Отражение в мутной воде - Арсеньева Елена (бесплатные версии книг txt) 📗

Елена Арсеньева

Отражение в мутной воде

Стоял апрель, больше похожий на март, и легкий зеленый пух, принарядивший склоны холма Сакре-Кер, словно бы задумался в нерешительности: а какой вообще смысл зеленеть, когда кругом такой холодище? Лиловые крокусы на клумбах подрагивали и ежились от порывов северного ветра. Однако тот же ветер в два счета размел серую мглу, скопившуюся за день над городом, и Париж теперь мерно колыхался далеко внизу, точно содержимое огромной драгоценной чаши, из которой можно вечно пить вино восторга.

Народу под стенами храма собралось, как водится, море, однако Тина разглядела знакомую замшевую куртку с пижонскими заплатами на локтях. Да, это был Валентин.

Стоит над обрывом и смотрит, как старик кормит птиц. Сытые, ленивые парижские голуби тучами слетались к вытянутой морщинистой руке, наперебой хватали с ладони хлеб, взмывали ввысь, опять опускались, кружили над стариком, умильно кося черными бусинками глаз… По всему краю откоса торчали, истово вытянув руки и завистливо поглядывая на счастливца, туристы, желавшие испытать удачу, однако птицы, словно заколдованные, облетали их ладони, полные корма, стремясь лишь к одной. И в конце концов туристы смирялись, отдавали свой хлеб старцу, а сами скромно толпились в сторонке, созерцая непостижимое: стая птиц спускалась с небес, чтобы поклевать хлеба из одной-единственной ладони.

– А может, он и есть Сен-Дени? – предположил какой-то мальчишка, обратившись к своему приятелю, когда, наглазевшись вдоволь, они двинулись извилистой лестницей к изножию холма, где играла-переливалась огнями нарядная, словно бы игрушечная, карусель.

Валентин посмотрел им вслед, а Тина вдруг поняла: она знает, о чем он думает. Он думал о святом Дени, который со своим разорванным ударом ножа сердцем сумел дойти до парижан и предупредить их о нападении врагов. Потом он умер на этом холме. Там, на вершине, теперь и стоит великолепный храм Божий, белый, как мечта, как сон, как призрак, и назван он Сакре-Кер – разбитое сердце…

Лицо у Валентина было какое-то странное. Черты словно бы заострились, стали резче, четче. Тяжелая выдалась командировка, что так исхудал? Тина даже усомнилась, он ли это.

И в этот миг она увидела девушку.

Девушка была довольно высокая, худая, прелестно-угловатая, с раскосыми карими глазами на маленьком пикантном личике. Ее блестящие волосы лежали плотно, как вороново крыло, открывая высокий умный лоб с иронично вскинутыми бровями. Девушка стояла у входа в храм и разглядывала двух молодых арабов, которые плели на заказ модные косички всем желающим. Причем делали они это с непостижимой быстротой: пропускали прядь в отверстие какой-то картонки, потом сновали туда-сюда чем-то вроде челночка, мелькая разноцветными нитками-заплетушками, – и вот, пожалуйста: среди локонов торчит косенка, похожая на пружинку!

Целый класс длинноногих крикливых школьниц-американочек изукрасил себя хитом нынешней весенней моды, и арабы приглашающе замахали девушке, на которую смотрела Тина. Однако та лишь покачала головой, еще выше вскинув свои гибкие брови, и запрыгала вниз по ступенькам. На ней были грубые башмаки на толстенной подошве, а подвернутые носки, как вдруг заметила Тина, разноцветные: один зеленый, а другой красный.

Словно светофор. Словно «да» и «нет».

Валентин тем временем отошел от края обрыва и свернул в одну из боковых аллеек, где притулилась скамеечка под сенью вечнозеленого дрока. Там он и сел, поставив рядом с собой большой светло-коричневый портфель. Откинулся, вытянул ноги. Турист, утомленный долгим днем. Однако блаженная расслабленность была лишь в его позе, а лицо по-прежнему оставалось напряженным – в уголке рта мелко-мелко подрагивал мускул. Валентин смотрел на пышную, опушенную желтыми цветами ветвь дрока, но Тина понимала, что он ничего не видит перед собой, а ждет – напряженно ждет чего-то… или кого-то.

Она опять удивилась, потому что привыкла видеть на его лице улыбчивую беззаботность, а это выражение было новым, незнакомым – и почему-то пугающим.

Девушка внезапно вышла из-за поворота аллейки и остановилась шагах в десяти от Валентина. Она склонила голову к плечу и принялась разглядывать его так внимательно, словно, как и Тина, не была уверена: тот ли это человек. А Валентин по-прежнему сидел, уставившись на желтые цветы, как бы и не чувствуя, не замечая этого пристального взгляда.

Какой-то мужчина с обритой головой, в черной куртке и черных джинсах быстро прошел по аллейке, слегка толкнув девушку, но не извинился, а скрылся за кустами. Девушка, впрочем, не обиделась. Она вздрогнула, словно очнувшись, и медленно сунула руку во внутренний карман своей короткой кожаной курточки со множеством ремешков, карманов, пряжек и заклепок. И тут Тина осознала, что ошибается: все, что казалось ей неторопливым, как бы нарочно замедленным, на деле свершалось напряженно и стремительно. Едва ли минута прошла с тех пор, как девушка со ступенек храма Сакре-Кер заметила Валентина и направилась за ним в эту уединенную аллейку. И уж совсем считаные секунды понадобились ей для того, чтобы выхватить из-под куртки пистолет.

Валентин вздрогнул, вскинул голову. Глаза его расширились, он протестующе вскинул руку, рванулся вперед… нет, только попытался рвануться. Выстрел пресек даже не движение, а попытку его.

Чуть слышный хлопок – и Валентин, бестолково взмахнув руками, отброшен на спинку скамьи, а из левого плеча его, из небольшого, с рваными краями, отверстия, которое образовалось в сером плаще, поплыла густая краснота.

Брови девушки взлетели еще выше. Она словно бы изумилась тому, что сделала. Но тотчас же лицо ее приняло будничное, сосредоточенное выражение, и, чуть высунув кончик маленького розового языка, как бы помогая себе в нелегком деле, она выстрелила еще дважды.

Валентин уронил голову на грудь, дернулся всем телом… замер. Девушка, удовлетворенно кивнув, шагнула к скамье, схватила портфель и, не взглянув на убитого, скрылась за поворотом аллейки, побежала по ступенькам, ведущим вниз, куда-то в переулки Монмартра. Нет, она не то чтобы спасалась бегством – просто по этой почти отвесной лестнице нельзя было спускаться иначе чем стремглав.

Тина провожала взглядом худую, проворную фигурку до тех пор, пока девушка не вскочила в седло мотоцикла, стоящего у подножия лестницы. Одной рукой она прижимала к себе портфель Валентина, другой нахлобучивала шлем, что-то быстро-быстро говоря бритоголовому человеку в черной куртке, который держал руль. Человек одобрительно кивнул, оглянулся, сверкнув узкими глазами на вершину холма. Мотоцикл взревел, резко с места, набирая скорость, заложил вираж, исчез среди домов…

А Валентин так и сидел, склонив голову к плечу, уставившись перед собой сосредоточенным незрячим взглядом. Кровь из трех ран уже не текла. И Тина только сейчас поняла, что он – мертв, что его убили у нее на глазах, а она ничего не могла сделать, чтобы спасти ему жизнь, – только смотрела, как убивают.