот, теперь еще и прислуга судачить начнет. И до чего они договорятся, одной Богине известно. Еще вспомнят клевету Тэба и то, что я не ночевала дома. Еще и подлеца Эйнора припишут, уж больно в эту картину славно вписывается. Да что же за наказание?! Теперь аппетит пропал вовсе. Плакать не хотелось. Было единственное желание: сбежать из этого дома под папенькино крыло. Однако надежда на то, что диар образумится, была еще жива.
— Унесите, — велела я, когда передо мной начали выставлять еду. Затем бросила взгляд на поднос и забрала тарелочку с румяными булочками. После откусила кусочек булочки, скосила глаза на поднос, который никто уносить не спешил, и забрала еще и чай. Однако снова посмотрела на всё, что мне принесли, и милостиво разрешила. — Так и быть, накрывайте.
Пока я насыщалась, у меня мелькнула мысль, что я превращаюсь в самодура. Ну как такое возможно, чтобы так стремительно менялись желания? Неужто и правда это всё из-за беременности?
— Ваше сиятельство, — негромко позвала одна из женщин. — Простите великодушно, но вас не тошнит?
— Зачем меня должно тошнить? — изумилась я. — Отменная еда, вкусная.
Слова горничной меня неожиданно насторожили. Я даже прислушалась к себе, после обернулась к женщине и с подозрением спросила:
— Меня должно тошнить?
— Тех, кто в тягости, часто тошнит, — улыбнулась она.
— А если меня не тошнит, это что-то значит? Что-то плохое? — теперь я не на шутку встревожилась.
— Да что вы, д’агнара Флоретта, — поспешила успокоить меня другая женщина. — Меня вот не тошнило. У каждой ведь так, как Мать Покровительница решит. Не тошнит и ладно, а то на тех, кому дурно, и смотреть-то жалко.
Я еще раз прислушалась к себе, мне плохо не было, мне было даже очень хорошо. Пожав плечами, я с удовольствием доела все, что мне принесли и с удовлетворенным вздохом откинулась на спинку стула, блаженно протянув:
— Теперь совсем хорошо.
Неожиданно в дверь постучались. Одна из женщин направилась к дверям, за которыми оказался лакей. Он что-то передал горничной, и она вернулась ко мне с письмом. Я уже приготовилась увидеть послание от супруга, но оттиск был не диара, да и на конверте значилось только мое имя, без полного адреса и подписи отправителя. Заинтригованная, я вскрыла письмо и первым делом взглянула на подпись.
— Карлина Кетдил, любопытно, — вслух произнесла я и углубилась в чтение.
Карли писала, что имеет ко мне важный разговор и просит не отказать в милости. Она говорила, что не хочет заходить во дворец, потому что встречается со мной втайне от родителей. Просила выйти к ней и обещала, что разговор не займет много времени. Что-то нехорошее шевельнулось у меня внутри, и я потребовала:
— Дайте шкатулку с письмами.
Открыв шкатулку, я нашла несколько посланий от Карли, которыми мы обменивались с ней после игры в трефаллен. Сравнив почерк, я несколько успокоилась, письмо принадлежало руке юной агнары Кетдил.
— Его сиятельство у себя? — спросила я, решив изначально посоветоваться с ним, как поступить.
— Нет, — последовал ответ. — Его сиятельство отбыл в Кольберн, когда мы ходили за завтраком.
— Проклятье, — тихо выругалась, затем еще раз перечитала письмо, и любопытство победило.
Рассудив, что ничего дурного не будет в том, что поговорю возле ворот с Карлиной, я велела подать мне верхнюю одежду. Вскоре я уже выходила на улицу, жмурясь от солнечных лучей. День обещал быть чудесным, и я с наслаждением втянула носом прохладный воздух. Уверенно направилась к воротам, где меня должна была ожидать агнара Кетдил, сжимая в кармане ее письмо. Девушка просила его уничтожить, чтобы ее не могла скомпрометировать весьма необычная просьба, но я уничтожать не торопилась. Теперь я хотела иметь под рукой то, что сразу всё расставит по местам, не допуская новых непониманий с супругом.
За воротами стояла карета, запряженная двойкой вороных. Карету я тут же узнала, на ней ко мне приезжали обе агнары Кетдил, потому, приветливо улыбнувшись, я помахала рукой и велела отпереть мне калитку. Через минуту я уже подходила к карете, дверца которой гостеприимно открылась, и я, чуть поколебавшись, все-таки забралась внутрь. Жизнерадостный до отвращения голос произнес:
— Безмерно рад нашей новой встрече, тетушка, — дверца захлопнулась, и экипаж тронулся с места. А до меня донеслось: — Я успел соскучиться без вас, дорогая.
Негодяй, уже разрушивший мое счастье, притянул меня к себе рывком, усаживая рядом, и крепко взял под руку.
— Дергаться не имеет смысла, Фло, я сильней, — уже без тени улыбки произнес Эйнор. — Не беспокойтесь, вам ничего не угрожает… пока.
Я зажмурилась, отвесив себе мысленно оплеух. Как же глупо. Так глупо и бездарно попасться могла только ты, Флоретта! Зачем полезла в карету? «Затем, что уверилась, что меня ожидает Карлина Кетдил», — ответила я сама себе и протяжно вздохнула.
— Карли… почему? — только и спросила я. Вопрошать об очевидном смысла не было. Эйнор Альдис был здесь, и он вновь увозил меня прочь от дома моего мужа.
Молодой негодяй хмыкнул и с явным удовольствием ответил:
— О, дорогая, не думайте о Карли дурно. Малышка всего лишь прислушалась к моим мольбам и решила помочь примириться с дядей. А так как дядюшка души в вас не чает и непременно должен прислушаться, то она согласилась написать вам, чтобы попросить о встрече. Скажу больше, она намеревалась сама отправиться к вам и умолять помочь несчастному молодому человеку, попавшему по недоразумению в немилость к его сиятельству. Мы даже сговорились отправиться на встречу с вами вместе завтра, однако… Нам ведь не нужны посредники, дорогая?
Я подняла на него взгляд, впервые с того момента, как оказалась в западне, желая спросить, что он задумал на этот раз, но так и не произнесла ни слова, глядя с неприлично открытым ртом на повязку, закрывавшую один глаз младшего Альдиса. Заметила я и разбитые губы, невольно протянув совсем уж неучтиво:
— Ого. Что с вами случилось?
— Спросите у своего мужа, — сварливо ответил Эйнор. — Дядюшка становится совершенно невыносим, когда дело касается вас. Впрочем, меня воспитывать он всегда предпочитал жестко. Правда, забывал спросить, нужно ли мне его воспитание. В девятнадцать лет благословил собственноручной поркой.
— За что? — опять не удержалась я.
— За молодость и веселый нрав, — с вызовом ответил младший Альдис.
Мне тут же вспомнились рассказы супруга о его племяннике, после всё это сложилось с тем, что я уже знала об Эйноре, и порка показалась мне совершенно оправданной. Впрочем, об этом вслух я говорить не стала, только спросила:
